Водовзводная башня в Коломенском

Памятник
Водовзводная башня
Северный фасад Водовзводной башни
Страна	Россия
Местоположение	Москва
Дата постройки	XVII век
Статус	памятник архитектуры
Высота	40 м
Материал	кирпич

Водовзводная башня — архитектурный памятник на территории музея-заповедника Коломенское. Построена в 70-е годы XVII века для размещения водоподъёмного механизма, снабжавшего водой Государев двор.

История

Водовзводная башня была построена в 1670-е годы как центр сложной гидротехнической системы, созданной для подачи воды в Государев двор. Размещавшийся в ней водоподъёмный механизм был, предположительно, изготовлен мастером Оружейной палаты Богданом Пучиным, присланным в 1675 году в Коломенское «к своему водовзводному делу». Башня располагалась на дороге между Коломенским и Дьяковым, проходящей через плотину в овраге, и композиционно выполняла роль связующего звена между соседними сёлами. Башня могла входить в южную линию ограды бывшей царской резиденции, которая отделяла Вознесенский сад от Вознесенской площади и являлась, по словам Ф. В. Берхгольца, «последними задними воротами у входа в сад», откуда начиналась старая дорога в Дьяково. Возможно, башня сменила Дьяковские ворота, входившие в ограду древнего Государева двора.

Башня также известна под названием «Соколиная башня», так как согласно легенде, появившейся в XIX веке, в ней содержались ловчие птицы для царской соколиной охоты.

Архитектура

Кирпичное здание высотой 40 м внешне напоминает своеобразную проездную башню. Простая форма строения согласуется с её не лишённым изящества чрезвычайно скромным декором. Вертикальные пропорции башни вполне согласуются с аналогичными соотношениями бывшей колокольни Вознесенского храма, ныне колокольни церкви Георгия Победоносца. Как и в колокольне, в композиции водовзводной башни используются приёмы ордерной системы.

Здание состоит из нижнего массивного четверика и верхнего довольно высокого яруса, который завершается каменным сводом, воспроизводящим деревянное покрытие «бочкой». «Лемех» кровли в наши дни заменён его имитацией. По всему периметру кладка нижнего объёма укреплена прочными железными связями, анкера которых просматриваются в области карниза. Оба яруса башни завершаются упрощенным антаблементом, раскрепованным на пересечении с угловыми или средними лопатками, которые выглядят как пилястры. Пара средних лопаток нижнего четверика переходит в угловые лопатки верхнего яруса, боковые отделы нижнего объёма покрыты скатной кровлей, опирающейся на кирпичные «полуфронтоны».

Главные фасады башни, северный и южный, имеют практически идентичное оформление. Широкие проездные арки, обведенные кирпичным валиком, прорезают северный (главный) и южный фасады. Над арками помещены киоты для икон. На высоте киотов по бокам от проездных арок расположены окна, а на северном фасаде, обращённом к храму Вознесения, имеется дополнительная пара окон, обрамляющая арочный проём. Боковые фасады нижнего яруса оставлены без окон, в отличие от верхнего объёма, прорезанного оконными проёмами со всех сторон. Окна украшены рамочными наличниками, а в нижнем ярусе к ним добавлены треугольные фронтончики. Раньше окна закрывались ставнями.

В южной части восточного фасада верхнего четверика можно разглядеть заложенный арочный дверной проём. По-видимому, раньше он выводил на крышу восточного крыла башни, которая, скорее всего, была плоской и могла использоваться при работе водоподъёмного механизма. Сам механизм не сохранился и принцип его работы не установлен. Однако именно под восточным крылом башни сохранился глубокий (2 метра) перекрытый сводом белокаменный бассейн. На дне бассейна расположен узкий колодец, который мог доходить до водоносного слоя. Из бассейна под землю в сторону Вознесенского храма и в направлении села Дьяково уходят две керамические трубы.

От первоначальных деревянных перекрытий внутри башни остались лишь углубления в кирпичной кладке стен для крепления брёвен. Лестницы на второй ярус, вероятно, как и в наши дни, размещались в боковых отделах нижнего четверика. Вход в восточное крыло башни расположен внутри проезда, а в западное крыло можно попасть со стороны западного фасада.

Музей

В настоящее время в помещении башни расположена экспозиция государственного художественного историко-архитектурного и природно-ландшафтного музея-заповедника Коломенское под названием «Государево водовзводное дело. К истории водоснабжения в XVII—XX веках».

Источники

• Памятники архитектуры Москвы. Окрестности старой Москвы (Юго-восточная и южная части территории от Камер-Коллежского вала до нынешней границы города) / Под ред. А. И. Комеч. — М.: Искусство — XXI век, 2007. — С. 211—212. — 360 с. — ISBN 978-5-98051-041-1.

Ссылки

• [mgomz.ru/pamyatniki/vodovzvodnaya-bashnya Водовзводная башня, ансамбль усадьбы Коломенское] на официальном сайте музея-заповедника Коломенское

Отрывок, характеризующий Водовзводная башня в Коломенском

Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.