Святая вода

Свята́я вода́ (Освящённая вода) — название воды в исторических церквях, освящённой в храме во время чина водоосвящения. Традиция её использования связана как с евангельской историей о крещении Христа в водах реки Иордан, так и с ветхозаветными богослужебными традициями (возьмёт священник святой воды в глиняный сосуд — Чис. 5:17).

Начало мира — вода, и начало Евангелия — Иордан. От воды воссиял свет чувственный, ибо Дух Божий носился верхý воды и повелел из тьмы воссиять свету. От Иордана воссиял свет Святого Евангелия, ибо, как пишет святой евангелист, «с того времени», то есть со времени Крещения, Иисус начал проповедовать и говорить: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное» (Мф. 4:17) — Кирилл Иерусалимский

История

Использование освящённой воды в христианстве восходит ко II веку. Согласно Священному Преданию, папа римский Александр I ввёл в употребление обычай освящать дома святой водой. О водоосвящении перед крещением известно с конца II — начала III веков. Об освящённой воде упоминает святитель Епифаний Кипрский в своём сочинении «Против ересей», или «Панарион», написанном в 70-е годы IV века.

Традиция почитания воды, набранной в день Богоявления, была известна не только в Александрийской церкви, где впервые начали отмечать этот праздник, но и в других церквях. Эту же традицию описывает и святитель Иоанн Златоуст. В своей проповеди на праздник Крещения Господня, произнесённой в 387 году в Антиохии, он писал: «В полночь на этот праздник все, начерпав воды, приносят её домой и хранят её целый год, так как сегодня освящены воды. И происходит явное знамение: качество этой воды не портится с течением времени; напротив, начерпанная сегодня вода остается неиспорченной и свежей целый год, а часто и два или три».

Иоанн Златоуст, впервые описавший это свойство освящённой воды, как и святитель Епифаний, ничего не сообщает о совершении над водой каких-либо молитв или богослужебных чинопоследований — все желающие просто набирали воду из местных источников, и святость её имеет основание в самой дате праздника Богоявления, а не в том, что над водой прочитана молитва или совершено священнодействие. То есть богоявленской освящённой водой считали воду набранную в ночь праздника из какого-либо источника возле храма.

Церковный историк рубежа V—VI веков Феодор Чтец сообщает, что обычай совершать над богоявленской водой молитву, напоминающую евхаристическую (Феодор употребляет термин ἐπίκλησις — «призывание», эпиклеза, как при Евхаристии), «придумал» Пётр Гнафевс, который в последней трети V века с перерывами занимал кафедру антиохийской церкви: «Сообщается, что Пётр Гнафевс придумал, чтобы таинство в церкви освящалось при всем народе, чтобы вечером на Богоявление совершалось призывание над водами, чтобы на каждой молитве упоминали Богородицу и на каждой литургии читали Символ веры». Это подтверждает византийский церковный историк XIV века Никифор Каллист Ксанфопул: «Сообщается же, что Пётр Гнафевс также придумал следующие четыре прекрасных обычая Вселенской Церкви: приготовление Божественного мира, освящаемое при всем народе; Божественное призывание над водами вечером на Святое Богоявление; дерзновенное воспевание Символа веры при каждом церковном собрании — тогда как до того его читали только раз [в году], во святую и Великую пятницу; и поминовение Богородицы на каждой ектении».

Таким образом, чин богоявленского водоосвящения, включавший в свой состав, подобно евхаристической анафоре, эпиклезу, появился в последней трети V века в Антиохии и уже оттуда распространился по всем византийским православным церквям. С этого времени обязательным требованием к святой воде стало её освящение епископом или священником.

Освящение воды

В православной церкви

В Православной церкви используется несколько различных чинов водоосвящения:

• Великое освящение — совершается в Крещенский сочельник 5 (18) января накануне праздника Крещение Господне (Богоявления), и в сам праздник (на следующий день 6 (19) января). При этом используется один и тот же чин. В сам день Богоявления освящение воды может совершаться с торжественным крестным ходом к водоему, известным под названием «хода на Иордан». В течение этих двух дней водосвятный молебен может служиться неограниченное количество раз. Вода, освящённая по чину великого освящения, называется Великая агиасма (святыня) — её разрешается пить только после особой молитвы и натощак. Наиболее раннее сообщение о богоявленской святой воде содержится в одной из антиохийских проповедей Иоанна Златоуста. Освящение в день праздника (до XII века в русской церкви не совершалось, обычай появился после распространения Иерусалимского устава и неоднократно критиковался и отменялся, особенно в XVII веке; патриарх Никон в конце 1655 года под угрозой проклятия запретил совершать в день Крещения водосвятие, его решение было отменено в 1667 году на Большом Московском соборе).
• Сокращённое Великое освящение — совершается перед таинством Крещения. При этом освящении (в отличие от предыдущего) епископ или священник, благословляя, окунает в воду персты десницы своей и мажет воду святым елеем. В эту воду погружают принимающих таинство крещения, но не пьют её.
• Малое освящение — совершается на молебнах с водосвятием в течение всего года. Водосвятные молебны совершаются в праздничные дни, определённые богослужебными указаниям (обязательное малое освящение совершается в день празднования Живоносного Источника в пятницу Светлой седмицы, в день Преполовения и в празднование Происхождения (изнесения) Честных древ Животворящего Креста Господня), а также и по просьбам верующих. Также малое освящение воды совершается в дни храмовых праздников, при малом освящении храма, на молебнах во время бездождия, в продолжительных крестных ходах, при посещении святых источников. В отличие от Крещенской (Богоявленской), молебную святую воду дозволяется пить с молитвой, но необязательно натощак.
• При освящении храма — над тёплой водой, вином красным и розовой водой архиерей читает следующую молитву:

Господи Боже наш, освятивый струи Иорданския спасительным твоим явлением: сам и ныне низпосли благодать Святаго Твоего Духа, и благослови воды сия́ [и вино] ко освящению и совершению жертвенника твоего сего [жертвенников твоих сих]: яко благословен еси во веки веков. Аминь.

А при возливании их на трапе́зу и окроплении ими антиминсов:

Окропи́ши мя иссо́пом, и очи́щуся: омы́еши мя, и па́че снега убелю́ся.

• На Божественной Литургии, совершаемой архиереем, — при пении «Иже херувимы» иподиаконы подносят к открытым царским вратам чашу с водой для умывания рук, и архиерей, умывая руки, произносит молитву:

Господи Боже наш, освятивый струи Иорданския спасительным твоим явлением: сам и ныне низпосли благодать Святаго Твоего Духа, и благослови воду сию́, ко освящению всех людей твоих: яко благословен еси во веки веков. Аминь.

Чин великого освящения воды является более торжественным по сравнению с малым и включает в себя большее количество песнопений и чтений (кроме Евангелия и Апостола читаются паремии). Обязательным как для великого, так и для малого освящения является чтение священником молитвы об освящении воды и погружение в чашу с водой креста (при великом освящении оно троекратное и дополняется благословением воды рукой священника).

В праздник Крещения Господня освящение воды иногда проводится прямо на водоёмах (озёрах, реках, прудах). В России, в специально прорубленных во льду про́рубях, а также родниках и колодцах, которые называют «иорда́нь»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), в воспоминание крещения Иисуса Христа в Иордане.

В католической церкви

В западных обрядах Католической церкви принят термин «благословение воды», тогда как в восточных — «освящение». Сама вода именуется, как правило, не «святой», а «освящённой». Благословение воды в Католической церкви проводится в следующих случаях:

• Благословение воды для совершения таинства крещения. С первых веков христианства было неотъемлемым элементом таинства. Благословение совершается непосредственно перед совершением таинства, особенно торжественный характер имеет в ходе пасхального бдения, во время которого обычно происходит крещение взрослых катехуменов. Обязательным элементом водоосвящения является осенение воды крестным знамением, которое совершается или крестом или большой пасхальной свечёй (пасхалом).
• Благословение воды в определённые праздники и в дни памяти некоторых святых. Традиция благословлять воду на Пасху вызвана древним обычаем крестить в Навечерие Пасхи. Однако в период Средневековья в латинском обряде закрепилась традиция проведения водоосвящения в другие праздники, в первую очередь, в праздник Крещения Господня и в день святой Агаты (5 февраля). В праздник Богоявления (6 января) в храмах освящают воду, мел и ладан. В византийском обряде особенно торжественное водоосвящение совершается в праздник Крещения.
• Благословение воды в ходе воскресной литургии. В ходе начальных обрядов воскресной мессы проходит водоосвящение с последующим окроплением прихожан, как символ воспоминания крещения верных. Освящённая вода затем хранится в специальных чашах на входе в храм. При входе в храм и выходе из него прихожане обмакивают руку в освящённую воду и совершают крестное знамение.
• Благословение воды для освящения церкви, алтаря, жилищ прихожан и т. д. На Западе использование освящённой воды для благословения домов известно по крайней мере с VI века. При благословении воды принято добавлять в неё соль. Ранее для освящения церкви и алтаря использовалась так называемая «григориева вода» (в честь папы Григория Великого), в которую добавлялись соль, пепел и вино; однако в настоящее время она не применяется.

Использование святой воды

Святая вода используется в таинстве крещения, которое делает человека членом церкви. Также святая вода используется при освящении храмов и всех священных сосудов, при освящении жилых домов (эту традицию, по преданию, ввёл римский папа священномученик Александр I) и бытовых предметов. Верующих окропляют святой водой на крестных ходах и при совершении молебнов при помощи креста и особого богослужебного предмета — кропила.

Православная церковная традиция рассматривает великую агиасму как своего рода утешение для отлучённых от таинства Евхаристии. В случаях, когда на христианина накладывается епитимия и запрет на причащение то, делается указанная в канонических правилах оговорка: «То́чию агиа́сму да пие́т».

В православии святая вода (особенно великая агиасма) хранится верующими дома возле икон и употребляется в случае нужды: выпивается (иногда вместе с просфорой) натощак или ею окропляется жилище и предметы с чтением специальной молитвы:

Го́споди Бо́же мой! Да бу́дет дар Твой святы́й: просфора́ и свята́я Твоя́ вода́ во оставле́ние грехо́в мои́х, в Просвеще́ние ума́ моего́, во укрепле́ние душе́вных и теле́сных сил мои́х, во здра́вие души́ и те́ла моего́, в покоре́ние страсте́й и не́мощей мои́х по безпреде́льному Милосе́рдию Твоему́ моли́твами Пречи́стыя Твоея́ Ма́тери и всех святы́х Твои́х. Ами́нь.

— «Азбука веры»

В католичестве освящённая вода также используется в таинстве крещения, для окропления молящихся во время службы, при освящении храмов, жилых домов и бытовых предметов. В освящённую воду обмакивается рука при совершении крестного знамения при входе и выходе из храма. Верующие могут хранить освящённую воду дома и использовать для окропления жилища, пить её не принято.

Свойства святой воды

По учению церкви, водоосвящение совершается для предания воде Божьего освящения и благословения — благодати Святого Духа. Изначально святая вода использовалась в таинстве крещения, где является внешним знаком невидимой благодати, передаваемой крещаемому, а затем вода стала освящаться для предания ей целебных свойств.

Святая вода, по учению церкви, обладает способностью исцеления больных. Например, Серафим Вырицкий приходившим к нему больным советовал принимать по столовой ложке освящённой воды через каждый час. Иоанн Златоуст писал, что святая вода имеет свойство сохранять свежесть в течение длительного времени. При освящении воды допустимо использование деревянного, а не серебряного, креста. В случае «зацветания» святой воды, по церковным канонам, она должна быть вылита в непопираемое место (в сухой колодец при храме, или в проточную реку, или в лесу под дерево, а сосуд, в котором она хранилась, больше не пускать в бытовое употребление).

Критика

В статье Боровкова И. И. «Как сделать „святую воду“ и три чуда с её помощью» (журнал «Химия и жизнь», 1970, № 3) такие случаи рассматривались либо как случайность, либо как результат использования серебряных крестов и чаш при освящении воды, которые оставляют в воде ионы серебра, обладающие лёгким бактерицидным действием.

В. А. Мезенцев в книге «100 ответов верующим» рассматривает известные мнения, касающиеся того, что святая вода обладает какими-либо чудодейственными свойствами, и приводятся случаи долговременного хранения воды без освящения в храме: «Бывший кандидат богословия, отошедший ныне от религии, Евграф Дулуман, чтобы удостовериться, что „святая“ вода ничем не отличается от обычной, налил однажды в бутылку обыкновенную воду из колодца и закупорил её. Пять лет хранилась вода в бутылке и не портилась. А ведь она не была „освящена“!». Мезенцев отмечал, что «святую воду» освящают зимой, потому что «зимой вода в реке бывает чище всего: она не загрязняется со стороны и в холодной воде плохо развиваются микроорганизмы. Вот почему вода, взятая зимой из реки, „освящённая“ и „неосвящённая“, хорошо сохраняется». Также упоминается о том, что ионы серебра, которые появляются в освящённой воде (ведь она хранится в серебряных посудинах и освящается серебряными крестами), убивают микроорганизмы в воде. Критика святой воды приводится в книгах «О привидениях, чёрной кошке и чудесах без чудес» (Мезенцев В. Л., Пинчук Л. Т.; М, 1963), «Когда духи показывают когти» (Неманов И. Н., Рожнова М. А., Рожнов В. Е.; М., 1969) и в брошюре Евграфа Дулумана «[www.ateism.ru/books/Duluman_ru.pdf Почему я перестал верить в бога]» (М.: Молодая гвардия, 1957).

Современная наука пристально изучает воду и её действительно весьма интересные свойства. Результаты этих исследований, отражаются в публикациях ведущих рецензируемых научных журналов и суммированы в хорошо известных специалистам монографиях (например, в классической монографии Д. Эйзенберга и В. Кауцмана). На сегодня можно с безупречной надежностью утверждать, что в воде не образуются никакие структуры, способные «запоминать» или хранить информацию, не существует никакого явления аквакоммуникации, передающего эту информацию на расстояние и пр. Вода не подвержена воздействию слов, рок-музыки, мыслей человека, неважно, именует ли он себя экстрасенсом или священником. Вода не мутнеет и не светлеет от чтения молитв и не приобретает бактерицидных свойств в результате обряда освящения, так что она не может быть индикатором силы религиозной веры.

— Архипов М.В., Сергеев А. Г. [klnran.ru/wp-content/uploads/2016/04/BVZN_17.pdf Вода индикаторная] // Комиссия РАН по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований В защиту науки. — 2016. — № 17.

Славянские традиции

В славянской традиции чудодейственной и магической считалась вода, набранная из источников в особые дни: на утро после Рождества, на Васильев день (Новый год), Громницы (Сретение), в Чистый четверг или пятницу (см. Страстная неделя в славянской традиции), в день Ивана Купалы (ср. названия такой воды: укр. святовечірня вода, болг. василева вода, рус. сретенская, в.-слав. четверговая вода и т. п.). Считалось что сакральная сила воды повышалась, если при её набирании и перенесении в дом соблюдались особые условия и запреты. Первейшим из таких требований было хождение по воду ранним утром до восхода солнца. Высоко ценилась вода, которую удавалось набрать раньше всех, её называли непочатой (укр. непочата, серб. неначета, циjела, болг. неначната, рус. непитая и т. п.). При набирании запрещалось отливать воду из ведра или зачерпывать вторично, следовало соблюдать полное молчание при перенесении её в дом (рус. немая вода, серб. нема вода, болг. мълчашна вода, морав. mlčava voda). Дома такой водой умывались, поили больных, кропили скот, ульи, хозяйственные постройки, использовали для гаданий; сосуд с водой закапывали в поле, в винограднике, клали в основание строящегося дома и т. п.

См. также

• Непочатая вода
• Живая вода
• Мёртвая вода

Литература

• [www.biblioteka3.ru/biblioteka/pravoslavnaja-bogoslovskaja-jenciklopedija/tom-3/vodoosvjashhenie.html Водоосвящение] // Православная Богословская Энциклопедия. Том 3. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу «Странник» за 1902 г.
• Вода / Виноградова Л. Н. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1995. — Т. 1: А (Август) — Г (Гусь). — С. 386–390. — ISBN 5-7133-0704-2.
• Вода святая // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.cerkva.od.ua/index.php?option=com_content&task=view&id=655&Itemid=1 Иорданское водосвятие: великое освящение воды]
• [www.pravoslavie.ru/put/shagi/pervieshagi10.htm О святой воде] // Православие.Ru
• [www.pravmir.ru/article_805.html Святая вода: церковные традиции и околоцерковные суеверия] // Православие и мир
• [www.ethnomuseum.ru/section62/2092/2088/3935.htm Водосвятие] // Российский Этнографический Музей
• [www.ateism.ru/articles/answers04.htm «Святая» вода и «освященные» яйца долго не портятся. Можно ли это объяснить обычными причинами?]
• [hierotopy.ru/contents/HolyWaterReformationFull_v_1_2015_01_01.pdf А. Охоцимский. Святая вода и Реформация. Очерк истории святой воды в западном христианстве]

Отрывок, характеризующий Святая вода

Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.