Михоэлс, Соломон Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Вовси, Шлойме»)
Перейти к: навигация, поиск
Соломон Михоэлс
שלמה מיכאָעלס
Имя при рождении:

Шлойме Вовси

Дата рождения:

4 (16) марта 1890(1890-03-16)

Место рождения:

Динабург,
Витебская губерния,
Российская империя

Дата смерти:

12 января 1948(1948-01-12) (57 лет)

Место смерти:

Минск, БССР, СССР

Профессия:

актёр, театральный режиссёр, театральный педагог

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Годы активности:

1918—1948

Театр:

Московский государственный еврейский театр

Роли:

король Лир, Тевье-молочник

Спектакли:

«Фрейлехс», «Блуждающие звёзды», «Суламифь»

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

IMDb:

ID 0586415

Соломо́н Миха́йлович Михо́элс (идишשלמה מיכאָעלס‏‎ — Шло́ймэ Михо́элс, настоящая фамилия — Во́вси; 18901948) — советский театральный актёр и режиссёр еврейского происхождения, педагог, общественный и политический деятель. Народный артист СССР (1939)[1]. Лауреат Сталинской премии второй степени (1946).

12 января 1948 года убит сотрудниками МГБ, убийство было замаскировано под дорожное происшествие.





Биография

Соломон Вовси родился 4 (16) марта 1890 года в Динабурге (в то время Витебская губерния, черта оседлости, ныне — Даугавпилс, Латвия).

Получил традиционное еврейское начальное образование в хедере. По словам самого актёра, он «лишь в тринадцать лет начал обучаться систематически светским наукам и русскому языку». Затем в 1905 году поступил в реальное училище в Риге и в 1908-м окончил его. В 1911 году поступил в Киевский коммерческий институт, но окончить его не смог — был исключён за участие в студенческих волнениях. С 1915 по 1918 год также учился на юридическом факультете СПбУ.

После Октябрьской революции в 1918 году поступил в организованную в Петрограде Еврейскую театральную студию А. М. Грановского. С 1919 года активно играл на сцене. Играл в пьесах «Слепые» Метерлинка (постановка А. Грановского), «Амнон и Томор» Ш. Аша, «Уриэль Акоста» К. Гуцкова, в собственной пьесе «Строитель».

В 1920 году вместе со студией переехал в Москву. В 1925 году студия была преобразована в Московский государственный еврейский театр (Московский ГОСЕТ). В 1928 году Михоэлс гастролировал с ГОСЕТом в Германии, Франции, Бельгии, Нидерландах и Австрии. После невозвращения А. М. Грановского из-за границы — с 1929 года — стал художественным руководителем и главным режиссёром этого театра.

С 1939 года — член Художественного совета Комитета по делам искусств при СНК СССР.

Наряду с театральной работой Михоэлс преподавал в училище при Московском еврейском театре (с 1941 года — профессор[2]).

В годы Великой Отечественной войны вместе с театром ГОСЕТ в 1941 году отправился в эвакуацию в Ташкент, где участвовал в работе не только еврейского театра, но и Узбекского театра драмы им. Хамзы, а также Узбекского государственного театра оперы и балета.

В феврале 1942 года, когда по инициативе советского руководства для «вовлечения в борьбу с фашизмом еврейских народных масс во всём мире» был создан Еврейский антифашистский комитет (ЕАК), Михоэлс стал первым председателем этого комитета. В 1943 году от ЕАК ездил в США, Канаду, Мексику и Великобританию с пропагандистскими заданиями организации финансовой поддержки военных действий СССР.

В феврале 1944 совместно с И. Фефером и Ш. Эпштейном написал письмо И. Сталину с просьбой об организации еврейской автономии в Крыму.

Был членом Президиума Всероссийского театрального общества и ЦК профсоюза работников искусств.

Семья

Брат-близнец — Ефим Михайлович Вовси (1890—1969), адвокат, юрисконсульт Московского цирка. Старшие братья — Моисей (1882) и Лейб (актёр, сценический псевдоним Лев Неволин).

Михоэлс был женат на дочери Льва Осиповича Кантора Саре (умерла в 1932 году), позднее на Анастасии Павловне Потоцкой. От первого брака имел двух дочерей, Нину и Наталию (в 1970-е годы выехали в Израиль, умерли в конце 2014 года).

Как писал в книге «Артист — это навсегда» Владимир Винокур, театральный режиссёр и педагог Нина Михоэлс (1925—2014) была одним из его преподавателей в ГИТИСе. Зять — композитор Моисей Вайнберг.

Двоюродный брат — врач-терапевт Мирон Семёнович Вовси.

Гибель

Согласно версии, обнародованной для общественности сразу после его гибели, Михоэлс в ночь с 12 на 13 января 1948 года, во время командировки в Минск, вместе с коллегой, театроведом В. И. Голубовым (Потаповым), вследствие несчастного случая был сбит грузовиком и умер. Михоэлсу были устроены государственные похороны и выпущены сборники его памяти. ГОСЕТу было присвоено имя Михоэлса (в начале 1949 года имя снято).

Однако в начале апреля 1953 года, уже после ареста в 1951 г. бывшего министра госбезопасности СССР В. С. Абакумова, по инициативе министра внутренних дел Л. П. Берии[3] было проведено расследование, показавшее, что Михоэлс, а также его спутник (бывший тайным осведомителем МГБ) были умышленно убиты группой офицеров МГБ под руководством генерал-лейтенантов С. И. Огольцова и Л. Ф. Цанавы (глава МГБ БССР) и полковника Ф. Г. Шубнякова. Согласно показаниям Абакумова, это произошло по прямому личному указанию Сталина[3]. Убийство было совершено на даче Лаврентия Цанавы (в Степянке), после чего тела были оставлены на одной из безлюдных улиц города.[4]

Из воспоминаний заслуженной артистки БССР Юдифи Арончик:
Соломон Михайлович просидел у нас до половины восьмого утра. Говорили, говорили, говорили. От усталости ли, от горького ли какого-то предчувствия при прощании, он вдруг подавленно вымолвил: «Я, наверное, скоро умру…» Я стала растерянно укорять его за эти слова. Хотя в самой что-то дрогнуло. Попрощались мы только до вечера. Кто мог подумать, что это прощание было навсегда!
Показания Цанавы, согласно изложению в Записке Л. П. Берия[3]:
Примерно в 10 часов вечера МИХОЭЛСА и ГОЛУБОВА завезли во двор дачи (речь идёт о даче ЦАНАВЫ на окраине Минска). Они немедленно с машины были сняты и раздавлены грузовой автомашиной. Примерно в 12 часов ночи, когда по городу Минску движение публики сокращается, трупы МИХОЭЛСА и ГОЛУБОВА были погружены на грузовую машину, отвезены и брошены на одной из глухих улиц города. Утром они были обнаружены рабочими, которые об этом сообщили в милицию.
Из записки на имя замминистра внутренних дел СССР генерал-полковнику И. А. Серову[5]:
Судебно-медицинским исследованием трупов, производившимся 13 января главным судебно-медицинским экспертом Министерства здравоохранения БССР Прилуцким и экспертами-врачами Наумович и Карелиной, установлено, что смерть Михоэлса и Голубова-Потапова последовала в результате наезда на них тяжёлой грузовой автомашины. У покойных оказались переломанными все ребра с разрывом тканей лёгких, у Михоэлса перелом позвонка, а у Голубова-Потапова тазовых костей. Все причинённые повреждения являлись прижизненными.

В том же 1948 году ЕАК был распущен, а большинство его участников вскоре подверглись репрессиям. В июле 1949 года был закрыт и театр ГОСЕТ.

Похоронен актёр на Донском кладбище в Москве.

События после гибели

Организаторы и исполнители убийства Михоэлса были награждены государственными наградами[6]. 26 октября 1948 года был издан секретный указ Президиума Верховного Совета, по которому «за успешное выполнение специального задания правительства» участники убийства генерал-лейтенант Цанава получил Орден Красного Знамени, полковники Шубняков, Лебедев и старший лейтенант Круглов — боевые ордена Отечественной войны 1-й степени, майоры Косырев и Повзун — ордена Красной Звезды[7]. Орден не получил лишь генерал Огольцов, потому что ему вручали в тот же день другую награду[8].

Впоследствии они были лишены этих наград[9].

Во время дела врачей в начале 1953 года был арестован двоюродный брат Михоэлса военный врач М. С. Вовси, а сам Михоэлс посмертно объявлен в газете «Правда» участником заговора врачей-вредителей. Из аппарата ЦК поступило указание изъять из библиотек все книги и альбомы о Михоэлсе. Из-за последовавшей через месяц с небольшим смерти Сталина и освобождения арестованных по делу имя Михоэлса не удалось сделать запретным, но театр ГОСЕТ так и не был восстановлен.

6 апреля 1953 года, два дня спустя после сообщения МВД СССР о реабилитации по «делу врачей», «Правда» публикует передовую статью, в которой сообщается, что следствием по делу врачей руководил заместитель министра госбезопасности Рюмин, «ныне арестованный». В статье говорилось[10]:
Презренные авантюристы типа Рюмина сфабрикованным ими следственным делом пытались разжечь в советском обществе, спаянном морально-политическим единством, идеями пролетарского интернационализма, глубоко чуждые социалистической идеологии чувства национальной вражды. В этих провокационных целях они не останавливались перед клеветой на советских людей. Тщательной проверкой установлено, что таким образом был оклеветан честный общественный деятель Народный артист СССР Михоэлс.

Награды и звания

Работа в театре

Актёр

Режиссёр

  • «Нит гедайгет» П. Д. Маркиша (1931)
  • «Четыре дня» М. Н. Даниэля (1931, совместно с С. Радловым)
  • «Разбойник Бойтре» М. Кульбака (1936);
  • «Семья Овадиса» П. Д. Маркиша (1937);
  • «Суламифь» С. З. Галкина (1937);
  • «Тевье-молочник» Шолом-Алейхема (1938 — ГОСЕТ, 1940 — Харьковский театр украинской драмы);
  • «Соломон Маймон» М. Н. Даниэля (1940);
  • «Блуждающие звёзды» Шолом-Алейхема (1941);
  • «Муканна» Х. Алимджана (Узбекский театр драмы имени Хамзы, 1943);
  • «Чудесная история» И. Добрушина (1944)
  • «Фрейлехс» З. Шнеера (1945);
  • «Солнце не заходит» И. Фефера (1946)
  • «Леса шумят» А. Брата и Г. Линькова (1946).

Фильмография

Голос Михоэлса также звучит в фильме «Конь белый» (1993)

Память

12 февраля 1989 года в Москве был открыт [mikhoels.gluz.ru/ Международный культурный центр имени Соломона Михоэлса]. Его именем названы улицы в Тель-Авиве и Даугавпилсе.

Александр Галич посвятил памяти С.М.Михоэлса песню "Поезд".

Библиография

  • [teatr-lib.ru/Library/Mihoels/Mihoels/ Михоэлс: Статьи, беседы, речи. Статьи и воспоминания о Михоэлсе] / Ред.-сост. К. Л. Рудницкий. — 2-е изд. испр. и доп. — М.: Искусство, 1981. — 557 с.
  • Гринвальд Я. Б. Михоэлс. — М., 1948.
  • Котлярова М. Е. Плечо Михоэлса: Воспоминания актрисы ГОСЕТа. — М.: Библиотечка газеты «Тарбут», 2003. — 240 с.
  • Левашов В. В. Убийство Михоэлса: Роман. — М.: Агентство «КРПА „Олимп“», 2002.
  • Вовси-Михоэлс Н. С. Мой отец Соломон Михоэлс: Воспоминания о жизни и гибели. — М.: Возвращение, 1997.
  • Гейзер М. М. Михоэлс : Жизнь и смерть. — М.: Журналистское агентство «Гласность» Союза журналистов РФ, 1998.
  • Гейзер М. М. Соломон Михоэлс. — М.: изд. «Прометей» МГПИ им. В. И. Ленина, 1990. — ISBN 5-7042-0197-0
  • Загорский М. Михоэлс. — М.; Л., 1927.
  • Иванов В. В. [teatr-lib.ru/Library/Ivanov_vladislav/Goset/ ГОСЕТ: политика и искусство. 1919—1928]. — М.: РАТИ/ ГИТИС, 2007. — 464 с., илл. ISBN 978-5-91328-019-0
  • [teatr-lib.ru/Library/Mnemozina/Mnemoz_4/#_Toc316637148 «Мне было завидно, что люди могут смеяться» : Письма С. М. Михоэлса и С. Э. Радлова (1929—1934)]. Публ., вст. ст. и коммент. В. В. Иванова // Мнемозина. Документы и факты из истории отечественного театра ХХ века. — Вып. 4 / Ред.-сост. В. В. Иванов. — М.: Индрик, 2009. — С. 506—532. ISBN 978-5-91674-027-1
  • «…Огненное колесо душевной муки». М. И. Сизова. Памяти Соломона Михайловича Михоэлса. Приложение: Письмо С. Э. Радлова М. И. Сизовой (1933) / Публ., вступ. статья и коммент. В. В. Иванова // Мнемозина. Документы и факты из истории отечественного театра XX века. Вып. 5 / Ред.-сост. В. В. Иванов. М.: Индрик, 2014. С. 821—832. ISBN 978-5-91674-321-0
  • Лобков Е. Откровенный разговор. — Челябинск, 2012. — С. 151—172.
  • Евтушенко Е. А. [rus-shake.ru/original/Evtushenko/Shakespeare-on-Mikhoels/ Шекспир о Михоэлсе] // Новый век. 2002. № 2. С. 329—330.

Напишите отзыв о статье "Михоэлс, Соломон Михайлович"

Примечания

  1. Звание присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31.03.1939 «О присвоении С. Михоэлсу звания народного артиста СССР»
  2. «Присуждение учёных званий выдающимся мастерам театрального искусства». «Известия» № 87 (7463) от 13 апреля 1941 года
  3. 1 2 3 [scepsis.ru/library/id_1475.html Секретная записка Л. П. Берии в Президиум ЦК КПСС «О привлечении к уголовной ответственности лиц, виновных в убийстве С. М. Михоэлса и В. И. Голубова» и др. документы.]
  4. Татьяна Прудинник [www.interfax.by/article/50265 Минские легенды: Лаврентий Цанава — друг Берии, дачник, болельщик, убийца] 27.09.2009
  5. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 2894. С. 329—332. цит. по [www.lechaim.ru/ARHIV/175/VZR/m05.htm]
  6. [www.lechaim.ru/ARHIV/175/VZR/m05.htm НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ О ГИБЕЛИ МИХОЭЛСА]. lechaim.ru. Проверено 20 июня 2013. [www.webcitation.org/6HW49GpFt Архивировано из первоисточника 20 июня 2013].
  7. Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. — М.: Международные отношения, 2001. — С. 392. — 784 с. — ISBN 5-7133-1071-X.
  8. [www.kommersant.ru/doc/14041 Ъ-Власть - Как убили Михоэлса]. kommersant.ru. Проверено 20 июня 2013. [www.webcitation.org/6HW4A0xO6 Архивировано из первоисточника 20 июня 2013].
  9. [kackad.com/kackad/?p=15099#more-15099 РЕВАНШ СТАЛИНИСТОВ — КАСКАД]
  10. Этингер Я. Я. Это невозможно забыть: Воспоминания. М., 2001.
  11. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 31 марта 1939 г. «О награждении работников Московского Государственного Еврейского театра»

Ссылки

  • [vivovoco.nns.ru/VV/PAPERS/BIO/GOSET/CONTENT.HTM Подборка материалов о Михоэлсе с ГОСЕТ]
  • [persona.rin.ru/cgi-bin/rus/view.pl?id=33169&a=f&idr=7 Михоэлс Соломон Михайлович]
  • Жорес Медведев. [scepsis.ru/library/id_1475.html Убийство Соломона Михоэлса // Сталин и еврейская проблема. Новый анализ]
  • Геннадий Костырченко. [www.lechaim.ru/ARHIV/138/kost.htm «Дело Михоэлса»: Новый взгляд]
  • Зиновий Сагалов. ДЕЛО «ДЖОЙНТ», или ШУБА ДЛЯ ПАЛАЧА
  • [narodknigi.ru/journals/48/general_trofimenko_i_akter_mikhoels_minsk_1948/ Фрезинский Б. Я. Генерал Трофименко и актёр Михоэлс. Минск. 1948 // Народ Книги в мире книг. 2003. № 48]
  • [www.lgz.ru/article/N47-48--6252---2009-11-25-/Miho%D1%8Dls,-GOSET,-pamyaty10966/ Михоэлс, ГОСЕТ, память]
Внешние изображения
[www.webcitation.org/6da5p7T9a Указ о награждении участников убийства Михоэлса]

Отрывок, характеризующий Михоэлс, Соломон Михайлович

Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.