Властелин колец (кинотрилогия)

Властелин колец
The Lord of the Rings
Жанр	Фэнтези Боевик Приключения
Режиссёр	Питер Джексон
Продюсер	Питер Джексон Барри М. Осборн Фрэн Уолш Марк Ордески Тим Сандерс («Братство Кольца»)
Автор сценария	Питер Джексон Фрэн Уолш Филиппа Бойенс Стивен Синклер («Две крепости») по роману Джона Рональда Руэла Толкина «Властелин колец»
В главных ролях	Элайджа Вуд Вигго Мортенсен Шон Эстин Иэн Маккеллен Энди Сёркис Орландо Блум Лив Тайлер Шон Бин Кейт Бланшетт Бернард Хилл Билли Бойд Джон Рис-Дэвис Миранда Отто Доминик Монаган Хьюго Уивинг Кристофер Ли Иэн Холм Дэвид Венхэм Джон Ноубл Карл Урбан Брэд Дуриф
Оператор	Эндрю Лесни
Композитор	Говард Шор
Кинокомпания	New Line Cinema WingNut Films
Длительность	178 минут 228 минуты (расширенная версия)
Бюджет	$281 млн
Сборы	$2,91 млрд
Страна	Новая Зеландия Новая Зеландия США США
Язык	английский синдарин квенья
Год	2001—2003
Выход фильма «Властелин колец» (оригинальное название — The Lord of the Rings)

К:Фильмы 2001 года

Кинотрилогия «Властели́н коле́ц» (англ. The Lord of the Rings; 2001—2003) — культовая, поставленная режиссёром Питером Джексоном серия из трёх связанных единым сюжетом кинофильмов, представляющая собой экранизацию романа Дж. Р. Р. Толкина «Властелин колец».

В трилогию входят фильмы:

• 2001 — Властелин колец: Братство Кольца (англ. The Lord of the Rings: The Fellowship of the Ring)
• 2002 — Властелин колец: Две крепости (англ. The Lord of the Rings: The Two Towers)
• 2003 — Властелин колец: Возвращение короля (англ. The Lord of the Rings: The Return of the King)

«Властелин колец» является одним из самых крупных проектов в истории кино. Его реализация заняла восемь лет; все три фильма были сняты одновременно в Новой Зеландии, родной стране Джексона. У каждого из фильмов трилогии есть специальная расширенная версия, выпущенная на DVD спустя год после выхода соответствующей театральной версии. Фильмы следуют за основной сюжетной линией книги, но опускают некоторые существенные элементы повествования, включают дополнения и отклонения от исходного материала.

Сюжет трилогии следует за хоббитом Фродо Бэггинсом, который идёт в поход вместе с Братством Кольца с целью уничтожения Кольца Всевластия. Это необходимо для окончательной победы над его создателем, Тёмным Властелином Сауроном. Братство распадается, и Фродо продолжает путешествие вместе с верным спутником Сэмом и предательским проводником Голлумом. Тем временем Арагорн, наследник трона Гондора, и волшебник Гэндальф объединяют Свободные народы Средиземья для противостояния армиям Саурона в Войне Кольца.

Трилогия имела большой финансовый успех и является одной из самых прибыльных серий фильмов. Фильмы были положительно приняты критиками и выиграли 17 премий «Оскар» из 30 номинаций. Заключительный фильм трилогии, «Возвращение короля», получил все 11 «Оскаров», на которые был номинирован, что является рекордным количеством наград Американской киноакадемии для одного фильма (за всю историю столько же статуэток смогли получить только два фильма: «Бен-Гур» Уильяма Уайлера и «Титаник» Джеймса Кэмерона). Трилогия также известна использованием инновационных визуальных эффектов, в частности, Голлум стал первым персонажем, полностью созданным с помощью технологии захвата движения.

Сюжет трилогии

Братство Кольца

Всё началось с отливки великих Колец. Три из них были отданы бессмертным эльфам, семь — пещерным гномам, а девять — королям людского рода. Но в пылающей пещере вулкана Ородруин Тёмный властелин Саурон тайно выковал ещё одно — Единое Кольцо, призванное подчинить себе все остальные. В этом Кольце была сосредоточена вся злоба и мощь повелителя Мордора, задумавшего положить конец свободе народов Средиземья и подчинить их себе навеки. Последний союз людей и эльфов выступил против армий Мордора. Исилдуру, сыну павшего в бою короля, удалось отрубить Саурону палец и завладеть Кольцом. Но оно поработило его волю и привело к гибели. Кольцо было потеряно и пролежало на дне реки две с половиной тысячи лет. Затем оно попало в руки существа по имени Голлум, который обладал им в течение столетий, пока Кольцо не было найдено хоббитом Бильбо Бэггинсом.

60 лет спустя Бильбо оставляет Кольцо своему племяннику Фродо. Узнав, что это то Кольцо, которое в своё время принадлежало Тёмному властелину, волшебник Гэндальф Серый предупреждает Фродо, что прислужники Саурона будут искать его. Фродо со своим слугой Сэмом покидают Шир. Гэндальф является за советом к главе своего ордена, Саруману Белому, который сообщает, что из крепости Минас Моргул на охоту за Кольцом выехали Чёрные Всадники. Сам же Саруман перешёл на сторону Мордора. Гэндальф отказывается присоединиться к нему и попадает в плен.

По дороге в Бри Фродо и Сэм случайно встречают хоббитов Пиппина и Мерри. Они едва не попадаются Чёрным Всадникам, но успевают в последний момент бежать из Шира. В трактире «Гарцующий пони» Фродо встречает следопыта Арагорна, который вызывается привести их к Ривенделлу. Во время путешествия назгулы нападают на хоббитов. Арагорн прогоняет их, но Фродо тяжело ранен моргульским клинком. Приехавшая эльфийка Арвен на быстром коне доставляет Фродо в Ривенделл и топит преследующих её назгулов в разбушевавшейся реке. Её отец, Владыка Элронд, исцеляет Фродо. Тем временем Гэндальф бежал из плена и прибыл в Ривенделл. На совете Элронд требует уничтожить Кольцо, бросив его в пламя Роковой горы, которая находится в Мордоре. Фродо вызывается сделать это. Его готовы сопровождать Сэм, Пиппин, Мерри, Гэндальф и Арагорн, к которым присоединяются эльф Леголас, гном Гимли и Боромир, человек из Гондора. Элронд называет этот отряд Братством Кольца.

Во время перехода через подземные копи Мории на Братство нападают орки и балрог, демон древних времён. Гэндальф обрушивает мост с балрогом в пропасть, но тот, обвив мага своим бичом, увлекает его за собой в бездну. Выйдя из пещер, отряд приходит в лес Лориэн, где их принимают правители, Келеборн и Галадриэль. Эльфы снабжают путников всем необходимым и отправляют их в лодках по реке Андуин. Саруман высылает на их поиски отряд орков новосотворённого племени — урук-хай. На стоянке Боромир требует от Фродо отдать ему Кольцо, чтобы спасти его народ. Фродо отказывается, Боромир пытается отнять Кольцо, но хоббит, став невидимым, ускользает от него. В это время отряд атакуют орки. Гимли и Леголас успевают на помощь Арагорну и слышат рог Боромира. Тот защищал хоббитов, но был смертельно ранен стрелами. Орки захватывают в плен Пиппина и Мерри. Арагорн, Гимли и Леголас решают преследовать орков и выручить друзей. Фродо и Сэм переплывают Андуин и направляются в Мордор.

Две крепости

Братство распалось, и теперь каждому предстоит свой собственный путь. Хранитель Кольца Фродо Бэггинс в сопровождении верного Сэма Гэмджи отправляется вглубь зловещего Мордора. Ведь только там, в стране недремлющего Огненного Ока Саурона, можно уничтожить злосчастное «сокровище». Друзей преследует Голлум — существо, околдованное Кольцом много лет назад. Единственная цель бедолаги — завладеть своей «прелестью», и ради этого Голлум готов пойти даже на убийство хоббитов. Сэму и Фродо удаётся схватить злодея и заставить его поклясться на Кольце, что он не причинит им вреда и, более того, станет проводником в Чёрную страну…

Арагорн, Леголас и Гимли устремляются на поиски Мерри и Пиппина, захваченных орками Сарумана. Бывший белый маг, вступивший в союз с Тёмным властелином Мордора, создал собственных бойцов — огромных урук-хай. Путь бегущих в сторону Изенгарда орков пролегает через земли Рохана. Без отдыха и сна человек, эльф и гном преследуют урук-хай в надежде, что хоббиты ещё живы. Никто не предполагает, что поиски приведут их в волшебный лес Фангорн, где они встретят того, чью гибель оплакивали…

Рохан готовится к войне. 10-тысячная армия урук-хаев, созданная Саруманом, устремляется к Хельмовой Пади — там, в ущелье, защищённом со всех сторон горными отрогами, прячется неприступная крепость Хорнбург. Женщины, старики и дети скрываются в глубоких пещерах, а на защиту цитадели выходят мужчины — мальчики, которым едва достанет сил натянуть лук, крестьяне, ни разу в жизни не державшие меч, и горстка воинов-рохиррим. В мрачном безмолвии ночи они ждут приближения врага, надвигающегося бесконечной чёрной рекой. Люди готовы дать последний бой, и никто не надеется дожить до рассвета…

Близится час последней битвы за Средиземье. Десятитысячная армия Сарумана разгромлена в Хельмовой Пади, а сам колдун выведен из игры и заперт в Ортханке. Поражение разъярило повелителя зла Саурона, и в глубине Мордора тёмные силы собираются в кулак и готовятся к нападению на Белый город — прекрасный Минас-Тирит, древнюю столицу Гондора и цитадель рода Людей.

Гэндальф и Арагорн предупреждают короля Рохана Теодена о готовящемся нападении. Маг отправляется в Гондор, прихватив с собой Пиппина. Небо над Минас-Тиритом заволакивают чёрные тучи, ползущие из Мордора. Наместник Дэнетор, отец Боромира, оплакивает своего любимца и не собирается готовиться к войне, хотя его младший сын Фарамир, охраняющий подступы к столице, неоднократно предупреждал об угрозе. И когда вторжение орков начинается, оборону Белого города возглавляет Гэндальф. В Рохане получают сообщение о начале войны, и Теоден отдаёт приказ о выступлении рохиррим.

Несметные полчища орков, троллей и прочих жутких порождений Мордора заполняют Пелленорское поле и подступают к Минас-Тириту. Осадные орудия громят величественные башни, всё меньше надежды остаётся в сердцах людей, оглушённых нечеловеческими воплями назгулов.

Арагорн, последний из наследников трона Гондора, преодолевает страхи и сомнения и отправляется в сопровождении гнома Гимли и эльфа Леголаса на Тропу Мёртвых. Если ему удастся уговорить армию призраков выполнить его волю, то у людей ещё есть шанс уцелеть в смертельном поединке.

Но настоящая битва со злом состоится не на полях сражений. Две одинокие фигурки, обессилевшие в долгом походе, голодные, забывшие о тепле и свете, бредут за своим сомнительным провожатым. Голлум ведёт хоббитов в страшную ловушку. Сэм подозревает его в измене, но Фродо, душа которого по мере приближения к логову Саурона всё больше попадает под власть Кольца, уверен в честности Голлума. Преодолев лестницу с бесчисленным количеством ступенек над захваченной назгулами крепостью Минас Моргул, Хранитель оказывается в пещере, где властвует громадная паучиха Шелоб…

Мужество, преданность, любовь и самоотверженная дружба — на одной чаше весов. На другой же — предательство, страх, безудержная злоба и жажда власти…

Возвращение Короля

Хоббиты Фродо и Сэм, используя Голлума в качестве проводника, продолжают путь к Ородруину. Фродо верит поклявшемуся в верности Голлуму. Но Сэм понимает, что Голлум попытается уничтожить их при первой возможности — он под властью Кольца. Голлум строит козни и всячески пытается поссорить хоббитов.

Тем временем, после победы в Хельмовой Пади, войско Теодена возвращается в Эдорас. В первую же ночевку Перегрин Тук крадет у Гэндальфа палантир, в котором видит Око Саурона. Чтобы спасти хоббита от Ока, Гэндальф увозит его в Минас-Тирит.

Войска Мордора под предводительством Короля-чародея, самого верного слуги Саурона, захватили Осгилиат, город, стоящий на реке Андуин, то есть, фактически, напали на Гондор. Саурон подозревал, что Кольцо находится в Гондоре. Он полагал, что Кольцо хотят использовать против него, а не уничтожить.

Следуя своему коварному плану, Голлум приводит хоббитов в пещеру гигантской паучихи Шелоб (порождения древней Унголиант). Шелоб ранит Фродо и парализует его ядом, но Сэму удается прогнать паучиху. Думая, что Фродо мертв, Сэм забирает Кольцо и решает продолжить путь. Проходивший мимо отряд орков захватывает Фродо, а спрятавшийся в пещере Шелоб Сэм узнаёт, что хозяин жив, и отправляется в крепость Кирит Унгол его выручать. Деля добычу, орки передрались друг с другом из-за мифриловой кольчуги Фродо, и хоббитам удалось вырваться на свободу. Сэм возвращает Фродо Кольцо, не успевшее подчинить себе его волю.

Тем временем силы Тьмы начали осаду Минас-Тирита. Использовались катапульты, а также таран под названием Гронд. В армии Саурона, кроме орков, были люди, тролли, мумаки, а главное — назгулы во главе с предводителем, Королём-Чародеем Ангмара. Назгулы летали на крылатых существах, похожих на драконов. Их присутствие и леденящие душу крики внушали ужас защитникам города.

Уже много веков с момента гибели последнего короля Гондором правили наместники. Последний из них, Дэнетор, был мудрым и сильным властителем, но его разум был ослаблен горем от известия о смерти старшего сына Боромира. Вдобавок его младший сын Фарамир, вернувшись со своими людьми из-за восточного берега Андуина, рассказывает отцу о встрече с Фродо и Сэмом и их странном проводнике Голлуме, а также об избранном ими опасном пути через перевал Кирит Унгол. То, что Фарамир упустил Кольцо Всевластья, приводит Дэнетора в ярость, и он посылает Фарамира отбить у орков Осгилиат, а фактически — на верную смерть, так как силы неравны. Отряд гибнет, Фарамир возвращается серьёзно раненым. Думая, что сын умер, а надежды на спасение Гондора нет, Дэнетор пытается устроить погребальный костёр для себя и своего сына, но благодаря Перегрину Туку, а также вмешательству Гэндальфа, Фарамир был спасён, но Дэнетор погиб. Руководство защитой города взял на себя Гэндальф.

Гэндальф, являясь одним из майар, был послан с Заокраинного Запада для помощи свободным народам Средиземья, но он мог лишь наставлять их в нелёгкой борьбе. Вступать в бой он мог только с равным себе соперником — им стал Король-Чародей.

Поначалу битва шла со значительным перевесом сил Саурона, которым удалось взломать оборону Минас Тирита и ворваться на его верхние уровни. Однако на рассвете подошли всадники Рохана, давние союзники Гондора. С ними были хоббит Мерри и Эовин, и ими был повержен Король-Чародей, которому в давние времена было сделано пророчество о том, что он падёт не от руки смертного мужа. Но при этом погиб также и король Рохана, Теоден, которого после той битвы назвали «Прославленным».

Силы Мордора не иссякали. В их поддержку должны были прийти чёрные корабли с пиратами Умбара; но прошедшие Путём Мертвых Арагорн, Леголас и Гимли, заручившиеся поддержкой Войска Мёртвых, перехватили корабли и пришли на помощь Минас-Тириту. Битва была выиграна силами Запада (а точнее, призраками, которые во исполнение древней клятвы повиновались Арагорну как королю Гондора). Арагорн, как и обещал, освободил Мёртвых от клятвы, и призраки исчезли.

После битвы на Пеленнорских полях состоялся Совет, на котором было принято невероятное решение — подойти всей оставшейся армией к воротам Мордора и вызвать Саурона на сражение. Без шансов на победу — только отвлечь Око и дать возможность Фродо исполнить миссию. Саурон не подозревал про этот план и был уверен, что Кольцо используют в грядущем сражении.

Измученные хоббиты добираются до подножия Ородруина, и, когда у Фродо не хватает сил идти, Сэм на своих плечах поднимает его на гору. У самой расщелины на хоббитов нападает Голлум, но уже не может помешать им.

Стоя на краю пропасти, Фродо понимает, что не может уничтожить Кольцо, надевает его и объявляет своим. Неожиданная развязка наступает с появлением Голлума, который отнимает Кольцо, откусив Фродо палец. Фродо после недолгой борьбы сталкивает Голлума в жерло Ородруина, сам падает в пропасть, но удерживается за скалу. Подоспевший Сэм вытаскивает друга. Таким образом Кольцо было уничтожено.

С уничтожением Кольца цитадель Саурона разрушилась, а войско Мордора обратилось в бегство. Началось извержение вулкана Ородруин. На помощь Фродо и Сэму приходят Орлы, вынесшие их из пылающей лавы.

Арагорн становится королём Гондора и женится на эльфийской принцессе Арвен. Хоббиты возвращаются в Шир. Сэм женится на Рози Коттон. Фродо одолевают приступы болезни, вызванной слишком долгим контактом с Кольцом. Постепенно он понимает, что не сможет вернуться к обычной жизни, и решает использовать дарованную им с Бильбо возможность — уйти вместе с эльфами на Запад. Мерри, Пиппин и Сэм провожают их в Гавань; на том же корабле покидают Средиземье Гэндальф, Галадриэль и Элронд.

Развитие проекта

Первое знакомство Питера Джексона с «Властелином колец» произошло во время просмотра одноимённого мультфильма Ральфа Бакши. Впоследствии он прочёл книгу во время двенадцатичасовой поездки в поезде из Веллингтона в Окленд.

Джексон рассматривал возможность экранизации романа с 1995 года. С учётом развития CGI после выхода «Парка юрского периода» Джексон приступил к планированию фэнтезийного фильма, который был бы относительно серьёзным и реалистичным. К октябрю он и его жена Фрэн Уолш объединились с владельцем Miramax Films Харви Вайнштейном для переговоров с Саулом Зейнцем, который обладал правами на книгу с начала 1970-х, с целью экранизации «Хоббита» и двух фильмов, основанных на «Властелине колец». Переговоры остановились, так как Universal Studios предложила Джексону снять ремейк «Кинг-Конга». В дальнейшем оказалось, что Зейнц не имел прав на экранизацию «Хоббита». К апрелю 1996 года всё ещё не был решён вопрос о правах.

Когда Universal отменила проект «Кинг-Конг» в 1997 году, Джексон сразу получил поддержку Вайнштейна и начал шестинедельный процесс разбирательства в принадлежности прав. Джексон попросил своего друга, режиссёра Косту Боутса написать синопсис книги, сам же начал перечитывать роман. Два-три месяца спустя Джексон и Уолш написали свой проект сценария. Первый из фильмов должен был закончиться на смерти Сарумана и отправлении Гэндальфа с Пиппином в Минас Тирит. В этом проекте Гваихир и Гэндальф посещают Эдорас после побега из Ортханка, Бильбо принимает участие в Совете Элронда, Голлум нападает на Фродо, когда Братство ещё не распалось, Сэм смотрит в Зеркало Галадриэль; присутствуют фермер Мэггот, Глорфиндел, Радагаст, Элладан и Элрохир. Они представили свой проект Харви и Бобу Вайнштейну и согласовали создание двух фильмов с бюджетом 75 миллионов долларов.

В середине 1997 года Джексон и Уолш начали писать сценарий вместе со Стивеном Синклером. Партнёр Синклера, Филиппа Бойенс, присоединилась к авторам после прочтения их проекта. Потребовалось 13—14 месяцев, чтобы написать сценарии к двум фильмам, которые составили 147 и 144 страницы соответственно. Синклер впоследствии оставил проект в связи с театральными обязательствами. В соответствии со сценарием пребывание Гэндальфа в Ортханке показано во флешбэке, был вырезан Лориэн, но при этом Галадриэль присутствует в Ривенделле. Дэнетор посещает Совет со своим сыном, а Арвен должна была убить Короля-колдуна.

Проблемы начались в связи с невозможностью для Miramax полностью финансировать проект, но, с учётом того, что уже было потрачено 15 миллионов долларов, было решено слить два фильма в один. 17 июня 1998 года Боб Вайнштейн представил проект сценария для единственного двухчасового фильма. Он предложил вырезать Бри и Битву в Хельмовой Пади, объединить Рохан и Гондор, сократить сцены в Ривенделле и Мории; Эовин же должна была стать сестрой Боромира. Расстроенный идеей «вырезания половины хорошего материала» Джексон отклонил этот сценарий, и Miramax заявила, что любая работа, сделанная Weta Workshop, принадлежит ей. В течение четырёх недель Джексон показал 35-минутное видео их работы различным голливудским компаниям прежде, чем встретиться с Марком Ордески из New Line Cinema. В New Line Cinema продюсер Роберт Шэй посмотрел видео и спросил, почему они работали над двумя фильмами, тогда как книга была издана в трёх частях; он хотел снять трилогию. Теперь Джексон, Уолш и Бойенс должны были написать три новых сценария.

Расширение в три фильма значительно увеличило творческую свободу сценаристов, хотя они должны были соответствующим образом переписать свой сценарий. Три фильма не соответствуют точно трём частям книги, а скорее представляют собой трёхчастную адаптацию. Путешествие Фродо — основная сюжетная линия, Арагорн — главная из других сюжетных линий, и некоторые эпизоды (такие, как Том Бомбадил и очищение Шира), которые не способствуют развитию этих двух линий, не были включены. Даже во время съёмок сценарий продолжал развиваться, частично благодаря содействию актёров, изучающих образы своих персонажей. Самым известным среди таких переписываний является персонаж Арвен, которая первоначально должна была стать принцессой-воительницей, но впоследствии сценаристы вернулись к её книжному варианту.

Для обучения актёров владению мечом был приглашён известный фехтовальщик Боб Андерсон. Его роль в трилогии «Властелин колец» была показана в фильме «Reclaiming the Blade». В этом документальном фильме об искусстве владения мечом также присутствуют актёры Вигго Мортенсен и Карл Урбан, иллюстратор «Властелина колец» Джон Хоу и глава Weta Workshop Ричард Тэйлор.

Создание

Джексон пригласил своего давнего сотрудника Ричарда Тэйлора для работы его компании Weta Workshop с пятью элементами дизайна: оружие, доспехи, грим, существа и миниатюры. В ноябре 1997 года знаменитые иллюстраторы Толкина Алан Ли и Джон Хоу присоединились к проекту. Большинство образов в фильмах основано на созданных ими изображениях. Художник-постановщик Грант Мейджор получил задачу преобразования проектов Ли и Хоу в архитектуру, создания моделей декораций, в то время как Дэн Хенна работал художественным руководителем, разведывая возможные места съёмок и организовывая строительство декораций.

Режиссёрское видение Средиземья было основано на подробном реализме и историческом подходе к фэнтези, на желании сделать мир рациональным и правдоподобным. К примеру, новозеландская армия помогала в строительстве Хоббитона за месяцы до начала съёмок, и растения успели вырасти в необходимый срок. Все существа создавались биологически правдоподобными, в частности крылатая тварь имеет огромные крылья для возможности полёта. Weta Workshop создала 48 000 частей брони, 500 луков и 10 000 стрел. Также было изготовлено 1800 ступней хоббитов для главных актёров, множество искусственных ушей, носов и голов. Было соткано и состарено около 19 000 костюмов.

Съёмки

Съёмочный процесс всех трёх фильмов проходил одновременно во многих местностях, в том числе в заповедниках и национальных парках Новой Зеландии, в течение 438 дней (с 11 октября 1999 года по 22 декабря 2000 года). Дополнительные съёмки проводились ежегодно с 2001 по 2004 годы. Трилогию снимали семь съёмочных групп в более чем 150 различных местах, а также в павильонах около Веллингтона и Куинстауна. Из-за отдалённости некоторых местностей команда брала с собой комплекты для выживания на тот случай, если вертолёты не смогут достигнуть их местонахождения. Новозеландский департамент сохранения был раскритикован за то, что одобрил съёмку в национальных парках без рассмотрения возможности неблагоприятного воздействия на окружающую среду и без уведомления общественности.

Актёры и персонажи

Далее следует список актёров, которые сыграли или озвучили своих персонажей в режиссёрской версии трилогии.

Персонаж	Фильм
	Властелин колец: Братство Кольца	Властелин колец: Две крепости	Властелин колец: Возвращение короля
Братство Кольца
Фродо Бэггинс	Элайджа Вуд
Арагорн	Вигго Мортенсен
Сэмуайз Гэмджи (Сэм)	Шон Астин
Гэндальф	Иэн Маккеллен
Боромир	Шон Бин
Перегрин Тук (Пиппин)	Билли Бойд
Мериадок Брендибак (Мерри)	Доминик Монаган
Гимли	Джон Рис-Дэвис
Леголас	Орландо Блум
Шир и Бри
Бильбо Бэггинс	Иэн Холм		Иэн Холм
Барлиман Баттербур	Дэвид Уитерлей
Миссис Бресгайрдл	Лори Дунгей
Рози Коттон	Сара Маклеод		Сара Маклеод
Хэмфаст Гэмджи	Норман Форси
Элеанор Гэмджи			Александра Эстин
Привратник Бри	Мартин Сэндерсон
Фермер Мэггот	Кэмерон Роудс
Старый Ноукс	Билл Джонсон
Эверард Проудфут	Ноэль Эпплеби		Ноэль Эпплеби
Миссис Проудфут	Мэган Эдвордс
Отто Саквилль-Бэггинс	Питер Корриган
Лобелия Саквилль-Бэггинс	Элизабет Муди
Тэд Сэндиман	Брайан Сергент
Ривенделл и Лотлориэн
Арвен	Лив Тайлер
Владыка Элронд	Хьюго Уивинг
Галадриэль	Кейт Бланшетт
Владыка Келеборн	Мартон Чокаш		Мартон Чокаш
Халдир	Крэйг Паркер
Кирдан Корабел	Майкл Элсворт		Майкл Элсворт
Румил	Джорн Бензон
Фигвит	Брет Маккензи		Брет Маккензи
Рохан и Гондор
Король Теоден		Бернард Хилл
Эовин		Миранда Отто
Фарамир		Дэвид Венхэм
Дэнетор		Джон Ноубл
Эомер		Карл Урбан
Древобород		Джон Рис-Дэвис (голос)
Алдор		Брюс Олпресс
Берег		Рэй Трикетт
Гамлинг		Брюс Хопкинс
Гримбольд			Брюс Филлипс
Дамрод			Элистэр Браунинг
Иролас			Иэн Хьюгс
Король мёртвых			Пол Норелл
Мадрил		Джон Бах
Морвен		Робин Малкольм
Теодред		Пэрис Хоу Стрю
Фреда		Оливия Теннет
Хама		Джон Ли
Халет		Калум Гиттинс
Эльдарион			Сэдвин Брофи
Эотайн		Сэм Комери
Изенгард и Мордор
Голлум / Смеагол	Энди Сёркис
Саруман	Кристофер Ли
Грима Гнилоуст		Брэд Дуриф
Саурон	Сала Бейкер		Сала Бейкер
Король-чародей Ангмара	Шэйн Ранги Брент Макинтайр (дублёр) Энди Сёркис (голос)		Лоуренс Макор Энди Сёркис (голос)
Горбаг			Стефан Уре
Готмог			Лоуренс Макор Энди Сёркис (голос)
Гришнак		Стефан Уре
Кольцо Всевластья	Алан Ховард (голос)		Алан Ховард (голос)
Луртц	Лоуренс Макор
Маухур		Робби Магасива
Снага		Джед Брофи
Углук		Нэтаниэл Лис
Голос Саурона			Брюс Спенс
Шаграт			Питер Тейт
Шарку		Джед Брофи
Исторические личности
Деагол			Томас Робинс
Элендил	Питер МакКензи
Гил-Галад	Марк Фергюсон
Исилдур	Гарри Синклер		Гарри Синклер

Съёмочная группа

Роль	Фильм
	Братство кольца	Две крепости	Возвращение короля
Режиссёр	Питер Джексон
Продюсер	Питер Джексон, Фрэнсис Уолш, Майкл Линн
Сценарист	Фрэнсис Уолш, Питер Джексон
Композитор	Говард Шор
Оператор	Эндрю Лесни

Пост-продакшн

Монтаж

Джексон приглашал разных монтажёров для каждого фильма. Джон Гилберт работал над первым фильмом, Майкл Хортон — над вторым, и Джэми Селкирк — над третьим. «Две крепости» всегда признавались создателями самым сложным фильмом для монтажа, так как «у него не было начала и конца», и была дополнительная проблема совмещения разных сюжетных линий. Джексон продолжал редактировать фильм даже после официального окончания монтажного периода, в результате несколько сцен, включая перековку Нарсила, предысторию Голлума и гибель Сарумана, были перемещены в «Возвращение короля». Позже гибель Сарумана был вырезана из фильма (но включена в расширенную версию), потому что Джексон чувствовал, что эта сцена может затянуть начало третьего фильма. Как и все этапы пост-продакшна третьего фильма, монтаж был очень хаотичным — режиссёр впервые увидел законченный фильм только на премьере в Веллингтоне.

Некоторые снятые сцены не были использованы даже в режиссёрской версии. Рекламный материал для «Братства Кольца» содержал нападение на Лотлориэн морийских орков после того, как Братство покидает Морию. Также были вырезаны некоторые сцены, упоминавшиеся в книге, в том числе Фродо, осматривающий территории Средиземья на Амон Хене, расширенный Совет Элронда, и новая сцена с нападением урук-хая на Фродо и Сэма на берегу Андуина. В «Две крепости» не вошёл эпизод, в котором Элронд и Арвен посещают Галадриэль в Лотлориэне; Арвен впоследствии должна была привести отряд эльфов в Хельмову Падь. Эта сцена и флэшбек первой встречи Арагорна с Арвен были вырезаны во время пересмотра сценария фильма; появление эльфов было объяснено мысленным общением между Элрондом и Галадриэлью. Эовин должна была защитить беженцев в Сверкающих пещерах от вторгшихся туда урук-хаев, тогда как у Фарамира должно было быть видение Фродо, который становится подобным Голлуму. У Фродо и Сэма также был эпизод, где они сражаются в Осгилиате. Для «Возвращения короля» были сняты две сцены из книги: Сэм, использующий фиал Галадриэль для того, чтобы пройти мимо Стражей в Кирит Унголе и эпилог, включающий отплытие Леголаса и Гимли, свадьбу Фарамира с Эовин и смерть Арагорна. Саурон должен был сражаться с Арагорном возле Чёрных врат, но Джексон решил, что эта сцена будет неуместной, и Саурона заменили на тролля. Чтобы дать смысл убийству Леголасом Гримы, Саруман должен был сказать, что Грима отравил Теодреда. Питер Джексон заявил, что хотел бы включить некоторые из этих неиспользованных сцен в будущем «Окончательном издании» трилогии.

Музыка

Для написания музыки к фильмам трилогии в августе 2000 года был приглашён канадский композитор Говард Шор. Он создал большое количество музыкальных тем для различных персонажей, культур и стран — существуют, к примеру, темы для Шира, Гондора, Рохана и Братства Кольца. Музыка главным образом исполнена Лондонским филармоническим оркестром при участии таких исполнителей, как Бен Дель Маестро, Эния, Рене Флеминг, Джеймс Голуэй, Энни Леннокс и Эмилиана Торрини. Песни также исполняли актёры Билли Бойд, Вигго Мортенсен, Иэн Холм, Доминик Монаган, Иэн Маккеллен, Лив Тайлер и Миранда Отто. Фрэн Уолш и Филиппа Бойенс написали слова для хора и песен, которые Дэвид Сало перевёл на языки Толкина. Заключительная песня третьего фильма, «Into the West», была посвящена молодому режиссёру Кэмерону Дункану, который умер от рака в 2003 году. Почти весь фильм сопровождается той или иной музыкой.

Визуальные эффекты

Количество сцен со спецэффектами возрастало с каждым фильмом: в первом фильме их было 540, во втором — 799, и в третьем — 1488 (всего — 2730). Всего сцен со спецэффектами в режиссёрской версии трилогии 3420. Первоначально 260 художников по визуальным эффектам начали работу над трилогией, а ко второму фильму их число удвоилось. Команда во главе с Джимом Ригелом и Рэнди Куком приложила много усилий, чтобы доработать спецэффекты в пределах короткого промежутка времени. Например, несколько главных кадров Хельмовой Пади были созданы в течение последних шести недель пост-продакшна «Двух крепостей», подобная ситуация произошла и во время производства «Возвращения короля».

Выход в прокат

27 апреля 2000 года вышло онлайн-превью трилогии, которое установило новый рекорд количества загрузок — в первые 24 часа после выпуска ролик был загружен 1,7 млн раз. В 2001 году на Каннском кинофестивале показали 24-минутную видеозапись из первого фильма, в которую вошли преимущественно эпизоды в Мории. Этот показ также включал павильон, оформленный в стиле Средиземья.

«Властелин колец: Братство Кольца» вышел в прокат 19 декабря 2001 года. В первый уик-энд в США фильм заработал $47 млн, а всего собрал $871 млн. В кинотеатрах перед заключительными титрами было включено превью «Двух крепостей». Позже был выпущен трейлер второй части, содержащий музыку из фильма «Реквием по мечте». «Властелин колец: Две крепости» вышел в прокат 18 декабря 2002 года. Фильм получил $62 млн в первый американский уик-энд и обогнал своего предшественника, собрав в мировом прокате $926 млн. Трейлер «Возвращения короля» был впервые показан перед фильмом New Line Cinema «Подержанные львы» 23 сентября 2003 года. После премьеры фильма 17 декабря 2003 года его сборы в первый американский уик-энд составили $72 млн; в конечном итоге «Властелин колец: Возвращение короля» стал вторым фильмом в истории, собравшим в прокате более 1 миллиарда долларов.

Оценка и восприятие

Сборы

Фильм	Дата выхода	Бюджет	Кассовые сборы	Кассовый рейтинг	Ссылка
«Властелин колец: Братство Кольца»	19 декабря 2001 года	$93 000 000	$871 530 324	№ 41
«Властелин колец: Две крепости»	18 декабря 2002 года	$94 000 000	$926 047 111	№ 34
«Властелин колец: Возвращение короля»	17 декабря 2003 года	$94 000 000	$1 119 929 521	№ 12
Всего		$281 000 000	$2 917 506 956

Реакция критиков и зрителей

Собрав в общей сложности ок. 2,92 миллиардов долларов, «Властелин колец» является самой кассовой кинотрилогией всех времён. Трилогия также повторила рекорд «Бен-Гура» и «Титаника» по количеству премий «Оскар» для одного фильма, выиграв одиннадцать «Оскаров» с «Возвращением короля».

Большинство критиков положительно приняло трилогию. По мнению Кеннета Турана из Los Angeles Times, «трилогия не скоро, если не никогда, найдёт себе равную». Актёрскую игру Иэна Маккеллена, Шона Эстина, Энди Сёркиса и Вигго Мортенсена выделяли многие участники опросов на IMDb, также хорошие отзывы получили спецэффекты в битвах и Голлум.

Некоторые критики не настолько высоко оценивали трилогию, в частности, Роджер Эберт дал фильмам приличную оценку (3/4 — для первых двух фильмов и 3,5/4 — для третьего) и отметил спецэффекты, но критиковал сюжет, и ни один из фильмов не появился в его списках «лучших 10» соответствующих лет.

Также негативно высказался о серии фильмов младший сын Толкина, английский писатель и лингвист, Кристофер Толкин, воссоздавший после смерти отца по его черновикам несколько произведений о Средиземье.

На Rotten Tomatoes трилогия получила положительный 94%-й средний рейтинг от критиков — 91 %, 96 % и 95 % соответственно, что возводит её в число самых рейтинговых кинотрилогий наряду с «Историей игрушек» (первые два фильма получили 100 %, третий — 99 %), трилогией об Апу (97 %, 93 % и 100 %), Долларовой трилогией (98 %, 93 %, 97 %) и оригинальной трилогией «Звёздных войн» (94 %, 97 % и 79 %). Metacritic, основываясь на своём рейтинге для каждого фильма (92 %, 88 %, 94 %), причисляет «Властелин колец» к наиболее приветствуемым критиками трилогиям. Каждый фильм помещён в топ—100 Списка лучше всего рецензированных фильмов Metacritic.

Трилогия находится во многих «лучших десятках» фильмов, таких, как «лучшие 10 фильмов Ассоциации кинокритиков Далласа — Форт-Уэрта», «100 лучших фильмов всех времён» журнала Time, 100 лучших фильмов кинокритика Джеймса Берардинелли. В 2007 году USA Today назвал трилогию самыми важными фильмами прошлых 25 лет. Entertainment Weekly поместил её в свой «список лучших фильмов последних десяти лет». Журнал Paste назвал «Властелин колец» одним из 50-ти лучших фильмов десятилетия (2000—2009), расположив его на 4 месте.

Родственники и потомки Толкина с самого начала негативно отнеслись к идее экранизации книги. Но так как автор продал права в 1968 году за $15 000, они никак не могли повлиять на ход съёмок. Лишь только внук Толкина, Саймон, выступил в поддержку экранизации, что сразу привело к ухудшению его отношений с другими родственниками.

Фильм	Rotten Tomatoes		Metacritic	Yahoo! Movies
	Всего	Лучшие критики
«Властелин колец: Братство Кольца»	91 % (225 рецензий)	93 % (46 рецензий)	92 % (34 рецензии)	A (15 рецензий)
«Властелин колец: Две крепости»	96 % (248 рецензий)	100 % (47 рецензий)	88 % (38 рецензий)	A- (16 рецензий)
«Властелин колец: Возвращение короля»	95 % (262 рецензии)	96 % (49 рецензий)	94 % (41 рецензия)	A- (15 рецензий)

Награды

В общей сложности три фильма были номинированы на 30 премий «Оскар», из которых выиграли 17, что является рекордом для кинотрилогий. «Возвращение короля» победил во всех категориях, на которые был номинирован; его «Оскар» за Лучший фильм был многими воспринят, как заслуженная награда всей трилогии. «Возвращение короля» также сравнился с фильмами «Бен-Гур» и «Титаник», выиграв 11 премий киноакадемии. Иэн Маккеллен — единственный из актёров трилогии, который был номинирован на «Оскар» за свою игру в «Братстве Кольца».

• «Братство Кольца»: номинации — 13, награды — 4
• «Две крепости»: номинации — 6, награды — 2
• «Возвращение короля»: номинации — 11, награды — 11

Премия	Результат
	«Братство Кольца»	«Две крепости»	«Возвращение короля»
Лучший фильм	Номинация	Номинация	Победа
Лучший режиссёр	Номинация		Победа
Лучшая мужская роль второго плана	Номинация (Иэн Маккеллен)
Лучший адаптированный сценарий	Номинация		Победа
Лучшая музыка	Победа		Победа
Лучшая песня	Номинация («May It Be»)		Победа («Into the West»)
Лучшая работа оператора	Победа
Лучший монтаж	Номинация	Номинация	Победа
Лучшая работа художника-постановщика	Номинация	Номинация	Победа
Лучшие костюмы	Номинация		Победа
Лучший звук	Номинация	Номинация	Победа
Лучшие визуальные эффекты	Победа	Победа	Победа
Лучший монтаж звука		Победа
Лучший грим	Победа		Победа

Каждый фильм трилогии получил премию «Хьюго» за лучшую постановку, кинонаграду MTV за лучший фильм и премию «Сатурн» за лучший фильм-фэнтези. Первый и третий фильмы также получили премию BAFTA за лучший фильм. Музыка из «Двух крепостей» не была номинирована на «Оскар», так как существовало правило, которое запрещало номинацию саундтрека, который включал музыку из предыдущего номинировавшегося фильма. Это правило было отменено к «Возвращению короля», и третий фильм получил награду за лучшую музыку. «Возвращение короля» также был награждён 4-мя премиями «Золотой глобус», в том числе за лучший драматический фильм.

«Хоббит»

После успешного проката трилогии «Властелин колец» компанией New Line Cinema было принято решение о снятии новой трилогии которая станет приквелом к кинотрилогии «Властелин колец» и будет основана на самом раннем произведении Толкина о Средиземье, романе «Хоббит, или Туда и обратно». Первый фильм трилогии, «Хоббит: Нежданное путешествие», вышел в прокат 14 декабря 2012 года, второй фильм, «Хоббит: Пустошь Смауга», вышел 13 декабря 2013 года, третий фильм, «Хоббит: Битва Пяти Воинств», был выпущен 12 декабря 2014 года. Свои роли в новой трилогии повторили такие актёры, как Иэн Маккеллен, Энди Сёркис, Хьюго Уивинг, Элайджа Вуд, Иэн Холм, Кристофер Ли, Кейт Бланшетт и Орландо Блум.

Версии

Версии фильмов, показанные в кинотеатрах, являются далеко не единственными. Существует так называемая «расширенная версия» (Extended Edition) трилогии, описывающая события более полно (хотя и не всегда более близко к книжному повествованию). «Расширенная версия» намного длиннее кинотеатральной: «Возвращение Короля», например, длится больше четырёх часов, и просмотр такого фильма в кинотеатрах был бы слишком утомителен для большинства зрителей. Следует, правда, добавить, что более 25 минут занимают финальные титры, где упомянуты абсолютно все, кто так или иначе участвовал в создании картины.

Необходимо отметить, что Питер Джексон считает «режиссёрскими» версиями именно те, которые демонстрировались в кинотеатрах. Дополнительные сцены, по его словам, замедляют действие, однако ради поклонников, а также из-за того, что было снято очень много «хороших» и «важных» с точки зрения развития сюжета и драматической линии эпизодов, которые по тем или иным причинам было решено вырезать из финальных версий, для всех частей были сделаны «расширенные версии».

Продолжительность фильмов:

Фильм	Театральная версия	Расширенная версия*
Братство Кольца	178 мин.	208 мин. (228 мин. с дополнительными титрами)
Две крепости	179 мин.	223 мин. (235 мин. с дополнительными титрами)
Возвращение короля	201 мин.	251 мин. (263 мин. с дополнительными титрами)

*Дополнительные титры представляют собой список членов-основателей официального фан-клуба «Властелина колец», которым создатели фильма выражают благодарность.

Влияние

• В 2002—2004 годах режиссёром Н. В. Полянской снята фанатская пародийная трилогия «Суета вокруг колец» (известная также под названием «The Trouble of the Rings»).
• В стилистике кинотрилогии в 2009 году были сняты два фанатских фильма-приквела: «Охота на Голлума» и «Рождение надежды». Оба фильма некоммерческие и сняты без сотрудничества с Питером Джексоном и студией New Line Cinema.
• «Властелин колец» был спародирован в американской комедии «Очень эпическое кино».
• Трилогии посвящён один из эпизодов мультсериала «Южный парк» — «Возвращение братства кольца в две башни».
• Также «Властелин колец» был упомянут в 7-ой серии 4-го сезона сериала «Однажды в сказке».

Другие факты

• Режиссёр фильма, Питер Джексон, появился в фильмах камео: в «Братстве кольца» как человек, жующий морковь, — неподалёку от таверны «Гарцующий Пони»; во второй части он был защитником Хельмовой Пади (в сцене защиты моста он метнул копьё в орка); в третьей части (только в расширенной версии) он играет пирата, которого застрелил Леголас. Вместе с Питером Джексоном роли пиратов исполнили и другие руководители съемок фильма: Рик Поррас, Ричард Тейлор, Эндрю Лесни и Джино Асеведо.
• Во всех трёх фильмах играют сын и дочь Питера Джексона. В «Братстве Кольца», в начале фильма, когда Бильбо на своём дне рождения рассказывает хоббитятам историю про троллей, в первом ряду детей сидят мальчик и девочка (хоббитята); в «Двух крепостях», когда люди прячутся в Хельмовой Пади, в одном из эпизодов можно заметить всё тех же двух детей (уже жителей Рохана); а в «Возвращении короля», когда Фарамир уезжает на штурм Осгилиата, во время проводов также можно заметить тех же самых двоих детей, но уже в роли жителей Минас Тирита.
• Восемь из девяти членов Братства сделали себе татуировку в виде эльфийского символа «9». У Элайджи Вуда татуировка находится внизу живота, у Шона Эстина и Билли Бойда — на лодыжке, у Орландо Блума — на предплечье, у Иэна МакКеллена, Доминика Монахэна, Виго Мортенсена и Шона Бина — на плече. Джон Рис-Дэвис отказался делать себе татуировку. Режиссёр Питер Джексон также сделал себе татуировку в виде эльфийского символа «10».
• Исполнитель роли Сарумана — британский актер Кристофер Ли — выразил недовольство тем, что сцена гибели Сарумана, которая должна была присутствовать в начале третьей части кинотрилогии, была вырезана из прокатной версии. Эта сцена была включена только в расширенное издание трилогии на DVD.

Ссылки

• [www.lordoftherings.net/ Официальный сайт кинотрилогии]
• [www.imsdb.com/scripts/Lord-of-the-Rings-Fellowship-of-the-Ring,-The.html Сценарий]
• [aboutweapons.com.ua/category/the-lord-of-the-rings Мечи главных героев кинотрилогии «Властелин колец». История создания, описание и фотогалерея]

Отрывок, характеризующий Властелин колец (кинотрилогия)

Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.