Влюблённый Роланд

Влюблённый Роланд

«Влюблённый Рола́нд» (итал. Orlando Innamorato) — рыцарская поэма Боярдо.

Поэма начата в 1476 году, первое издание в двух книгах вышло в 1483 (полностью утрачено), за оставшиеся одиннадцать лет жизни Боярдо написал восемь песней третьей книги, и на двадцать шестой октаве девятой песни поэма резко оборвана. Обычно это связывают с французским «вторжением» (собственно говоря, Карл VIII с Феррарой не враждовал, напротив, считался союзником и получил свободный проход через земли герцогства). Сюжетные линии «Влюблённого Роланда» развил и заметно трансформировал Лодовико Ариосто в поэме «Неистовый Роланд».

В 1541 году вышла переделка поэмы, сделанная Франческо Берни, который изрядно пригладил её стиль в соответствии с языковой реформой Пьетро Бембо и выкинул тосканские диалектизмы. Эта переделка на три столетия вытеснила из обихода поэму Боярдо, пока в XIX веке Антонио Паницци не обнаружил в Британском Музее оригинал и опубликовал его.

Источники

Из бретонского круга романов Боярдо наиболее активно использовал прозаического «Ланселота» и «Куртуазного Гирона». Итальянской эпической традиции Боярдо обязан именами героев, прозвищами их мечей, кличками скакунов.

Сюжет

Книга I

При дворе Карла объявлен турнир. Накануне турнира ко двору является Анджелика, дочь катайского царя Галафрона, и вызывает всех желающих на бой с братом своим Аргалием: побежденного ждет плен, победитель получит красавицу. Цель её — пленить всех рыцарей Карла, а расчет — на свою несравненную красоту и волшебное вооружение брата: в особенности на копье, одно прикосновение которого выбивает из седла. Рыцарь-колдун Малагис пытается овладеть Анджеликой, погрузив её чарами в сон, но кольцо Анджелики ему помеха: положенное в рот, оно делает невидимым, надетое на палец рассеивает чары. Он пленен и отослан в Катай. Астольф, первый по жребию поединщик, сброшен с коня волшебным копьем. Сарацина Феррагуса, чья очередь следующая, постигает та же участь, но он, оказавшись на земле, не хочет сдаться, убивает четырёх великанов, свиту Анджелики, и вступает в новый бой с Аргалием.

Анджелика бежит с поля боя, вслед за ней бежит Аргалий, за ними в погоню устремляется Феррагус. Узнав о бегстве Анджелики, уходят на её поиски Ринальд и Роланд, сердце которого впервые не устояло перед женской красотой. Первым из преследователей Анджелики в Арденнский лес поспевает Ринальд. По пути ему встречается волшебный источник, сотворенный некогда Мерлином, дабы исторгнуть из Ланселота страсть к Гиневре. Ринальд пьет из источника, и вместо любви к Анджелике в нём вспыхивает живейшее отвращение. Дальнейший путь приводит его к другому источнику — пробуждающему любовь. Жажду Ринальд уже утолил, поэтому он всего лишь располагается близ него на отдых. К тому же источнику выходит Анджелика, пьет, видит Ринальда и проникается к нему страстью. Ринальд спасается бегством. Феррагус настигает Аргалия в том же Арденнском лесу и наносит ему смертельную рану. Затем он натыкается на Роланда, замершего в созерцании спящей Анджелики. Их поединок прерван появлением Флордеспины, дочери испанского короля Марсилия, которая призывает Феррагуса на помощь королю, изнемогающему под натиском царя Серикании Градасса.

В это же время Париже прошёл турнир, на котором всех рыцарей спешивал сарацин Грандоний. Наконец, из паладинов остался один Астольф, вышедший на турнирное поле с копьем Аргалия, которое досталось ему случайно и волшебных свойств которого он не знает. Грандоний, ко всеобщему изумлению, повержен. Астольф изумлен не меньше других.

Карл посылает на помощь Марсилию пятидесятитысячное войско во главе с Ринальдом. Французское подкрепление и Феррагус прибывают одновременно. Общее сражение. Градасс и Ринальд соглашаются решить исход войны в поединке друг с другом.

Тем временем Анджелика освобождает Малагиса из подводной темницы с условием, что он добудет ей Ринальда. Малагис велит бесу принять облик Градасса и заманить Ринальда на волшебный корабль. Корабль уносит паладина в открытое море. Градасс, прождав Ринальда весь день до вечера, уходит ни с чем. Рикардет, исполняя приказание своего брата Ринальда, данное на случай неудачного исхода его поединка с Градассом, уводит французские войска на родину. Марсилий, оставшись в одиночестве, заключает союз с Градассом. Соединенными силами они вторгаются во Францию. Французы разбиты. Карл и все его лучшие рыцари пленены. Город готов сдаться, но Астольф, выпущенный из темницы, вызывает Градасса на поединок. Копье Аргалия исправно делает своё дело: противник на земле. Градасс отправляется восвояси, Астольф уходит на поиски Роланда и Ринальда.

А Роланд в поисках Анджелики достиг некоего замка. На стене замка дама: это фея Драгонтина, приглашающая графа испить из кубка. Ничего не подозревающий Роланд подносит кубок к губам и мгновенно забывает свою любовь, цель своего пути, самого себя, становится слепым рабом феи.

Волшебный корабль уносит Ринальда за тысячи миль от Европы и доставляет его на Остров Наслаждений. Но Ринальд, узнав, что здесь его ждет встреча с Анджеликой, вновь с превеликой поспешностью пускается в плавание.

Астольф же достиг пределов Востока, где готовится великая война за руку Анджелики. Обладать красавицей жаждет Агрикан, татарский царь, ненавидимый Анджеликой пуще смерти. Среди защитников Анджелики царь Черкессии Сакрипант. Золотое копье Астольфа продолжает творить чудеса: с его помощью он ссаживает Брандимарта, бросает наземь черкесского царя. Поблизости находится колдовской сад Драгонтины: Флорделиза, дама Брандимарта, предупреждает рыцарей о чудесах и опасностях сада, но они смело в него вторгаются и вступают в бой с очарованными, забывшими себя пленниками феи. Тут же и Роланд, прибывший чуть раньше и все ещё погруженный в созерцание картин и фресок на дворцовом балконе. Роланд обрушивается на своего двоюродного брата, и Астольфа выручает лишь несравненный бег Баярда, верхом на котором Астольф совершал свой путь.

Брандимарт вынужден испить из кубка Драгонтины, и его постигает судьба других её пленников. Астольф тем временем достигает крепости Альбракки, где укрылась от Агрикана Анджелика. Астольф один вызывает на бой все войско татарского царя 2 миллиона 200 тысяч. Сбросив нескольких неверных своим волшебным копьем, он падает под одновременным натиском с четырёх сторон и взят в плен. Под Альбракку подходят войска Сакрипанта и начинается общее сражение.

Ринальд встречает Флорделизу, которая зовет его на выручку своего возлюбленного Брандимарта. Флорделизу похищает кентавр, Ринальд настигает и убивает его, но тот перед смертью успевает бросить Флорделизу в реку, и её уносит течением.

Агрикан взял Альбракку, Анджелика и трое её защитников Сакрипант, Торинд и вавилонский царь Труффальдин укрылись в башне. Анджелика уходит за помощью. Коварный старец заманивает её в замок, где уже томятся сотни плененных девиц; среди них Флорделиза, спасенная от смерти в пучине, чтобы подвергнуться новой и неведомой опасности. Она рассказывает Анджелике о саде Драгонтины. Анджелика, проведав, что среди пленников феи лучшие рыцари мира, решает среди них найти себе защитников. С помощью волшебного кольца она выходит на свободу, с помощью того же кольца развеивает чары Драгонтины. Роланд и восемь его товарищей по плену (среди которых Грифон и Аквилант) скачут за Анджеликой к Альбракке.

Рыцари пробиваются к башне, однако туда их не пускают. Изменник Труффальдин предательски захватил и заковал Сакрипанта и Торинда и предложил сдать башню Агрикану. Агрикан с презрением отказался. Теперь Труффальдин согласен открыть ворота только при условии, что рыцари Анджелики поклянутся выступать в его защиту против любого обвинителя и на любое обвинение. Им ничего не остается, как согласиться. Роланд выходит на бой с Агриканом. Бой прерван подходом огромного войска во главе с отцом Анджелики Галафроном. Среди его союзников царица Марфиза, дева-воительница, поклявшаяся не снимать доспеха, пока не одолеет трех могучих царей — Градасса, Агрикана и Карла Великого. Агрикан обращает войско Галафрона в бегство. Роланд вновь схватывается с Агриканом и наносит ему смертельную рану. Войско Агрикана. лишившееся вождя, окончательно разбито. Освобожден из плена Астольф; он находит свои доспехи и своё волшебное копье.

Астольф, узнав, что с защитниками крепости враждует Ринальд, перехолит на сторону двоюродного брата. Ринальд, опрокинув всех противников, захватывает Труффальдина и казнит. Роланд вступает с Ринальдом в бой и берет верх, но Анджелика спасает Ринальда от смерти, послав Роланда в заколдованный сад феи Фалерины.

Книга II

Аграмант, молодой африканский царь, сын Трояна, сраженного некогда Роландом, решает идти войной на Францию. Престарелый царь гарамантов, маг и звездочет, твердо стоит на том, что поход обречен на неудачу, если в нём не примет участие двоюродный брат Аграманта, сын его тетки Галациеллы и могучего христианского рыцаря Руджьера, зовущийся как и его отец, Руджьером. Галациелла вскоре после гибели мужа родила близнецов, мальчика и девочку, и умерла родами. Судьба девочки неизвестна, а мальчик был воспитан магом Атлантом и ныне живёт со своим воспитателем где-то в отрогах Атласских гор. Однако замок Атланта окружен стеклянной стеной и невидим; проникнуть в него можно, только обладая волшебным перстнем Анджелики. За перстнем посылают карлика Брунеля, прославленного вора.

Роланд уничтожает сад Фалерины и забирает у неё волшебный меч по имени Бализарда, но милует фею.

К Альбракке, где все ещё не кончился бой Марфизы и Сакрипанта, прибывает Брунель. Взобравшись по отвесной крепостной стене, он среди бела дня крадет с руки у Анджелики перстень и затем из любви к искусству похищает меч Марфизы и коня Сакрипанта по имени Белолоб — последнего прямо из-под всадника.

Роланд вместе с Фалериной подходит к озеру феи Морганы, на дне озера цветущий луг, сияет солнце, и здесь Роланд после долгих странствий по подземным гротам и лабиринтам видит пленников Морганы, заточенных в тюрьму из прозрачного и нерушимого кристалла. Роланд пленяет Моргану, и та вынуждена дать свободу всем своим пленникам. Среди пленников — Ринальд и Дудон, посланный Карлом с тем, чтобы призвать под его знамена Роланда и Ринальда. Роланд, без ума от Анджелики, глух к зову императора: он спешит назад к Альбракке. Ринальд же направляется за посланцем императора во Францию. По пути они оказываются в плену у короля Маноданта, где среди других узников уже находится Астольф. Роланд освобождает их и вновь устремляется к Альбракке, а Ринальд, Астольф и Дудон во Францию. Кит феи Альцины, сестры Морганы, уносит Астольфа в открытое море (здесь линия Астольфа прерывается и продолжена уже Ариосто в «Неистовом Роланде»).

Брунель достигает Бизерты (столицы Аграманта) и пожалован за свои услуги королевским титулом. Волшебный перстень открывает взорам убежище Атланта, но проникнуть в него невозможно — его защищает отвесная скала и несокрушимые стеклянные стены. Брунель подает совет, как выманить Руджьера из неприступного укрытия. Следуя его совету, у подножия горы устраивают турнир. Действительно юноша очарован открывшимся перед ним зрелищем и, несмотря на мольбы и предостережения Атланта, сходит с горы. Аграмант посвящает Руджьера в рыцари.

Роланд и Брандимарт достигают, наконец, Альбракки. Анджелика, услышав, что Ринальд уехал на родину, бросает крепость на произвол судьбы и сопровождаемая Роландом и Брандимартом устремляется вслед за предметом своей страсти. Роланд и Анджелика оказываются в Арденнском лесу: Анджелика пьет из источника, убивающего любовь, и на место страсти, приковавшей её к Ринальду, приходит отвращение. Появляется Ринальд, только что испивший из источника с противоположным действием. Паладины берутся за мечи. Поединок Роланда и Ринальда прерван по повелению императора.

Аграмант высаживается в Испании и подходит к Монтальбану, где уже идет битва войск Карла с Марсилием.

Книга III

Мандрикард, сын Агрикана, отправляется мстить убийце отца. В дороге к нему присоединяется Градасс.

Ринальд, пустившись в погоню за своим неожиданно ускакавшим конём, выходит из боя, и христианское войско, оставшись без предводителя, отступает к Парижу. На поле боя Руджьер встречает Брадаманту. Руджьер открывает Брадаманте свою родословную, восходящую к Гектору. Брадаманта открывает перед ним своё лицо. Узнав в рыцаре даму, Руджьер поражен её красотой. Брадаманта же покорена его доблестью.

Штурм Парижа. Роланд и Брандимарт прибывают в решающую минуту, освобождают пленных паладинов и ударяют по сарацинам с тыла.

Брадаманта засыпает на берегу ручья, её видит Флордеспина, принимает за рыцаря и пленяется се красотой.

Тут Боярдо, удручённый зрелищем Италии, охваченной пожаром галльского нашествия, бросает перо.

Продолжения

Поэму продолжил (под тем же названием) Никколо дельи Агостини: четвёртая книга (продолжение боярдовой третьей) вышла в 1505 году, пятая в 1514 году. «Неистовый Роланд» Ариосто также является продолжением (независимым от Агостини).

Ссылки

• Андреев М. Л. Рыцарский роман в эпоху Возрождения. М., 1993, с. 104—121.

Отрывок, характеризующий Влюблённый Роланд

В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.