Внутренняя эмиграция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Внутренняя эмиграция — уклонение от участия в политической и общественной жизни государства; духовное отделение от государства; пассивная конфронтация с государственной системой, вызванная внутренним несогласием с господствующей идеологией, при невозможности это несогласие выразить. Является красивой метафорой своеобразного бегства от действительности, неучастия в делах государства и в жизни общества по тем правилам, которые заданы политическим строем. Альтернативой внутренней эмиграции могут быть диссидентство, дистанционное партнерство (стремление найти способ сосуществования с режимом, при сохранении какой-то степени личной независимости), умеренное сотрудничество (в областях деятельности, наиболее идеологически нейтральных, напр., естественные науки), либо же настоящая эмиграция или, напротив, полное сотрудничество с государством[1].

Например, в письме А. Леонидова, опубликованном в журнале «Огонек» (1999 г., № 2), пишется о том, что внутренняя эмиграция появляется, когда мыслящему человеку надоедает, что государство считает его «быдлом».

Принято считать, что наличие в той или иной стране «внутренней эмиграции» является признаком авторитарного или тоталитарного режима, господствующего в данной стране.





История

Значение термина «внутренняя эмиграция» неоднократно изменялось в зависимости от контекста исторических событий. Так, Дельфина де Жирарден в 1838 году посвятила очерк «Внутренняя эмиграция» французским аристократам времен июльской монархии, видящим в Российской Империи страну с куда более «правильным» политическим порядком, чем в родной Франции[2].

В зарубежных источниках термин «внутренняя эмиграция» относится в первую очередь к группе немецкой творческой интеллигенции времен третьего рейха; его первое использование датируется 1933 годом, в письме немецкого писателя Франка Тисса директору департамента министерства пропаганды Германии.[3]. В записках немецкого скульптора Эрнста Барлаха, датированных 1935 годом, этой метафорой описывается состояние, когда «преследования нацистов вынудили его стать эмигрантом в собственной стране»; в романе «Вулкан» (1939) Клауса Манна, «внутренними эмигрантами» называются все немецкие писатели, оставшиеся в Германии, но не принимающие нацистскую идеологию. Позже понятие «внутренней эмиграции» в немецкой критике было расширено с людей искусства на интеллигенцию и в целом население Германии, которое, хоть и не участвовало в антифашистском сопротивлении, не приняло нацистскую идеологию[4].

В России в сходном значении Герцен рассматривал идею «внутреннего отъезда»: «Мысль сосредоточиться в себе, оторвать пуповину, связующую нас с родиной, с современностью … является у людей после всякой неудачи, после каждой утраченной веры» («С того берега», 1851)[3] В современной форме термин «внутренние эмигранты» применялся Троцким в книге «Литература и революция» (1923) для описания писателей, оставшихся в России, но разделяющих круг интересов с писателями-эмигрантами. В последующие несколько десятилетий термин «внутренние эмигранты» в СССР относился скорее к культурному полю, чем к политическому. Во «внутренней эмиграции» обвиняли Анну Ахматову[5] и МандельштамаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4563 дня], а изданный в Нью-Йорке в 1956-м году «Словарь русской литературы» имел раздел «Внутренняя эмиграция», включающий Есенина и Пастернака[6].

В СССР

В советское время граждане, не разделявшие политического курса и идеологии СССР, выехать на постоянное место жительства в другие страны не могли. Разве что после тюремной или психиатрической отсидки, большого громкого скандала, который не удалось спрятать под ковром государственной машины. Диссиденты, вынужденные оставаться в родной стране и лишенные каких бы то ни было возможностей легально бороться за свои права и убеждения, уходили в так называемую внутреннюю эмиграцию, которая стала масштабным явлением в период застоя, после закрытия в 1968 году (см. Операция «Дунай») полемики о социализме с человеческим лицом[7].

В 70-е годы многие дворники и кочегары в столицах имели высшее образование, а некоторые — даже научные степени. В котельных и дворницких не проводились ленинские зачеты, общественно-политические аттестации и экзамены по марксизму-ленинизму. За эту относительную свободу граждане платили отказом от собственных карьерных амбиций и простого благосостояния. Таким образом несогласные старались свести к минимуму собственные контакты с государством, которое не только пренебрегало их интересами и убеждениями, но и репрессировало за них. Именно так на исходе 70-х появились первые дауншифтеры отечественной истории — так называемое поколение дворников и сторожей. Работая лифтёром, опубликовала несколько десятков научных работ известный ученый-антиковед Нина Брагинская. Именно в 70-е окончательно оформляются две параллельные культуры, которые все меньше соприкасаются, — официальная и подпольная[7].

Напишите отзыв о статье "Внутренняя эмиграция"

Примечания

  1. Красильников С. А. [elar.urfu.ru/handle/10995/24227 Феномен и природа конформизма российской интеллигенции в XX веке] / С. А. Красильников // Известия Уральского государственного университета. — 1998. — № 8 — С. 81-85.
  2. [magazines.russ.ru/nlo/2011/110/m52-pr.html Построение собственного образа: русские и французские варианты]
  3. 1 2 Цитаты из русской истории. К. Душенко (Гл. «Троцкий» стр. 89) // Эксмо, 2005 г.; ISBN 5-699-12902-2
  4. [www.dissercat.com/content/tvorchestvo-pisatelei-antifashistov-v-germanii-v-gody-natsizma-problematika-poetika Творчество писателей-антифашистов в Германии в годы нацизма.] — автореферат докторской диссертации
  5. [www.tolerance.ru/vek-tol/1-0-ivanov.html Феномен внутренней эмиграции. Е.Иванова]
  6. [www.portalus.ru/modules/travelling/print.php?subaction=showfull&id=1295875738&archive=1295896527&start_from=&ucat=& С чуждых позиций] — Вопросы литературы, № 6, 1958, C. 244—247
  7. 1 2 Андрей Веселов, Константин Грачев, Евгений Гусятинский, Саша Денисова, Виктор Дятликович, Наталья Зайцева, Дмитрий Карцев, Василий Корецкий, Константин Мильчин, Екатерина Нагибина, Филипп Чапковский [www.rusrep.ru/article/2011/11/02/zastoy Застой: что это было. Чем время позднего Путина будет отличаться от времени позднего Брежнева] // Русский Репортёр. — М.: ЗАО «Группа Эксперт», 2011 (3-10 ноября). — № 43 (221). — С. 26.

Ссылки

  • [www.tolerance.ru/vek-tol/1-0-ivanov.html Феномен внутренней эмиграции. Е.Иванова]
  • [www.polit.nnov.ru/2006/05/23/emigration/ Новая «внутренняя эмиграция» в России начала ХХI века] — О. Ю. Маслов, «Независимое Аналитическое Обозрение»
  • [magazines.russ.ru/znamia/2002/8/hor.html Блеск и нищета внутренней эмиграции] — С. Хоружий, «Знамя» 2002, № 8
  • [cosmopolis.mgimo.ru/fileserver/13/13-10.pdf Внутренняя эмиграция «немецких консерваторов»] Михайловский А. В. // Космополис № 3 (13), осень 2005. С.117-130.

Литература

  • «Между двумя мирами. Комплекс эмигранта.» Е. Салганик // Изд.: Парад, 2004, 288 стр.; ISBN 5-7739-0020-3


Отрывок, характеризующий Внутренняя эмиграция

Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.