Внешняя политика Узбекистана
|
|
Внешнеполитический курс Узбекистана резко изменился начиная с середины 2005 года после того, как страна оказалась в международной изоляции в результате подавления народных волнений в Андижане.
ООН
США и другие западные страны потребовали независимого расследования этих событий и обвинили узбекские власти в неразборчивом применении силы при подавлении восстания. Евросоюз и Конгресс США ввели санкции против Узбекистана. 23 ноября 2005 Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, осуждающую Узбекистан за преследования участников андижанских событий. В резолюции ООН выражает озабоченность массовыми арестами и обвиняет в гибели сотен людей правительственные войска, проявившие излишнюю жестокость. Принятие резолюции инициировали США. За неё проголосовали 73 страны при 58 воздержавшихся. Азербайджан, Белоруссия, Казахстан, Таджикистан, Туркмения и Россия голосовали против. Однако в октябре 2009 г. эмбарго и другие ограничения были сняты[1]
США
С 1992 года Соединенные Штаты и Узбекистан установили плотные отношения, начав сотрудничать в таких областях, как: программа пограничной и региональной безопасности, экономические отношения, вопросы политики и гражданского общества, обучение населения Узбекистана английскому языку. Узбекистан является важным партнёром США в обеспечении стабильности, процветания и безопасности в регионе Центральной Азии, США предоставляют Узбекистану помощь в сфере безопасности для продвижения этих целей. Региональные угрозы включают в себя: незаконное распространение наркотиков, торговлю людьми, терроризм и экстремизм. Узбекистан является ключевым партнёром для миротворческих сил НАТО в Афганистане, в первую очередь путём предоставления в пользование электроэнергии и железнодорожной инфраструктуры.
С 2001, когда после терактов 11 сентября 2001 и создания под эгидой США «глобальной антитеррористической коалиции» Узбекистан поддержал США в их антитеррористической кампании и предоставил свою территорию для войск США и НАТО, отношения между Узбекистаном и Западом стали тёплыми. Руководитель страны Ислам Каримов неоднократно посещал США. Узбекистан считался стратегическим партнёром США и пользовался их значительной финансовой помощью.
Китай
Первой страной, которую президент Узбекистана Ислам Каримов посетил после андижанских событий, стала КНР. 25 мая председатель КНР Ху Цзиньтао и Каримов подписали договор о партнёрских отношениях дружбы и сотрудничества. Руководство Китая на фоне давления со стороны Запада встало на сторону президента Узбекистана. В интервью газете «Жэньминь жибао» Каримов заявил, что события в Андижане направлялись и финансировались из-за рубежа: «Преступники и стоящие за ними силы намеревались дестабилизировать ситуацию не только в Узбекистане, но и во всей Центральной Азии». Официальный представитель МИД КНР Кун Цюань подтвердил, что в Пекине поддерживают «усилия властей Узбекистана по борьбе с терроризмом, сепаратизмом и религиозным экстремизмом».
Во время визита Каримова в Китай 25 мая 2005 года председатель КНР Ху Цзиньтао выразил признательность правительству Узбекистана за его приверженность принципу одного Китая и поддержку китайского народа в его стремлении к воссоединению Родины: «Узбекистан и дальше будет неуклонно придерживаться принципа одного Китая», — заявил в ответ Каримов, назвав Китай верным другом и дружественным соседом Узбекистана, отметив, что со дня провозглашения независимости его страна всегда поддерживает тесные партнёрские отношения с Китаем[2]. Ху Цзиньтао отметил, что Китай уважает выбранный узбекским народом путь развития. «Узбекская сторона высоко оценивает возрастающую роль Китая в международных делах», — отметил Каримов.
Россия
В момент кризиса 2005 года Россия изначально поддержала действия узбекских властей и использовала возникшую международную изоляцию Узбекистана для укрепления своих позиций в Центральной Азии. Российские власти по просьбе Узбекистана задержали в июне 2005 в городе Иваново группу лиц, разыскивавшихся в связи с участием в андижанских событиях. В августе 2006 Генпрокуратура России объявила о своём решении выдать Узбекистану 12 граждан Узбекистана и одного гражданина Киргизии, которым отказано в предоставлении политического убежища в России, несмотря на то что международные организации признали этих людей политическими беженцами. Узбекская прокуратура обвиняет их в «участии в экстремистском преступном сообществе, публичных призывах к осуществлению экстремистской деятельности, терроризме, диверсиях, убийствах, массовых беспорядках и незаконном приобретении огнестрельного оружия и боеприпасов». Узбекистан гарантировал, что они «не будут подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему честь и достоинство человека обращению или наказанию» и что к ним не будет применено «наказание в виде смертной казни».
9 июня 2005 министр обороны России Сергей Иванов заявил на заседании Совета Россия — НАТО в Брюсселе, что в Андижане узбекским властям противостояли силы «международного исламского терроризма». Он выступил против международного расследования правомерности действий узбекских властей. По мнению Иванова, международным организациям следовало бы расследовать обстоятельства самого бунта, а не действия властей по его подавлению: «Мы располагаем достаточно достоверной информацией: всё то, что произошло в Андижане, было инспирировано с территории Афганистана. Группа вооружённых боевиков исламистских организаций, в том числе и талибов, давно готовила вторжение в Узбекистан… Речь в конечном счёте идет о пресечении угрозы международного терроризма в этом крайне важном в стратегическом отношении регионе».
Российские власти призвали свести расследование андижанских событий к поиску связей зачинщиков бунта с «международным терроризмом». Ещё в середине мая глава МИД Сергей Лавров заявил: «Необходимо провести самое тщательное расследование, кто и с какими целями собрал группу вооружённых экстремистов в Узбекистане».
Узбекистан, со своей стороны, официально заявил о выходе из организации ГУУАМ, чьи позиции становятся всё более антироссийскими, объявил о намерении присоединиться к Организации Договора о коллективной безопасности, 14 ноября 2005 подписал с Россией союзнический договор, закрыл для американских ВВС базу Карши-Ханабад, использовавшуюся с 2001 для воздушной поддержки операций в Афганистане, и готов с 2006 предоставить её для использования российскими войсками. 25 января 2006 президент Узбекистана Ислам Каримов на саммите ЕврАзЭс в Санкт-Петербурге торжественно подписал протокол о присоединении Узбекистана к договору об учреждении ЕврАзЭс.
7 марта 2006 президент Каримов подписал закон «О ратификации Договора о союзнических отношениях между Республикой Узбекистан и Российской Федерацией». Ранее его единогласно ратифицировали обе палаты узбекского парламента. Главное условие договора гласит, что страны приходят на помощь друг другу в случае военной угрозы: «В случае возникновения ситуации, которая, по мнению одной из сторон, может создать угрозу миру, нарушить мир или затронуть интересы её безопасности, а также возникновения угрозы совершения акта агрессии против одной из сторон стороны незамедлительно приводят в действие механизм соответствующих консультаций для согласования позиций и координации практических мер по урегулированию такой ситуации».
9 марта было сообщено, что президент Каримов подписал закон о ратификации протокола о присоединении республики к ЕврАзЭс.
Ещё с лета 2005 г. Ислам Каримов стал всё чаще указывать на необходимость создания международных сил быстрого реагирования, которые бы можно было использовать для подавления восстания или мятежа в той или иной стране. Именно эта мысль легла в основу договора о союзнических отношениях, подписанного в октябре 2005 Россией и Узбекистаном.
Узбекские власти также выступили с проектом создания международных «антиреволюционных» карательных сил на постсоветском пространстве в рамках ОДКБ. Готовясь к вступлению в эту организацию, Узбекистан подготовил пакет предложений по её усовершенствованию, включающий создание в её рамках разведывательной и контрразведывательной структур, а также разработку механизмов, которые бы позволяли ОДКБ давать государствам Центральной Азии гарантии внутренней безопасности.
В начале 2006 в завершающую стадию вошли переговоры между российским «Газпромом» и Узбекистаном в отношении передачи российской компании на условиях соглашения о разделе продукции (СРП) права на разработку трёх крупнейших месторождений газа — Урга, Куаныш и группы Акчалакских месторождений (плато Устюрт).
Подписание соглашения сделает «Газпром» контролирующим игроком в узбекском газовом экспорте. «Газпром» является также оператором транзита туркменского газа по территории Узбекистана. Если СРП заработает, то с 2007 года «Газпром» фактически монополизирует экспорт газа из Узбекистана. По всей видимости, Узбекистан намерен передать «Газпрому» всю разработку газовых месторождений на Устюрте.
Германия
23 ноября 2005 Узбекистан потребовал вывода с его территории ещё одной военной базы — станции тылового обеспечения в Термезе, используемой Германией для поддержки операций в Афганистане. Узбекистан официально уведомил НАТО, что закрывает своё воздушное пространство для военных самолётов этого блока. Договор об аренде Германией термезского аэропорта был подписан в 2002. По этому договору немецкий контингент должен был оставаться здесь до окончательного разрешения ситуации в Афганистане.
Пакистан
Туркменистан
Бразилия
См. также
Напишите отзыв о статье "Внешняя политика Узбекистана"
Примечания
Ссылки
- [mfa.uz/ Министерство иностранных дел Республики Узбекистан]
- [www.uzembassy.ru/fpobjectives.htm Цели и задачи внешнеполитического курса Узбекистана, на сайте Посольства Республики Узбекистан в Российской Федерации]
- [www.rian.ru/analytics/20051115/42094962-print.html Союз с Москвой: Ташкент сделал геополитический выбор, «РИА Новости», 15.11.2005]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Внешняя политика Узбекистана– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом. – Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!] Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его. – Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем. – Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет… – Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием… – Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку. На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда. – Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч. И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти: – Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!] Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною». В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву. – Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице. После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов: «Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора. На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это. Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками. За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью. – Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он. И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал: – К чему такая бездна церквей? – Русские очень набожны, – отвечал Балашев. – Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения. Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора. – У каждой страны свои нравы, – сказал он. – Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон. – Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей. Навигация | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
