Вовилье, Жан-Франсуа
| Жан-Франсуа Вовилье | |
| Jean-François Vauvilliers | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Научная сфера: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
Жан-Франсуа Вовилье (фр. Jean-François Vauvilliers, 1736—1801) — французско-русский филолог и историк-эллинист, академик Петербургской академии наук (1798).
Биография
Жан-Франсуа Вовилье родился в семье Жана Вовилье, выходца из Бургундии, который был профессором греческого языка в Коллеж де Франс. Жан-Франсуа получил языковое образование в Сорбонне и спустя некоторое время занял должность отца в Коллеж де Франс. Опубликовал ряд работ по истории Древней Греции и переводов античных авторов, в том числе «Обзор правления Спарты» (фр. L'Examen du gouvernement de Sparte, 1769), эссе о Пиндаре с переводом нескольких его од (1772), переводы сочинений Плутарха (1783) и Софокла (совместно с Каперонье, 1784). В 1782 году был избран членом Академии надписей и изящной словесности.
Во время Великой французской революции Вовилье был назначен руководством Парижской коммуны комиссаром по продовольствию, и на этом посту проявил незаурядный организаторский талант, сумев значительно снизить цены на хлеб и фактически спасти Париж от голода[1]. Впоследствии был арестован по обвинению в заговоре, но два состава трибунала признали его невиновным, после чего Вовилье был избран в состав Совета пятисот, но после переворота 18 фрюктидора 1797 года отправлен в отставку. В это время Огюст Шуазёль-Гуфье, знавший Вовилье по Академии надписей и изящной словесности и живший в эмиграции в Российской империи, пользуясь своим влиянием при дворе, сумел добиться у императора Павла I приглашения Вовилье в Россию, где последний был удостоен тёплого приёма и избран в Академию наук. После свержения Павла I в 1801 году Вовилье запросил у французского правительства разрешения вернуться на родину, на что получил согласие, но тяжело заболел и скончался в июле 1801 года в Санкт-Петербурге[1].
В его честь названа улица Вовилье в I округе Парижа.
Напишите отзыв о статье "Вовилье, Жан-Франсуа"
Примечания
Ссылки
- [www.france-pittoresque.com/spip.php?article6077 23 juillet 1801 : mort de l’helléniste Jean-François Vauvilliers]
- [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49917.ln-ru Вовилье, Жан-Франсуа] на официальном сайте РАН
Отрывок, характеризующий Вовилье, Жан-Франсуа
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
