Внутренняя Империя (Калифорния)

Не следует путать с одноимённым фильмом.

Внутренняя Империя (англ. The Inland Empire) — метрополитенский ареал (расширенная полицентрическая агломерация), расположенная в южной части штата Калифорния вокруг городов Риверсайд и Сан-Бернардино. Это третий по величине урбанизированный район в Калифорнии. В Бюро переписи населения США район значится как агломерация Риверсайд — Сан-Бернардино — Онтарио, состоящий из округов Риверсайд и Сан-Бернардино. Однако некоторые источники, такие как The New York Times и Los Angeles Times, сообщают, что жители некоторых районов долины Виктора, Коачеллы и Темекула не считают себя жителями «Внутренней Империи».

Описание

Площадь региона составляет 70 000 км². Население — 4 миллиона человек, что делает его 3-м по населению районом в Калифорнии и 14-м в США. Большая часть населения агломерации сосредоточена в её юго-западной части, примыкая в Большому Лос-Анджелесу.

Название

Название «Inland Empire» было использовано в калифорнийской газете Riverside Enterprise в апреле 1914 года. Вероятно, девелоперы придумали это название для того, чтобы рекламировать недвижимость в этом регионе и подчеркнуть его преимущества. Оно связано с тем, что регион находится на некотором расстоянии от побережья Тихого океана, а также с тем, что изначально его называли «Апельсиновой Империей» (Orange Empire) из-за того, что в нем выращивали эти фрукты.

Города региона

Города округа Риверсайд Год объединения Население, 2007 Средний доход, 2009, доллары Баннинг 1913 28 272 40 073 Бомонт 1912 28 250 46 703 Блайт 1916 22 178 36 883 Калимеса 1990 7415 56 531 Каньон-Лейк 1990 10 939 84 324 Катидрал-Сити 1981 51 081 43 792 Корона 1896 144 661 145 497 Коачелла 1946 35 207 35 797 Дезерт-Хот-Спрингс 1963 22 011 36 397 Хемет 1910 69 544 33 924 Индиан-Уэллс 1967 144 865 116 718 Индио 1930 71 654 47 708 Лейк-Элсинор 1888 40 985 55 179 Ла-Кинта 1982 38 340 74 452 Менифи 2008 77 984 нет данных Морено-Валли 1984 174 565 55 604 Мурриета 1991 92 933 74 775 Норко 1964 27 262 81 182 Палм-Дезерт 1973 49 539 51 999 Палм-Спрингс 1938 46 437 43 615 Перрис 1911 47 139 49 675 Ранчо-Мираж 1973 16 672 76 642 Риверсайд 1883 287 820 54 099 Сан-Джасинто 1888 31 066 42 772 Темекула 1989 93 923 75 335 Уилдомар 2008 нет данных нет данных

Города округа Сан-Бернардино Год объединения Население, 2007 Средний доход, 2006, доллары Аделанто 1970 27 139 42 210 Апл-Валли 1988 70 297 48 946 Барстоу 1947 23 943 39 564 Биг-Бэр-Лейк 1981 6207 42 512 Чино 1910 81 224 70 283 Чино-Хилс 1991 78 668 103 404 Колтон 1887 51 797 42 665 Фонтана 1952 181 640 61 752 Гранд Террас 1978 12 380 68 098 Хесперия 1988 85 876 48 244 Хайленд 1987 52 186 54 153 Лома Линда 1970 22 451 52 272 Монтклер 1956 36 622 56 147 Нидлис 1913 5759 32 431 Онтэрио 1891 172 701 55 781 Ранчо Кукамонга 1977 172 331 78 452 Редлендс 1888 71 375 63 463 Риальто 1911 99 064 40 659 Сан-Бернардино 1854 205 010 31 405 Туэнтинайн-Палмс 1987 24 830 36 471 Упленд 1906 75 169 61 044 Викторвилль 1962 102 538 50 531 Юкейпа 1989 51 784 50 529 Юкка 1991 21 044 38 092

Ссылки

• Inland Empire в каталоге ссылок Open Directory Project (dmoz).

Отрывок, характеризующий Внутренняя Империя (Калифорния)

– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.