Власть луны
Власть луны | |
Moonstruck | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер | |
Автор сценария | |
В главных ролях | |
Оператор | |
Композитор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
104 мин. |
Страна | |
Язык | |
Год | |
IMDb | |
«Власть луны» или «Очарованные луной» (англ. Moonstruck) — комедийная мелодрама режиссёра Нормана Джуисона, премьера которой состоялась в 1987 году. Приз Берлинского кинофестиваля за режиссуру и 3 премии «Оскар», включая статуэтки за лучшую женскую роль (Шер) и лучшую женскую роль второго плана (Олимпия Дукакис)[1].
Содержание
Сюжет
В фильме показана итальянская диаспора в Бруклине (Нью-Йорк), к ней принадлежат почти все герои фильма, а во многих диалогах проскакивают итальянские слова, хотя основная речь персонажей английская.
Главная героиня, женщина тридцати семи лет, Лоретта Касторини (Шер). Первая же сцена, в похоронном бюро, где Лоретта готовит налоговые документы, и вдруг начинает упрекать владельца за беспорядок в бумагах и расчётах, полностью раскрывает её характер: это рациональная и холодная женщина, строгая и опрятная в одежде, последовательная и пунктуальная в делах и в личной жизни, привыкшая стараться руководить мужчинами.
И в первую очередь она руководит сорокадвухлетним Джонни Каммарери (Дэнни Айелло), который в первой части фильма смотрится довольно невзрачно рядом с ней, когда она подробно, тоном не терпящим возражений, объясняет ему, что и как нужно сделать.
Главная тема фильма — неожиданная и страстная любовь Лоретты, разбившая все её планы, перевернувшая её жизнь. История любви, почти точно повторившая историю героев оперы Пуччини «Богема», с той только разницей, что описана она в жанре романтической комедии, а значит, и заканчивается иначе.
В фильме множество дополнительных сюжетных линий, в основном с участием старших членов большой семьи Лоретты, живущей в Бруклине под одной крышей. Это её родители, когда-то создавшие семью по любви, от которой теперь ничего не осталось из-за измен отца; тётя и дядя, напротив, будто переживают второй «медовый месяц»; дедушка Лоретты, постоянно прогуливающийся по окрестностям со сворой собак, неразговорчивый, но всё про всех знающий. И, наконец, знакомый матери, пожилой профессор, единственный неитальянец в фильме, то и дело пытающийся завязать отношения с какой-нибудь из своих студенток, поначалу успешно, но заканчивающиеся всегда одним и тем же - очередная пассия уходит от него, предварительно выплеснув ему в лицо содержимое стакана.
Основной сюжет набирает обороты после того, как Джонни делает Лоретте предложение. Но перед свадьбой он должен съездить в Италию, в Палермо, проститься с умирающей матерью. Он оставляет Лоретту, и невеста берётся за подготовку к торжеству. Отец Лоретты, Космо (Винсент Гардения), весьма скептично настроен, он считает Джонни «маменькиным сынком» и уверен, что ничего хорошо из этой свадьбы не выйдет. Лоретта ведь уже была замужем когда-то. И это ничем хорошим не закончилось, её мужа сбил автобус. Мать Лоретты, Роза (Олимпия Дукакис), особенно не переживает. Но она всё же интересуется:
Роза: Ты любишь его?
Лоретта: Нет, ма.
Роза: Хорошо. Когда их любишь, они видят это и начинают морочить тебе голову. Но он тебе нравится?
Лоретта: О, да. Он такой милый, ма.
Перед отлётом Джонни просит Лоретту пригласить на свадьбу своего младшего брата Ронни (Николас Кейдж), «дурную кровь», как он его называет, с которым он давно поссорился. Лоретта исполняет и эту просьбу жениха, и без памяти влюбляется в калеку Ронни, потерявшего кисть руки, как он говорит, по вине брата. Наконец, одумавшись, Лоретта заявляет Ронни, что между ними не может быть никаких отношений, и что она — невеста его брата. Но пылкий Ронни теперь не отступится.
Чувствуя себя виноватой перед Джонни, Лоретта идёт в церковь и видит там свою коленопреклонённую мать. Это значит, что отец её снова обманывает. Ронни решает сделать новую попытку, пригласив Лоретту в оперу, и ему удаётся упросить её пойти с ним. Лоретта красит волосы и надевает красивое платье. В опере Лоретта и её отец сталкиваются, и уличают друг друга в измене. Космо говорит: «Ты моя дочь. Я не позволю тебе вести себя, как шлюхе». Лоретта отвечает: «А ты мой отец…». Они решают разойтись и сделать вид, что этой встречи не было. По дороге домой Лоретта вновь упрекает себя, но Ронни так красноречив, что ему удаётся успокоить её, и они следуют зову своего сердца.
Той же ночью возвращается Джонни. Его мать чудесным образом исцелилась, и он хочет сказать что-то важное Лоретте. Наутро происходит крупная двойная ссора: двух братьев и четы Касторини. Впрочем, заканчивается она благополучно: Космо обещает жене порвать со своей любовницей, а Джонни повергает всех в шок, заявив что не может жениться на Лоретте. Этим тут же пользуется Ронни, предложив Лоретте руку и сердце.
Роза: Ты его любишь, Лоретта?
Лоретта: Да, мама, безумно.
Роза: О, Боже, это ужасно...
Лоретта принимает предложение Ронни, и все поднимают типично итальянский тост «Alla famiglia!» (За семью!).
В ролях
- Шер — Лоретта Касторини
- Николас Кейдж — Ронни Каммарери
- Олимпия Дукакис — Роза Касторини
- Винсент Гардения — Космо Касторини
- Дэнни Айелло — Джонни Каммарери
- Джон Махони — Перри
- Луис Гасс — Рэймонд Коппомагги
- Джули Бовассо — Рита Коппомагги
- Фёдор Шаляпин-младший — дедушка Лоретты
- Анита Джиллет — Мона
Награды и номинации
Премия «Оскар» | |
---|---|
1. Лучшая актриса, Шер | |
2. Лучшая актриса второго плана, Олимпия Дукакис | |
3. Лучший оригинальный сценарий, Джон Патрик Шенли | |
Премия «Золотой Глобус» | |
1. Лучшая актриса мюзикла или комедии, Шер | |
2. Лучшая актриса второго плана в кинофильме, Олимпия Дукакис | |
3. Лучший режиссёр, Джордж Кьюкор | |
Премия Гильдии сценаристов Америки | |
1. Лучший оригинальный сценарий, Джон Патрик Шэнли | |
Премия Берлинского кинофестиваля | |
1. Лучший режиссёр, Норман Джуисон | |
Премия David di Donatello | |
1. Лучшая зарубежная актриса, Шер | |
Премия National Board of Review | |
1. Лучшая актриса второго плана, Олимпия Дукакис |
Награды
- 1988 — «Оскар»
- Лучшая актриса — Шер
- Лучшая актриса второго плана — Олимпия Дукакис
- Лучший оригинальный сценарий — Джон Патрик Шенли
- 1988 — Международный берлинский кинофестиваль
- Лучший режиссёр (Серебряный медведь) — Норман Джуисон
- 1988 — Премия David di Donatello
- Лучшая зарубежная актриса — Шер
- 1988 — Премия «Золотой глобус»
- Лучшая актриса мюзикла или комедии — Шер
- Лучшая актриса второго плана в кинофильме — Олимпия Дукакис
- 1988 — Премия Гильдии сценаристов Америки
- Лучший оригинальный сценарий — Джон Патрик Шэнли
- 1987 — Премия National Board of Review
- Лучшая актриса второго плана — Олимпия Дукакис
Номинации
- 1988 — «Оскар»
- Лучший актер второго плана - Винсент Гардения
- Лучший режиссёр - Норман Джуисон
- Лучший фильм - Норман Джуисон, Патрик Палмер
- 1989 — Премия BAFTA
- Лучшая актриса — Шер
- Лучшая актриса второго плана — Олимпия Дукакис
- Лучшая музыка - Дик Хаймэн
- Лучший оригинальный сценарий — Джон Патрик Шенли
- 1988 — Международный берлинский кинофестиваль
- 1988 — Премия «Золотой глобус»
- Лучшая комедия или мюзикл
- Лучший актер мюзикла или комедии — Николас Кейдж
- Лучший сценарий — Джон Патрик Шенли
Признание Американского института киноискусства
- 100 лучших американских фильмов за 100 лет по версии AFI Номинация[2]
- 100 самых смешных американских фильмов за 100 лет по версии AFI #41
- 100 самых страстных американских фильмов за 100 лет по версии AFI #17
- 100 лучших песен из американских фильмов за 100 лет по версии AFI:
- "That's Amore" Номинация[3]
- 100 известных цитат из американских фильмов за 100 лет по версии AFI:
- "Snap out of it!" #96
- 100 лучших американских фильмов за 100 лет по версии AFI Номинация[4]
- 10 лучших американских фильмов в 10 классических жанрах по версии AFI #8 Романтическая комедия[5][6]
Известный кинокритик Роджер Эберт обозначил фильм как один из представленных в его собственной коллекции «Великих фильмов», собранной к июню 2003 года[7]
Интересные факты
- Во второстепенной роли «старого мужчины» в фильме появляется Фёдор Шаляпин-младший, сын оперного певца Фёдора Шаляпина.
- Олимпия Дукакис всего на 15 лет старше своей экранной дочери Шер.
Сноски
- ↑ [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/DisplayMain.jsp;jsessionid=B257DB4EB16D06BE5CBD6C2B4D5508FB?curTime=1267186806948 Moonstruck] Academy of Motion Picture Arts and Sciences Retrieved 2010-2-26
- ↑ [www.afi.com/Docs/100Years/movies400.pdf AFI's 100 Years...100 Movies Nominees]
- ↑ [www.afi.com/Docs/100Years/songs400.pdf AFI's 100 Years...100 Songs Nominees]
- ↑ [www.afi.com/Docs/100Years/Movies_ballot_06.pdf AFI's 100 Years...100 Movies (10th Anniversary Edition) Ballot]
- ↑ American Film Institute. [www.comingsoon.net/news/movienews.php?id=46072 AFI Crowns Top 10 Films in 10 Classic Genres], ComingSoon.net (17 июня 2008). Проверено 18 июня 2008.
- ↑ American Film Institute. [www.afi.com/10top10/romanticcomedy.html AFI Crowns Top 10 Films in 10 Classic Genres], ComingSoon.net (17 июня 2008). Проверено 18 июня 2008.
- ↑ Ebert, Roger [rogerebert.suntimes.com/apps/pbcs.dll/article?AID=%2F20030622%2FREVIEWS08%2F306220301%2F1023 Moonstruck]. Chicago Sun-Times (June 22, 2003).
Напишите отзыв о статье "Власть луны"
Ссылки
- «Власть луны» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v33285 «Власть луны»] (англ.) на сайте allmovie
|
Отрывок, характеризующий Власть луны
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?