Водил поезда машинист

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Водил поезда машинист (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Водил поезда машинист
Жанр

драма,
военный фильм

Режиссёр

Виктор Жилин

Автор
сценария

Иван Бондин

В главных
ролях

Григорий Гай,
Людмила Люлько

Оператор

Юрий Романовский

Композитор

Андрей Эшпай

Кинокомпания

Одесская киностудия художественных фильмов

Длительность

76 мин.

Страна

СССР СССР

Язык

русский

Год

1961

IMDb

ID 0332819

К:Фильмы 1961 года

«Водил поезда машинист» — художественный фильм.





Сюжет

Русская девушка Ольга Ручьёва, угнанная гитлеровскими оккупантами на Запад, работает стрелочницей на полустанке. Мимо неё каждый день проходят эшелоны с военнопленными-каторжанами. Ольга знакомится с машинистом Фёдором и с его помощью организует побег товарищей по лагерю. Но план срывается и беглецов расстреливают. И только чудом оставшийся в живых Фёдор попадает на Родину. А после войны случай опять сводит его с Ольгой, когда герой с тяжёлыми ожогами после аварии попадает в больницу…

В ролях:

В эпизодах:

Съёмочная группа

Оператор — Ю. Романовский
Художник — И. Пуленко

Напишите отзыв о статье "Водил поезда машинист"

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Водил поезда машинист

Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.