Внутренняя флексия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Внутренняя флексия — выражение грамматических значений при помощи изменения состава корня, например:

  • рус. собирать — собрать
  • нем. ziehen (тащить) — zogen (тащили)
  • англ. foot (нога) — feet (ноги)
  • эст. tuba (комната (номинатив)) — toad (комнаты (генитив))

Внутренняя флексия может применяться наряду с внешней флексией, то есть с выражением грамматических значений при помощи аффиксов.

Внутренняя флексия встречается во многих индоевропейских, в прибалтийско-финских, саамских, нахско-дагестанских, грузинском языках. Это понятие может распространяться также на изменения огласовок корня в семитских языках[1].

Впервые внутренняя флексия была исследована Ф. Шлегелем, который видел в ней проявление германского духа[2].



См. также

Напишите отзыв о статье "Внутренняя флексия"

Примечания

  1. [tapemark.narod.ru/les/551b.html Флексия] — ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ
  2. Реформатский А. А. [www.classes.ru/grammar/134.Reformatsky/worddocuments/48.htm Введение в языковедение]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Внутренняя флексия

– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.