Военно-морская академия имени Н. Г. Кузнецова

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Военный учебно-научный центр ВМФ «Военно-морская академия им. Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова»
(ВМА им. Н. Г. Кузнецова)
Оригинальное название

Морская Николаевская академия

Год основания

1827

Тип

Государственный

Начальник

вице-адмирал
Касатонов Владимир Львович

Доктора

64[1]

Расположение

Россия Россия, Санкт-Петербург

Юридический адрес

г. Санкт-Петербург, Ушаковская наб., д. 17/1

Сайт

[ens.mil.ru/education/higher/academy/more.htm?id=8671@morfOrgEduc] (сайт МО РФ)]

Награды

Координаты: 59°59′04″ с. ш. 30°18′13″ в. д. / 59.98444° с. ш. 30.30361° в. д. / 59.98444; 30.30361 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.98444&mlon=30.30361&zoom=16 (O)] (Я)К:Учебные заведения, основанные в 1827 году

Военно-морская орденов Ленина, Октябрьской Революции и Ушакова академия имени Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова — военно-морское высшее учебное заведение и военный учебно-научный центр Военно-Морского Флота Российской Федерации[2].





История

29 января 1827 г. при Морском кадетском корпусе был учрежден офицерский класс для «усовершенствования некоторого числа отличнейших из вновь произведенных офицеров в высших частях наук, к морской службе потребных». Курс был сначала двух-, потом трёхлетний. Состав преподавателей был блестящий (В. Я. Буняковский, М. В. Остроградский, Э. Х. Ленц).

С 1841 г., кроме флотских офицеров, к слушанию лекций разрешено было допускать лучших воспитанников из окончивших курс в штурманском полуэкипаже, а также офицеров морской артиллерии и корабельных инженеров. В 1862 г. офицерский класс был преобразован в «академический курс морских наук» с двухлетним курсом и тремя отделениями: гидрографическим, кораблестроительным и механическим. Для вступления требовалось предварительное прослужение в офицерском чине не менее двух лет; вакансии распределялись между флотскими офицерами и офицерами корпусов морского ведомства.

28 января 1877 г. академический курс переименован в Николаевскую морскую академию. По новому положению об академии, утверждённому 23 мая 1896 г., она состоит из трёх отделений — гидрографического, кораблестроительного и механического — и курса военно-морских наук. Продолжительность обучения в отделениях 2 года, а на курсе — 1 год.

Поступление в академию

К слушанию лекций в академии (по конкурсному приёмному экзамену) допускались:

  • а) на гидрографическое отделение — флотские и штурманские обер-офицеры, если они сделали не менее двух трёхмесячных кампаний;
  • б) на кораблестроительное и механическое — корабельные инженеры и инженер-механики флота, прослужившие не менее двух лет и пробывшие не менее 12 мес. на практических занятиях по соотв. специальности;
  • с) на курс военно-морских наук — штаб-офицеры флота и лейтенанты, состоящие в этом чине не менее шести лет и преимущественно окончившие курс в одной из академий или в школах артиллерийской или минной.

Число штатных слушателей 37, из них 15 на курсе военно-морских наук, 6 на гидрографическом отделении и по 8 на каждом из остальных двух отделений.

Программы

Слушателям отделений читались совместно алгебраический анализ, дифференциальное и интегральное исчисление, аналитическая и практическая механика и частная физика. Специальные предметы: на гидрографическом отделении — астрономия и геодезия, гидрография и метеорология, теория кораблестроения, оптика и система маячного освещения; на кораблестроительном — теория и практика кораблестроения, начертательная геометрия и неорганическая химия; на механическом — пароходная механика, начертательная геометрия и неорганическая химия. На курсе военно-морских наук читаются морская стратегия и тактика, военно-морская статистика и география, военно-морская история и морское международное право.

Окончившие курс в отделениях по 1 разряду получают годовой оклад жалованья, а флотские обер-офицеры, получившие в среднем выводе не менее 11 баллов — сверх того, два года старшинства в чине. Окончившие курс офицеры обязаны прослужить в морском ведомстве по 1 1/2 года за каждый год пребывания в академии. Управление академией вверяется её начальнику (он же директор морского кадетского корпуса). Для обсуждения вопросов по части учебной при академии состоит конференция из преподавателей, лекторов и особо назначаемых лиц морского ведомства. Офицерам морского ведомства предоставлено также право поступать во все военные академии, а офицерам морской артиллерии и инженер-механикам, сверх того, в Горный институт.

Новейшая история

Федеральное государственное военное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Военный учебно-научный центр Военно-Морского Флота „Военно-морская академия имени Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова“» создано распоряжением Правительства РФ от 24 декабря 2008 года.

В целях совершенствования системы подготовки специалистов для Вооружённых Сил Российской Федерации и оптимизации сети военных образовательных учреждений Минобороны России:

1. Создать:

…федеральное казённое государственное военное образовательное учреждение высшего профессионального образования "Военный учебно-научный центр Военно-Морского Флота «Военно-морская академия имени Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова» (г. Санкт-Петербург) путём реорганизации в форме присоединения к государственному образовательному учреждению высшего профессионального образования «Военно-морская академия имени Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова» (г. Санкт-Петербург) государственных образовательных учреждений высшего профессионального образования «Балтийский военно-морской институт имени адмирала Ф. Ф. Ушакова» (г. Калининград), «Военно-морской инженерный институт» (г. Санкт-Петербург, г. Пушкин), «Военно-морской институт радиоэлектроники имени А. С. Попова» (г. Санкт-Петербург, г. Петродворец), «Морской корпус Петра Великого — Санкт-Петербургский военно-морской институт», «Тихоокеанский военно-морской институт имени С. О. Макарова» (г. Владивосток), государственного образовательного учреждения дополнительного профессионального образования «Высшие специальные офицерские классы Военно-Морского Флота» (г. Санкт-Петербург) и федеральных государственных учреждений «1 Центральный научно-исследовательский институт Министерства обороны Российской Федерации» (г. Санкт-Петербург), «24 Центральный научно-исследовательский институт Министерства обороны Российской Федерации» (г. Санкт-Петербург) и «40 Государственный научно-исследовательский институт Министерства обороны Российской Федерации» (г. Санкт-Петербург) с последующим образованием на их основе обособленных структурных подразделений.

— Распоряжение Правительства РФ от 24.12.2008 N 1951-р «О реорганизации государственных учреждений среднего и высшего профессионального образования»[3]

Утверждённая министром обороны Российской Федерации 13 июня 2009 года концепция создания Военного учебно-научного центра ВМФ предусматривает его размещение в Кронштадте. Число обучающихся, преподавателей, научных сотрудников и обеспечивающего персонала нового учебного заведения превысит 10 тысяч человек, а его территория составит более 500 гектаров. Планируемые сроки завершения создания центра — 2013 год. Это не сбылось. В настоящее время ВУНЦ ВМФ ВМА функционирует в Санкт-Петербурге.

Приказом Министра обороны Российской Федерации от 15 марта 2012 года № 545, с 1 июля 2012 года учреждение переименовано в Военно-морской политехнический институт Военного учебно-научного центра (ВУНЦ) ВМФ «Военно-морская академия им. Адмирала Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова»[4][5].

В 2015 — начале 2016 года приведён ремонт служебных помещений ведущих кафедр и учебных классов, выполнен капитальный ремонт в жилых помещениях для курсантов[5].

Начальники Военно-морской академии

Морской кадетский корпус с офицерским классом (1827—1862)

Морское училище с академическим курсом морских наук (1862—1877)

Николаевская морская академия (1877—1917)

Морская академия (1917—1922)

Военно-морская академия РККФ (1922—1931)

Военно-морская академия РККА им. К. Е. Ворошилова (1931—1938)

Военно-морская академия РКВМФ им. К. Е. Ворошилова (1938—1944)

Военно-морская ордена Ленина академия им. К. Е. Ворошилова (1944—1960)

Военно-морская академия кораблестроения и вооружения им. А. Н. Крылова (1945—1960)

Военно-морская ордена Ленина академия (1960—1968, с 1968 г. Военно-морская орденов Ленина и Ушакова академия, с 1976 г. Военно-морская орденов Ленина и Ушакова академия им. Маршала Советского Союза А. А. Гречко, с 1978 г. Военно-морская орденов Ленина, Октябрьской Революции и Ушакова академия им. Маршала Советского Союза А. А. Гречко, с 1990 г. Военно-морская орденов Ленина, Октябрьской Революции и Ушакова академия им. Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова)

Федеральное государственное военное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Военный учебно-научный центр Военно-Морского Флота „Военно-морская академия имени Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова“» (с 2008 г.)

Известные выпускники

Гордостью академии являются её выпускники, среди которых трое из трёх адмиралов Флота Советского Союза — Н. Г. Кузнецов (1932), С. Г. Горшков (1941), И. С. Исаков (1928). 185 выпускников и преподавателей академии удостоены званий Героя Советского Союза, Героя Социалистического Труда, Героя Российской Федерации. Семеро удостоены этих званий дважды: С. Г. Горшков (1941), В. Н. Леонов, А. Е. Мазуренко (1952), В. И. Раков (1942), Н. В. Челноков (1945), А. О. Шабалин (1955), А. Н. Щукин.

Среди выпускников разных лет:

Выпускники по годам:

Награды[8]

См. также

Напишите отзыв о статье "Военно-морская академия имени Н. Г. Кузнецова"

Примечания

  1. [ens.mil.ru/education/higher/academy/more.htm?id=8671@morfOrgEduc Страница академии на сайте Минобороны России]
  2. [abitur.nica.ru/new/www/vuz_detail.php?code=3901&region=78&town=0&opf=0&type=0&spec=0&ed_level=0&qualif=&substr=%20%EE.%20%E7.%20%EB%D5%DA%CE%C5%C3%CF%D7%C1&page=1 «Все Вузы РОССИИ» — Справочник аккредитованных вузов]
  3. [www.lawsector.ru/data2009/dok00/txt000820.htm О РЕОРГАНИЗАЦИИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ СРЕДНЕГО И ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ]
  4. [ens.mil.ru/education/higher/more.htm?id=8672@morfOrgEduc Военный институт (военно-морской политехнический) ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия» : Министерство обороны Российской Федерации]
  5. 1 2 [function.mil.ru/news_page/country/more.htm?id=12079674@egNews#txt В Военно-морском политехническом институте ВУНЦ ВМФ введут в строй 4 восстановленные казармы : Министерство обороны Российской Федерации]
  6. [function.mil.ru/news_page/country/more.htm?id=12085390@egNews#txt Начальник штаба Черноморского флота получил новое назначение : Министерство обороны Российской Федерации]
  7. [function.mil.ru/news_page/country/more.htm?id=12086030@egNews Новый начальник Военного учебно-научного центра ВМФ России вступил в должность : Министерство обороны Российской Федерации]
  8. Сысоев В. Военно-морской академии - 150 лет. "Военно-исторический журнал, 1977, № 2.

Литература

  • Ср. Ф. Веселаго, «Очерк истории Морского кад. корпуса» (СПб., 1852); Св. морск. пост., кн. III, по прод. 1895 г.; прик. по морск. вед. 1895 г., № 219 и 1896 г. № 111.

Ссылки

  • [www.ens.mil.ru/education/higher/academy/more.htm?id=8671@morfOrgEduc Страница академии на сайте Минобороны РФ]
  • [www.pobedaspb.ru/akadem-kuznetsova.html 180 лет Военно-морской академии имени Н. Г. Кузнецова]
  • [encspb.ru/object/2804020512 Военно-морская академия им. адмирала флота Н. Г. Кузнецова // Энциклопедия Санкт-Петербурга]
  • [www.navy.ru/science/vma.htm Военно-морская академия и роль её учёных в развитии ВМФ — член-корреспондент РАН, контр-адмирал А. И. Сорокин]
  • Военно-морская академия (краткая история), Ленинград, 1991
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Военно-морская академия имени Н. Г. Кузнецова

В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.