Воейков, Владимир Николаевич

Владимир Николаевич Воейков
Дата рождения	2 (14) августа 1868(1868-08-14)
Место рождения	Царское Село
Дата смерти	8 октября 1947(1947-10-08) (79 лет)
Место смерти	Юршхольм (en:Djursholm), Швеция
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1885—1917
Звание	генерал-майор
Командовал	Лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк
Должность	дворцовый комендант
Награды и премии	1 ст. 3 ст. 1 ст.

Влади́мир Никола́евич Вое́йков (2 (14) августа 1868 — 8 октября 1947) — русский военачальник, приближенный Николая II, дворцовый комендант (1913—1917), генерал-майор Свиты (1909). Деятель российского спортивного движения.

Биография

Родился в семье генерала от кавалерии Николая Васильевича Воейкова (1832—1898) и Варвары Владимировны, урожденной Долгоруковой, дочери Московского генерал-губернатора Владимира Андреевича Долгорукова.

Образование получил в Пажеском корпусе, по окончании которого по 1-му разряду 7 августа 1887 года выпущен был корнетом в Кавалергардский полк. С 7 августа 1891 года — поручиком, с 5 апреля 1898 года — штаб-ротмистром и с 6 мая 1901 года — ротмистром. Был командиром эскадрона 5 лет и 1 месяц, затем — заведующим школой воспитания 5 лет и 6 месяцев.

С 13 ноября 1905 года — помощник командира Кавалергардского полка по хозяйственной части, 6 декабря 1905 года произведён в полковники. В 1906 году назначен флигель-адъютантом к Его Императорскому Величеству. С 11 августа 1907 года — командующий лейб-гвардии Гусарским Его Величества полком. 6 декабря 1909 года произведён в генерал-майоры с зачислением в Свиту Его Императорского Величества и утверждён в занимаемой должности.

24 декабря 1913 года командир лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка, Свиты Его Величества генерал-майор В. Н. Воейков назначен на должность дворцового коменданта, и в этом качестве являлся одним из ближайших к императору Николаю II лиц. После образования Российского олимпийского комитета был выбран его почётным председателем (1912).

В 1913 году Воейков основал производство по разливу минеральной воды в своём имении Кувака в Пензенской губернии. Производственная мощность завода «Кувака» составляла 100 тыс. бутылок воды (30 тыс. тонн розлива) в год. Имение Воейкова располагалось на территории современного г. Каменка (Пензенская область).

Во время Февральской революции арестован, содержался под арестом сначала в Таврическом дворце, затем в Петропавловской крепости. Допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства. Был выпущен, но летом 1918 года, под угрозой ареста большевиками, притворившись сумасшедшим, скрывался в больнице св. Пантелеймона для душевнобольных, откуда поддерживал связь с родными. В сентябре 1918 года, узнав об аресте жены, бежал в Крым, откуда перебрался в Румынию, а затем в Финляндию, где жил в Териоки (Terijoki), ныне Зеленогорск (Санкт-Петербург), на даче доктора Боткина. Покинув Финляндию, Воейков перебрался в Швецию. Умер 8 октября 1947 году и был похоронен на местном кладбище в пригороде Стокгольма в городке Юрхолме (Djursholm).

<center>Евгения и Владимир на костюмированном балу 1903 года.

</div> </div>

Написал воспоминания «С царём и без царя», изданы в 1936 году. Современники невысоко оценивали Воейкова: так, по воспоминаниям М. М. Осоргина:

Пресловутый Воейков был небольшого роста, с подвижными и надушенными усами, будучи поручиком, он жил в лучшей казенной квартире в казармах, был женат на совершенно безликой дочери министра двора, барона Фредерикса, считался интриганом и самым неприятным по характеру товарищем, но внушал к себе известное почтение своей хозяйственной ловкостью. Главным же свойством этого маленького задорного человека была скупость, доходившая до того, что, несмотря на свое громадное состояние, он умудрился сшить себе офицерское служебное пальто, перекроив и перекрасив свои старые вещи.

По словам А. А. Мосолова, Воейков был «человек, безусловно, талантливый, не лишен светской любезности и юмора, равно как и придворной ловкости», но, когда из-за своей болезни граф Фредерикс больше не мог его сдерживать, он став дворцовым комендантом, «пользовался своим влиянием и был полным и безответственным распорядителем полиции и первым лицом в окружении государя».

Жена

Жена (с 1894 года) — Евгения (Евгения Валентина Жозефина) Владимировна Фредерикс (1867—1950), фрейлина двора (1890); старшая дочь министра Императорского Двора В. Б. Фредерикса. В обществе все называли её Ниной. В июне 1919 года, в дни наступления генерала Н. Н. Юденича на Петроград, была арестована и перевезена в Москву. Содержалась в концлагере в Ивановском монастыре. В 1925 году получила разрешение на выезд из СССР. Вместе с отцом и сестрой выехала в Финляндию. С 1939 года проживала с мужем в Хельсинки. В 1946 году они переехали в Швецию и обосновались в г. Дангерюд. Скончалась в 1950 году и была похоронена рядом с мужем. Позднее их останки были перезахоронены на городском кладбище Кауниайнена в могилу к барону В. Б. Фредериксу.

Награды

• орден Св. Станислава 3 ст. (1901)
• орден Св. Анны 3 ст. (1904)
• орден Св. Анны 2 ст. (1906)
• Монаршее благоволение (1906)
• назначение флигель-адъютантом (1906)
• орден Св. Владимира 4 ст. (1909)
• чин генерал-майора с зачислением в Свиту (1909)
• орден Св. Владимира 3 ст. (1911)
• орден Св. Станислава 1 ст. (1914)
• орден Св. Анны 1 ст. (06.05.1915)

Иностранные:

• австрийский орден Франца-Иосифа, кавалерский (рыцарский) крест (1891)
• ольденбургский орден Заслуг герцога Петра-Фридриха-Людвига, кавалерский (рыцарский) крест II кл. (1893)
• черногорский орден Князя Даниила I 4 ст. (1894)
• шведский орден Меча, кавалерский (рыцарский) крест II кл. (1895)
• датский орден Данеброг, кавалерский крест (1895)
• гессенский орден Филиппа Великодушного, кавалерский крест 1 кл. (1895)
• баденский орден Церингенского Льва, кавалерский (рыцарский) крест 1 кл. (1895)
• саксен-веймарский орден Белого Сокола, кавалерский крест (1895)
• саксен-альтенбургский орден Саксен-Эрнестианского Дома, кавалерский крест (1895)
• бухарский орден Золотой звезды 3 ст. (1896)
• французский орден «du Mérite agricole», офицерский крест (1896)
• французский орден Почётного легиона, кавалерский крест (1897)
• итальянский орден Короны, командорский крест (1903)
• шведский орден Меча, командорский крест II кл. (1903)
• испанский орден Изабеллы Католической (1909)
• испанский орден Военных заслуг 3 ст. (1910)
• саксонский орден Альбрехта, большой крест (1914)

Напишите отзыв о статье "Воейков, Владимир Николаевич"

Примечания

Литература

• Воейков В. Н. С царём и без царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта. Гельсингфорс. 1936.
  • Переиздание: М., Родник, 1994.
  • Переиздание: М., Терра, 1995. ISBN 5-300-00066-3
  • Переиздание: Воейков В. Н. [mirknig.com/knigi/history/1181384009-s-carem-i-bez-carya-vospominaniya-poslednego-dvorcovogo-komendanta-gosudarya-imperatora-nikolaya-ii.html С царем и без царя: воспоминания последнего дворцового коменданта государя императора Николая II]. — М.: Воениздат, 1995. — 431 с. — ISBN 5-203-01666-6.
  • Переиздание: Минск, Харвест, 2002. ISBN 985-13-1060-3

Ссылки

• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=1561 Воейков, Владимир Николаевич] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Воейков, Владимир Николаевич

– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?