Внешность гейши

Внешний вид гейш и юдзё (проституток, например, ойран) подчинён строгим правилам. Работницы карюкай должны внешне соответствовать своему опыту в профессии, текущему времени года и мероприятию, к которому одеваются. Чем младше женщина, тем ярче и разноцветнее её кимоно. Также выбор одежды и украшений зависит от сезона (украшения с жёлтыми листьями не носят весной). На определённые праздники гейши и юдзё облачаются в костюмы театральных героев и известных людей.

Майко

Обычно работающих гейш путают с ученицами. Различия, тем не менее, довольно значительны.

Одежда и обувь

Ученицы носят разноцветные кимоно с длинным рукавом «фурисодэ». Ученицы киотосских гейш — майко — известны консервативностью и соблюдением мельчайших правил во всём, включая внешний вид. Концы их пояса оби на спине не собраны, а свисают вниз; этот узел называется дарари (яп. だらり). Воротнички нижнего кимоно эри (яп. 襟, воротник) у майко-дебютантки чисто красные, со временем их меняют на всё более и более расшитые белыми и золотыми нитями. Церемония эри-каэ (яп. 襟替, смена воротничка) проводится, когда ученица становится гейшей.

Майко носят сандалии коппори (яп. こっぽり), называющиеся также окобо (яп. おこぼ окобо) на большой деревянной танкетке. Сайт Гион-кобу предупреждает, что чтобы стать майко, девушка не должна быть выше 160 см, так как из-за высокой обуви и причёски майко большого роста будет выглядеть нелепо. В окобо вставлены небольшие бубенчики, поэтому любое передвижение майко за пределами помещений сопровождается мелодичным звоном.

Ученицы токийских гейш называются хангёку, они носят фурисодэ и сандалии гэта, однако их пояса завязываются, как и у гейш, узлом тайко.

Ученицы гейш в Ниигате называются «фурисодэ-сан», по названию кимоно. Их оби завязывают узлом янодзи (яп. 矢の字結び я но дзи мусуби).

Макияж

Ученицы и молодые гейши носят макияж «о-сирой» (яп. お白い, белый) на восковой основе. Основой выступает помада для волос из плодовых перегородок сумаха «бинцукэ-абура» (яп. 鬢付け油, масло для создания причёски). Затем накладывается белый грим и на брови, внешние углы глаз и губы наносятся красные акценты помадой из сафлора бэни (яп. 紅). В Токио бэни наносят на основу, а потом сверху белят. В Киото бэни наносят после беления лица. Таким образом, лицо токийских гейши и учениц имеет более розовый цвет, а киотоских — контрастный бело-красный.

О-сирой используют с периода Эдо с целью произвести впечатление на клиентов: при свете свечей белоснежное лицо выглядело загадочным и привлекательным. Современный о-сирой безвреден для кожи, однако до XX века гейши часто получали отравление свинцом из-за того, что основу макияжа составляли свинцовые белила.

Макияж наносят и на шею, оставляя по линии роста волос незакрашенный участок «эри-аси» (яп. 襟足).

Для снятия макияжа гейши (и актёры кабуки) традиционно используют средство из экскрементов камышовки — угуису но фун.

Причёски

Токийские хангёку учатся не больше трёх лет и большую часть обучения носят парики, а майко обучаются пять лет, причёски носят на собственных волосах; смена вех в обучении сопровождаются изменениями во внешности.

Для дебюта майко делают особую причёску мисэдаси варэсинобу (яп. 店だし割れしのぶ, варэсинобу для дебюта). От простой варэсинобу (яп. 割れしのぶ, разрезанная тайно) отличают два оги (яп. 扇簪 о:ги кандзаси, украшение-веер), алюминиевые украшения в форме веера, к которому прикреплены полоски металла. Сзади под пучок вкладываются украшения васи-кандзаси (яп. 和紙簪 васи кандзаси, украшения из японской бумаги васи), бумажные ленты. В киотоском ханамати Понто-тё для причёски «мисэдаси варэсинобу» используется кандзаси с журавлями, как для причёски сакко.

Варэсинобу — причёска майко Киото на первые полтора года обучения. Украшений больше, чем на варэсинобу, бывает только на праздничных причёсках. Задняя часть причёски носит название момоварэ (яп. 桃割, разломленный персик) и считается, что она напоминает женские наружные половые органы. Некоторые японцы до сих пор находят момоварэ несколько вызывающими.

В старые времена смена причёски на офуку (яп. おふく) происходила после мидзуагэ, потери девственности, примерно в 13-15 лет. С 1959 года мидзуагэ не проводится, а перемена происходит в восемнадцатилетие майко или через несколько лет после начала обучения.

Спереди офуку очень похожа на варэсинобу, хотя их отличает красная лента каноко (яп. 鹿の子, оленёнок), делящая момоварэ пополам, но отсутствующая у офуку. Сзади же теперь находится тиримэн тэгара (яп. 縮緬手絡, узорчатый шёлк), треугольная лента, которая просто прикалывается булавками, в отличие от ленты каноко, вплетаемой в причёску варэсинобу. Цвет ленты меняется с красной для недавно сменивших причёску на розовую и голубую. Майко носит эту причёску до тех пор, пока до эри-каэ не останется две—четыре недели. Тогда она будет носить причёску сакко.

В двадцать один год, или ранее, если матушка окия, где живёт майко, чувствует, что майко достаточно опытна, для неё начинаются приготовления к церемонии смены воротника, эри-каэ. Этот день станет днём её дебюта как полноправной гейши. За месяц или за две недели до этого её волосы укладываются в причёску сакко (яп. 先笄, последняя шпилька). Исторически, сакко была причёской невесты в день бракосочетания. Сакко легко узнать по хвостику, свисающему сзади причёски; кончик этого хвостика окаа-сан срезает в первую ночь дебюта.

Ещё одна причёска для старших майко называется кацуяма (яп. 勝山, псевдоним придумавшей эту причёску юдзё), её носят на фестиваль «Гион-мацури». С кацуяма надевают особые украшения — розовые и серебряные кандзаси «бонтэн». Меняется и расположение шёлковой ленты «каноко» — она теперь оплетает верх причёски.

Якко-симада (яп. 奴島田, причёска слуг) — причёска старших майко на Новый год, Сэцубун и на первое августа, «Хассаку», «день спасибо». Сзади выступающую часть причёски оплетают бусы из красных и зелёных бусин и широкая лента сибори (яп. 絞, лента, окрашенная методом узелкового окрашивания). Хассаку (八朔) — праздник уважения. Проводится в первый день восьмого лунного месяца. Майко и гэйко благодарят всех в чайных домиках, где работали, владельцев своего окия и так далее.

За время ношения традиционных причёсок, которые держатся на локоне волос на макушке, волосы в местах сильного натяжения начинают выпадать.

Украшения в причёсках

При создании варэсинобу собранные в круглый валик волосы посередине разделяет «каноко» (яп. 鹿の子, оленёнок) — красная лента. Сверху в момоварэ вкалывается булавка каноко домэ (яп. 鹿の子留め, удерживающая каноко) из лака, дерева или проволоки. Она выполняется в форме цветов, бабочек, геометрических фигур. Кроме этого, причёску майко справа украшает букет шёлковых цветов хана-кандзаси (яп. 花簪, цветочные кандзаси). В первый год обучения цветы хана-кандзаси спадают прямо на лицо, на второй год и позже используют меньшее украшение. Цветы должны соответствовать текущему сезону (сосна, бамбук и слива в январе, ива в июле, нарцисс в марте). На хана-кандзаси для сакко находятся шёлковые журавли и сосновые иголки.

В затылочную часть любой причёски майко или гейши вкалывается тама-кандзаси (яп. 玉簪, кандзаси с шариком), шпилька с украшением-шариком. Зимой шарик коралловый, летом — нефритовый.

Гейши

Макияж и причёска

Майко привлекают клиентов внешним видом, а гейши — своими талантами и умениями. Поэтому гейши, достигшие тридцати лет, белят лицо только на особенно важные церемонии. Молодые гейши первые несколько лет работы носят полный макияж.

После эри-каэ бывшая ученица наконец может остричь или покрасить волосы: гейши носят парики, а причёски майко делаются на собственных волосах. Стандартная причёска гейши — така-симада (яп. 高島田, высокая симада). Спереди она похожа на причёски майко, а на затылке волосы собирают в толстый хвост, сгибают и поднимают его над причёской.

На праздники така-симада немного изменяется и называется цубуси-симада (яп. 潰島田, поломанная симада). «Хвост» така-симада перетягивают пополам золотым шнуром так, что он из четвертушки кольца становится похож на изогнутый лук или фигурную скобку. Украшения в причёске така-симада ограничиваются простым гребнем, небольшой шпилькой спереди и тама-кандзаси сзади.

Гейши в возрасте вообще не носят особых причёсок, а собирают волосы в «ракушку».

Одежда

На обычные банкеты гейши надевают цветное и обязательно шёлковое кимоно: хомонги, цукэсагэ, комон, иромудзи или хикидзури. Воротничок кимоно гейш всегда чисто-белый и без вышивки, в отличие от учениц, их воротнички могут быть белыми, но обязательно с вышивкой. На праздники надевается официальное «куро-томэсодэ» чёрного цвета с тремя или пятью монами. Несмотря на то, что одеваются гейши довольно скромно, они добавляют костюму чувственности, завязывая оби очень низко, показывая широкую полосу воротника, а также низко опуская заднюю часть воротника так, чтобы была открыта спина.

Кимоно гейши обязательно имеет ярко сезонный мотив в дизайне рисунка, цвете и фасоне: бледно-зелёное кимоно с рисунком сосны на глубоком пурпурном фоне и подкладкой носят в январе, жёлтое кимоно из тонкой шерсти с водными мотивами носят в июле.

В Киото оби повязывают узлом тайко (яп. 太鼓結び тайко-мусуби, дословно «барабанный узел»), придуманный гейшами района Фукагава в Токио и названный в честь отстроенного моста Тайкобаси у храма Камэдо Тэндзин, в Токио и Канадзаве — узлами янаги (яп. 柳結び янаги мусуби, «ивовый узел») и тайко. В Токио используется также узел цунодаси (яп. 甬出結び).

Обувь гейш — гэта особого фасона комати-гэта (яп. 小町下駄, гэта красавицы).

Таю и ойран

В старые времена таю 太夫 (в Киото) и ойран 花魁 (в Токио) были куртизанками высшего класса. Они приходили на вечеринки до гейш и у клиента был выбор: попытать счастья с куртизанкой (а она вполне могла и просто отказать) или остаться для того, чтобы повеселиться с гейшами (но без секса). Куртизанкам нужно было создать впечатление дороговизны и неприступности, поэтому таю и ойран стали мастерить очень сложные причёски, с десятками шпилек и других украшений, а также надевать три и более кимоно. Есть неверная точка зрения, что пояс таю завязан спереди, так как его проще развязывать. Кисараги таю дала интервью, в котором объяснила, что дело здесь в том, что таю — аристократки, в отличие от тех же гейш, и пояс спереди мешает им заниматься какой бы то ни было работой. У проституток низших рангов пояс завязывался спереди простым узлом, а у таю образовывает подобие сердца.

Воротник кимоно у таю всегда немного отогнут справа, показывая волнующую красную изнанку. И тем не менее, несмотря на сексуальный аспект, таю и ойран были так же искусны, как и гейши, а в некоторых видах искусства даже превосходили их.

Таю и ойран белят всё лицо, как майко, а таю ещё и чернят зубы по старинной японской традиции. Таю выдаёт обилие ёситё (яп. 吉丁 ёситё:) (раздвоенных плоских шпилек) и обязательное наличие золотого цвета в одежде (конкретно — в накидке утикакэ). Ещё таю носят в причёске с четырёх сторон по коралловой подвеске, на которую прикреплено по монетке или крохотному золотому украшению. Обувь таю и ойран — очень высокие чёрные сандалии с тремя каблуками «самбонъаси», из-за которых шаги должны быть очень мелкими.

Украшения

Причёски гейш и ойран немыслимы без разнообразных гребней и булавок. Чем неопытнее девушка, тем больше украшений носят в причёске.

• Куси (яп. 櫛, гребень) — гребень, деревянный или из панциря черепахи, также может быть лаковым или пластиковым, часто расписан сверху, хотя узор может спускаться и на зубцы. Майко носят «ханакуси» — гребень, на который сверху прикреплены искусственные цветы.
• Бира-бира (яп. びらびら, ономат. дзынь-дзынь) — шпильки с длинными металлическими нитями, издающими приятный звон. Иногда украшены колокольчиками.
• Ёситё (яп. 吉丁 ёситё:) — раздвоенная широкая шпилька. В причёске таю и ойран очень много ёситё.
• Тама-кандзаси (яп. 玉簪, украшение-шарик) — шпильки, украшенные шариком из драгоценного камня.
• Оги (яп. 扇 о:ги, веер)  — алюминиевые шпильки в форме веера, с которых свисают тоненькие металлические пластинки
• Хана-кандзаси (яп. 花簪, кандзаси с цветами) — кандзаси с шёлковыми цветами и нитками, на которые насажены мелкие шёлковые цветочки, свисающие примерно на двадцать сантиметров. Одна хана-кандзаси может стоить дороже кимоно, так как работа по их созданию очень кропотливая и напоминает работу ювелира-дизайнера.
• Маэдзаси (яп. 前ざし, за кандзаси) — маленькое украшение, располагающееся за оги.

Майко, работающие в Гион-кобу, до восемнадцатилетия носят ещё и жадеитовую булавку слева надо лбом.

Календарь кандзаси

• Январь: основной мотив января — сётикубай (яп. 松竹梅 сё:тикубай, сосна, бамбук и слива), а также ракетки хагоита, прялки, морские улитки. На Новый год, отмечающийся в киотоских ханамати 15-го января, майко и гейши надевают кандзаси с рисовыми колосками и голубем без глаз: майко вставляют это кандзаси в правую сторону причёски, а гейши — в левую. Один глаз голубю рисует сама гейша, загадывая любовное желание, а второй должен нарисовать клиент, у которого в прошлом году желание уже сбылось.
• Февраль: в начале февраля — цветы сливы и бабочки, в конце — нарциссы. В канун Сэцубуна (обакэ) надеваются два особых вида кандзаси: украшенные шариками кусудама и бумажные вертушки. Редко, но встречаются камелии.
• Март: бабочки, нарциссы, персики, древесные пионы.
• Апрель: сакура.
• Май: глициния, ирисы.
• Июнь: плакучая ива, гвоздика, гортензия.
• Июль: круглые веера «утива».
• Август: мискант «сусуки», ипомея.
• Сентябрь: китайский колокольчик, леспедеца (хаги (яп. 萩, lespedeza bicolor)).
• Октябрь: хризантема.
• Ноябрь: листья клёна и гинкго.
• Декабрь: «манэки-кандзаси», украшенные сосной и мотибана, с маленькими бумажными «табличками», на которых расписываются актёры Кабуки. По традиции во время представления каомидзэ сокэн (яп. 顔見世 каомидзэ со:кэн) майко заходят в гримёрки к своим любимым актёрам за автографами.

См. также

• Гейша

Ссылки

• [orient-interior.ru/style/krasota/varesinobu/ От сикоми к майко: варэсинобу — прически маленьких гейш.]

Источники

• Дэлби, Лайза Крифилд. Geisha. — Vintage, 2000. — С. 165.
• www.immortalgeisha.com
• hanaen.exblog.jp/ Блог бывшей гейши Фудзики (псевдоним — Котё:)
• www.mith.ru/
• [tsurukomaiko.freeforums.org/kanzashi-motifs-and-what-months-they-apply-to-t222.html Календарь кандзаси]
• [www.flickr.com/groups/geikoandmaiko/pool/ Майко, гейши и гейко на flickr]

Отрывок, характеризующий Внешность гейши

Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.