Внешние территории Австралии

Внешние территории Австралии (англ. External territories of Australia) — совокупность нескольких небольших островных территориальных владений Австралийского Союза в Индийском, Тихом и Южном океанах, а также континентальной Австралийской Антарктической территории, суверенитет Австралии над которой не признаётся международным сообществом согласно подписанному ей в 1959 году Договору об Антарктике.

Управление

В отличие от штатов Австралии, её внешние территории, согласно конституции страны, напрямую подчиняются правительству и парламенту Австралийского Союза. Королева Австралии представлена назначаемыми генерал-губернатором Австралии администраторами (Administrators).

Лишь три из семи территорий обитаемы, а органы самоуправления (однопалатная законодательная ассамблея) имеются только на одной — на острове Норфолк, — поэтому она выделена в особую категорию самоуправляемой внешней территории (англ. Self-governing external territory). При этом, согласно «Акту острова Норфолк» 1979 года, федеральный парламент может отменить любое решение местного парламента. Исполнительная власть на этом острове осуществляется главным министром (Chief Minister).

Остальные две населённые внешние территории (остров Рождества и Кокосовые острова) с 1995 года административно объединены в Австралийские территории в Индийском океане, где управление осуществляется общим для них администратором и мэром (Mayor of Australian Indian Ocean Territories). При этом каждая из них имеет свой собственный местный совет (Shire Council).

Перечень

Внешние территории Австралии

Флаг	Название внешней территории	Океан	Год   обретения	ISO	e-домен	Столица	Население, чел. (2011)	Площадь, км²
Обитаемые
	Остров Норфолк	Тихий	1901	NF	.nf	Кингстон	2302	35
	Остров Рождества	Индийский	1958	CX	.cx	Флайинг-Фиш-Коув	2072	135
¹	Кокосовые (Килинг) острова	Индийский	1955	CC	.cc	Уэст-Айленд	550	14
Необитаемые
¹	Австралийская антарктическая территория²	Южный	1933		.aq, .au	(Моусон)	1000	5 896 500
¹	Ашмор и Картье	Индийский	1931		.au		0	199
	Остров Херд и острова Макдональд	Южный	1947	HM	.hm		0	372
	Территория островов Кораллового моря	Тихий	1969		.au		0	7
¹ Неофициальный флаг    ² Не признаётся международным сообществом согласно Договору об Антарктике.

Помимо перечисленных, среди островных владений Австралии есть ещё два — это расположенный примерно посередине между континентальным побережьем Австралии и принадлежащим ей островом Норфолк остров Лорд-Хау с населением около 350 человек, а также находящийся на расстоянии около 1,5 тыс. км к юго-востоку от Тасмании необитаемый остров Маккуори, где работают от 25 до 40 сотрудников австралийской полярной станции Маккуори. Лорд-Хау административно входит в состав австралийского штата Новый Южный Уэльс, а Маккуори относится к штату Тасмания.

Кроме того, под упомянутые критерии формально подпадает и сам остров Тасмания, однако его статус и система управления ничем не отличаются от остальных штатов Австралии.

История

1 января 1901 года из получивших самостоятельность британских колоний в Австралии был образован Австралийский Союз на правах доминиона. В 1913 году Норфолк был выделен из состава штата Новый Южный Уэльс, получив свой нынешний статус, а с 1979 года — самоуправление.

В 1933 году Великобритания передала все свои территории южнее 60° ю. ш. и между 160° и 45° в. д. Австралии, образовав Австралийскую Антарктическую территорию. В 1947 году в состав ААТ были включены и переданные Великобританией острова Херд и Макдональд, но после вступления в силу в 1961 году подписанного Австралией Договора об Антарктике последние образовали отдельную внешнюю территорию, так как географически они находятся севернее 60° ю. ш. и потому на них не распространяется действие договора.

В 1931-1934 годах административные функции на необитаемых островах Ашмор и Картье Британия также передала Австралии и с 1938 года они стали частью австралийской Северной территории. В отдельное территориальное образование эти острова были преобразованы в 1978 году.

В 1955-1958 годах управлявшиеся ранее из британской колонии Стрейтс Сетлментс Кокосовые (Килинг) острова и остров Рождества были переданы под юрисдикцию Австралии.

В 1969 году из состава австралийского штата Квинсленд были выделены в отдельную внешнюю территорию острова Кораллового моря. В 1997 году к ним были административно добавлены и находящиеся примерно в 800 км на юг рифы Элизабет (англ.) и Мидлтон (англ.).

Бывшие внешние территории

Кроме того, в XX веке Австралия обладала ещё несколькими ныне утраченными островными территориями, а именно:

• Территория Папуа — с 1902 по 1949 год;
• Территория Новая Гвинея — с 1920 по 1949 год;
• Территория Папуа — Новая Гвинея — с 1949 по 1975 год;
• Науру — с 1923 по 1968 год.

Аннексированная в 1888 году Британская Новая Гвинея, находящаяся на юго-востоке одноимённого острова, была передана Великобританией под управление Австралии в 1902 году и получила название Территория Папуа. По итогам Первой мировой войны Лига Наций добавила к ней и бывшую германскую северо-восточную часть Новой Гвинеи с прилегающими островами, образовав на её основе несколько мандатных территорий, из которых под управлением Австралии оказались Территория Новая Гвинея (с 1920) и Науру (с 1923).

В соответствии с «Актом о Папуа и Новой Гвинее» от 1949 года Территория Новая Гвинея и Территория Папуа были объединены в единое административное образование Территория Папуа — Новая Гвинея. В 1973 году последняя получила внутреннее самоуправление, а спустя два года стала независимым государством.

Остров Науру был в 1923 году передан Лигой Наций формально под совместное управление Великобритании, Австралии и Новой Зеландии, но административные функции при этом осуществляла Австралия. К 1966 году Науру получил внутреннее самоуправление, а его независимость была провозглашена в 1968 году.

Ссылки

• [regional.gov.au/territories/index.aspx Territories of Australia] // Department of Infrastructure and Regional Development // Australian Government.
• External territories // [www.alrc.gov.au/publications/alrc-80-legal-risk-international-transactions/10-external-territories Legal Risk in International Transactions (ALRC Report 80)]. — Australian Law Reform Commission (ALRC), Australian Government, 2006. — ISBN 0642254877.

Отрывок, характеризующий Внешние территории Австралии

Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.