Внешняя торговля Русского царства

Торговля Русского царства с другими странами, как правило, оптовая, меновая. Иностранные купцы, торгующие на золотую и серебряную монеты, получали дополнительные привилегии. Товарные кредиты выдавались чаще всего на один год — с сентября до сентября.

Торговля проходила обычно зимой из-за плохого состояния дорог летом. Летом основным транспортом внутри страны был речной транспорт. Торговля ведётся в порубежных городах.

Внешняя торговля до Московской компании

В XV веке в Москву приезжали купцы из Германии и Польши, они покупали пушнину. Зимой в Москву ехали через Смоленск, летом — по Москве реке. Водный путь считался не удобным. В XVI веке в Москву приезжали преимущественно поляки. Все привезённые товары должны были быть в начале предъявлены для выбора царской казне. Старинное русское правило, соблюдалось с XV века (Как сообщал один англичанин «Царь был первым купцом России»). Это приводило к задержкам. В Новгороде это правило исполнялось не так строго, поэтому Великий Новгород был более крупным торговым центром, чем Москва. Немцы, шведы и ливонцы ездили в Новгород.

В первой половине XVI века крупным торговым центром был Дмитров. В Дмитрове разгружали корабли, пришедшие по Волге, и далее товары везли в Москву по суше. В Дмитрове возник крупный торг рыбой, в окрестных сёлах торговали хлебом, солью и скотом.

Крупнейшая ярмарка в XVI веке располагалась в устье реки Молога («Ярмарка Холопьего городка»). Торг продолжался четыре месяца. На ярмарку приезжали немцы, поляки, греки, итальянцы, литовцы, персияне. Основные товары: одежда, ткани, металлические изделия, пушнина.

В начале XVI века в Новгороде торгуют фламандцы, литвины. В XVII веке Новгород стал центром торговли металлами: медь, свинец и железо; за границу из Новгорода вывозят хлеб. В Пскове торговали ливонцы, они в больших количествах покупали воск и мёд.

В Вологде был складочный пункт льна и сала. Из Вологды их отправляли в Новгород. В Устюге проходила меновая торговля мехом. С начала XV века начинается торговое плавание между Устюгом и Холмогорами. В Холмогорах возникает меховая ярмарка. Из Холмогор промышленники достигали Иртыша.

В первой половине XVI века в Ярославле закупали хлеб. Москва была крупным центром розничной торговли, особенно дорогих товаров.

В XV веке в Казани закупали меха (в основном, белку) и бухарские шелковые ткани.

В конце XV века между Москвой и Астраханью ходили караваны. Основные товары соль и лошади. Караваны шли вдоль Волги.

Другой путь на юг шел по Дону до Азова, и по Азовскому морю до Кафы. Третий маршрут проходил по Днепру до Вязьмы. Вязьма была крупным складочным пунктом. Из Киева караваны шли по суше до Кафы.

Англия

В 1551 году в Англии была создана компания «Mystery and Company of Merchant Adventurers for the Discovery of Regions, Dominions, Islands, and Places unknown» (сокращённо «Mystery»). Основатели компании: Себастьян Кабот (Sebastian Cabot), Ричард Ченслор (Richard Chancellor), и сэр Хью Уиллоби (Hugh Willoughby). Компания намеревалась найти северо-восточный проход в Китай, и разрушить торговую монополию Испании и Португалии.

Голландия

Голландцы постоянно получали значительные привилегии, но меньшие, чем Московская компания. Они имели свои дворы в Архангельске, Москве, Вологде, Холмогорах, Усть-Коле и освобождались от обязанности останавливаться на общественных гостиных дворах.

В XVI веке в устье Двины могли заходить только корабли Московской компании — поэтому голландцы, фламандцы и датчане торговали через Ревель, Ригу и Дерпт. После Ливонской войны голландские корабли начали приходить в Архангельск.

Города Ганзейского союза

Во времена царствования Ивана III Ганзейский союз пытался препятствовать развитию Русского царства. Ревельский городской совет задерживал художников и мастеров, ехавших на службу в Москву (например, Дело Шлитте). В Дерпте и Риге задерживались и грабились псковские купцы. В результате в 1444 году началась война с Ливонским орденом. В 1492 году был построен Ивангород. В Ревеле сожгли двух русских торговцев. В ответ на это Иван III закрыл ганзейскую контору в Новгороде, задержал купцов и конфисковал их имущество.

В 1539 году московские бояре подтвердили торговый договор с Ганзой.

После падения Новгорода ганзейские города утратили своё влияние в России. После завершения Ливонской войны ганзейские города хотели вновь открыть свою контору в Новгороде, но этому препятствовали ливонские города и внутренние противоречия в Ганзейском союзе. В 1593 году Любек от лица ганзейских городов отправил в Москву посла Захария Майера. Любек просил возобновить торговые связи, даровать немецким купцам право торговать в России свободно и беспошлинно, держать собственные подворья. Царь Фёодор выдал им жалованную грамоту, по которой им было позволено свободно торговать в Ивангороде, Новгороде и Пскове, уплачивая обычную для всех пошлину.

Эта грамота плохо исполнялась, и в 1603 году Любек с другими городами вновь обратился к царю. Царь разрешил им свободно торговать в Новгороде и Пскове, плавать в Архангельск и Xолмогоры, обещал покровительство ганзейским купцам. Вскоре в Россию начали приезжать купцы, которые выдавали себя за жителей Любека. После этого пошлины для Любека были установлены наравне с другими торговцами.

При Михаиле Фёдоровиче ганзейские города снова просили о свободной торговле в России. Права были выданы, но ганзейцы нарушали правила торговли. После этого ганзейским купцам было запрещено ездить в Россию. Лишь единицы из них получали жалованные грамоты.

Алексей Михайлович в 1652 году выдал новую грамоту Любеку на право торговли в России с уплатой всех пошлин. Кроме этого купцам было позволено привозить в Москву узорочные товары для царской казны и ефимки. В XVI веке торговля ганзейских городов с Россией совершалась через Ливонию, а с XVII века через Архангельск.

Швеция

Торговля с Швецией незначительна по объёмам. Местное население, живущее вдоль границ, занималось контрабандной торговлей. Из Швеции вывозилось железо, из России вывозился хлеб.

При Иване III торговля с Швецией пришла в упадок. Василий III заключил торговый договором с Густавом Васой. Шведским купцам была предоставлена свобода торговать во всей России, иметь своё подворье в Новгороде. В 1537 году был заключён новый договор о взаимной торговле. При Иване Грозном был заключён договор, по которому русским купцам разрешалось проезжать через Швецию в другие страны на шведских кораблях, шведы получили разрешение торговать в Новгороде, Москве, Казани и Астрахани, а также проезжать в Индию и Китай.

В 1595 году шведам была выдана привилегия на свободную торговлю в России. Шведские купцы могли свободно плавать по Ладожскому озеру, подниматься по реке Нарва, входить в Чудское озеро, приезжать в Псков. Шведские купцы могли торговать в Москве, Новгороде, Пскове, держать свои подворья в Новгороде, Пскове и Москве. Шведы разрешили русским купцам ездить с товарами в Швецию, Финляндию и Эстляндию.

Эти привилегии были восстановлены после Столбовского мира. В Новгороде шведы могли свободно торговать и держать свою контору, купцы из других стран могли торговать в Новгороде только с жалованными грамотами от русского царя. Русские торговые корабли ходят в Выборг, Ревель и Стокгольм.

После заключения Кардисского договора шведские купцы получили право свободно торговать по всей России, но преимущественно в Москве, Новгороде, Пскове, Ладоге, Ярославле, Xолмогорах, Переяславле, Тихвине. Они могли иметь свои подворья в Москве, Новгороде, Пскове и Переяславле. Российские купцы могли торговать в Стокгольме, Риге, Выборге, Ревеле, Ижоре, Нарве и других городах.

Во второй половине XVII века несколько раз запрещалось вывозить в Швецию хлеб и продовольствие. Например, в 1685 году было запрещено вывозить свиное и говяжье сало, мясо в Швецию. В 1649 году запрещалось вывозить хлеб.

Речь Посполитая и Литва

Из-за войн и приграничных конфликтов купцы из Польши и Литвы могли торговать только в порубежных городах. В 1678 году полякам разрешили приезжать в Москву, а русским купцам можно было торговать в Варшаве, Кракове и Вильно с уплатой всех пошлин. Русским было разрешено торговое плавание по Западной Двине. Вечный мир 1686 года подтвердил эти условия.

Греция, Византия и Турция

После брака Ивана III с Софьей Палеолог торговля с Грецией возобновилась. После завоевания Константинополя в Россию приезжают не только греки, но и турки. В 1499 году Иван III посылал в Турцию послов и получил для российских гостей свободу торговли во владениях султана.

При Василии III турецкий посол Искандер три раза приезжал в Москву для покупки товаров. В 1576 и 1580 годах в Москву приезжали посольства султана для закупок. В царствование Ивана Грозного турецкие купцы торговали в Москве, российские гости торговали в турецких владениях. При Фёдоре Ивановиче в 1594 году был заключён договор с Турцией, но торговля оставалась не значительной.

Греки и молдаване привозили в Москву драгоценные камни, жемчуг, украшения, турецкие ткани.

Греки, как единоверцы, пользовались особыми привилегиями. Некоторые из них постоянно жили в Москве на греческом дворе. В середине XVII века греки торговали в Путивле, который был пограничным городом на юге Русского государства. После введения в России торгового устава 1667 года греческие торговцы были обложены пошлинами наравне с торговцами из других стран. Если купцы торговали за золотые монеты и ефимки, то они освобождались от пошлин.

Греческие торговцы провозили контрабандные товары, торговали поддельными драгоценными камнями, поэтому им было запрещено торговать в России. В 1676 году им вновь было позволено торговать в Путивле.

Персия, Бухара, Шемаха и другие восточные страны

После завоевания Астрахани началась торговля с Хивой, Бухарой, Шемахой. В 1557 и 1558 годах к Ивану Грозному приезжали послы из Хивы и Самарканда. В 1563 году был заключён договор с Шемахой, с бухарцами в 1567 и 1569 годах. Русские купцы ездили в Бухару и Хиву.

В 1668 году Алексей Михайлович даровал хивинским купцам право свободного приезда в Астрахань.

Бухарцы привозили товары из Индии. Бухарцы, кроме Астрахани, торговали в Тобольске на гостином дворе. Вероятно, в Тобольске бухарские купцы были объединены в некую корпорацию, поэтому в документах того времени они назывались Тобольские бухарцы. Михаил Фёдорович выдал бухарцам привилегию торговать в Казани, Астрахани и Архангельске. Им разрешалось нанимать подводы, покупать корабли, быть свободными от присмотра воевод. В 1686 году эта привилегия была подтверждена. Во второй половине XVII века бухарцам было запрещено вывозить из Тобольска пушнину, что привело к снижению торговых оборотов.

Особо близкими были торговые отношения с Персией. Персия, как и Россия, находилась в неприязненных отношениях с Турцией. При Михаиле Фёдоровиче из Москвы ежегодно в Персию отправлялись посольства для закупки товаров.

В 1634 году была создана Голштинская компания. Компания получила право на 10 лет проезжать через Россию для торговли с Персией. Компания была обложена большими пошлинами, и торговля не приносила прибылей.

При Алексее Михайловиче торговые отношения с Персией значительно расширились. В 1664 году шах Аббас II даровал российским гостям право на свободную торговлю в персидских владениях без уплаты пошлин. Местным властям было указано оказывать особые почести российским гостям.

Основная торговля с Персией шла через Астрахань. В Астрахани для персидских купцов был построен Гилянский двор. В Москве персидские купцы останавливались на посольском дворе. Как и греческие купцы, они получали подённый корм хлебом и мясом, дрова и сено.

Из Персии вывозился шёлк. Монополия на торговлю шёлком принадлежала царской казне. Российские купцы, закупившие шёлк, были обязаны продать его казне. В 1667 году торговля шёлком была передана Армянской компании.

Армянская компания

Армянская компания — корпорация армянских гостей. Компания создана армянами Стефаном Ромаданским и Григорием Лушковым.

Компания обязалась закупать в Персии шёлк и ввозить его в Россию. Компания для доставки шёлка выбрала два маршрута: по Каспийскому морю и сухопутным путём — через город Терек. Если шёлк не продавался в Астрахани, компания могла его продавать в Москве и приграничных городах: Новгород, Смоленск, Архангельск. Если шёлка было очень много, компания могла его продавать за границей.

Компания также торговала другими товарами, например, верблюжьей шерстью.

Компания облагалась пошлинами. Беспошлинно можно было возить 10 пудов грузов для личного пользования, включая табак. Россия предоставляла вооружённую охрану для проезда по Волге. В случае кораблекрушения царская казна возмещала убытки компании.

Российские гости подавали царю челобитные с просьбой ограничения прав Армянской компании. В 1673 году был заключён новый договор с Армянской компанией. Компании было запрещено вывозить персидские товары за границу, царская казна не возмещала убытки от кораблекрушений и грабежа. У шаха была получена грамота, запрещающая продавать шёлк никому, кроме Армянской компании. Армянская компания должна была ввозить шёлк только в Россию. Таким образом, персидский шах хотел лишить прибылей турецких купцов.

Индия

В 1533 году Москву посетило посольство султана Бабура. Царь пожелал установить торговые отношения. После завоевания Астрахани индийские купцы торговали через этот город.

Первое посольство в Индию отправилось в 1646 году. Алексей Михайлович отправил послом князя Козловского и с ним двух купцов: казанского Сыроепина и астраханского Тушкалова. Купцам было выдано 5000 рублей для закупок индийских товаров. Они должны были узнать о торговых путях, таможенных правилах и местных законах. Персидский шах не пропустил русское посольство в Индию под предлогом опасного пути. Алексей Михайлович желал установить торговые отношения с Индией и приказал воеводам оказывать большое внимание индийским купцам в Астрахани. Индийцам было даровано посещать не только Астрахань, но и другие города. В 1650 году индийские купцы Солокна и Лягунт продавали ткани в Ярославле, в Москву привезли индийскую камку. В 1651 году гость Шорин с грамотой царя отправил приказчиков Никитиных в Индию, но они также не достигли своей цели.

В 1669 году Алексей Михайлович отправил посла Бориса Пазухина в Бухару и Хиву для разведывания торговых путей в Индию. Пазухин вернулся в Москву в 1673 году. Находившиеся в Москве индийские купцы, скорректировали маршрут, предложенный Пазухиным, и в 1675 году был отправлен караван под руководством посла Мамет-Юсупа Касимова. В 1676 году караван достиг Кабула. Властитель Кабула сообщил о гостях султану, но тот не захотел устанавливать торговых отношений с христианами. Товары и подарки каравана опечатали; их выкупил султан по своей цене за вычетом пошлин. После этого отношение к индийским купцам в России изменилось, и в 1688 году им запретили торговать где-либо, кроме Астрахани.

В 1695 году был отправлен ещё один караван под руководством купца Семёна Маленького. Караван получил в Индии грамоту от султана, разрешающую беспрепятственный проезд, но на обратном пути караван был ограблен морскими разбойниками.

Торговля с Сибирью и Китаем

В конце XVI века русские купцы начали возить в Сибирь хлеб, ткани, одежду, кожи, оружие. Из Сибири вывозили пушнину. Во второй половине XVII века в Сибирь начинают завозить иностранные товары.

Соликамск стал складочным местом для торговли с Сибирью. Из Соликамска волоком товары перевозили в Верхотурье, который считался первым сибирским городом. В Верхотурье была построена таможня, в которой собирались пошлины и проверялись проезжие грамоты. Заставы для сбора пошлин — Собская и Обдорская.

Из Верхотурья на казённых досчаниках товары привозили в Тобольск. В Тобольске был построен гостиный двор. Бухарским купцам была выдана привилегия на торговлю в Тобольске, калмыки перегоняли лошадей для продажи в Тобольске.

В 1654 году состоялось посольство в Китай Фёдора Байкова, сибирского казака Малинина и бухарца Бабурель-Бабаева с товарами. Байков вернулся в Тобольск в 1658 году. После него в Китай ездил тарский сын боярский Иван Перфильев, а в 1675 году Николай Спафарий.

Торговля с Китаем проходила через Тобольск. Основные товары — шёлковые ткани, драгоценные камни, фарфор, чай, ревень. Из Тобольска часть китайских товаров отправлялась в Астрахань для продажи за границу.

В 1689 году Фёдор Головин заключил Нерчинский договор с Китаем, после этого возникли постоянные торговые отношения.

Жалованная грамота

Право на оптовую торговлю в России давала Жалованная грамота. Жалованная грамота выдавалась на конкретного человека, а не на компанию. Жалованная грамота освобождала торговца от местных судов — его могли судить только в Посольском приказе. Но если иностранный гость хотел судиться с русским контрагентом, то дело рассматривалось в том приказе, которому подчинялся ответчик.

В 1628 году члены Московской компании получили право судиться только в Посольском приказе. В 1653 году такое право было даровано всем иностранцам, но на деле их продолжали вызывать в суды различных приказов.

Российские товары

«Пять больших товаров»: лён, пенька, сало, юфть, кожи. Пять больших товаров иностранцам продавала царская казна. Алексей Михайлович к этим товарам добавил соболей, поташ и смольчуг. В 1664 году царская монополия была отменена, вместо неё были увеличены пошлины.

Казна также торговала воском, хлебом, ревенем. Соль продавалась в Швецию и Литву. Продажа соли и продовольствия за границу часто запрещалась. Хлеб продавался через Архангельск и Нарву.

Другие товары: канаты, ткани, конопля, алебастр, корень солодки. Поташ покупали Голландия и Фландрия. Лес за границу вывозился через Двинский порт и по Западной Двине.

Импортные товары

В Россию завозились металлы: железо, медь, свинец, олово (как необработанные, так и в изделиях), драгоценные металлы в слитках, изделиях и монетах.

Также ввозились: ткани, бумага, стекло в листах, посуда, бакалея, сахар, специи, вина, уксус.

Заповедные товары — товары, запрещённые для ввоза: табак, водка (с 1640 года).

См. также

• Русское царство
• Русское государство
• Гость (купечество)

Литература

• Костомаров Н. И. Очерк Торговли Московскаго государства в XVI и XVII Столетиях. С-Петербург. В Тип. Н. Тиблена и Комп., 1862

Отрывок, характеризующий Внешняя торговля Русского царства

– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.