Военно-полевой роман

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Военно-полевой роман
Жанр

мелодрама
военный

Режиссёр

Пётр Тодоровский

Автор
сценария

Пётр Тодоровский

В главных
ролях

Николай Бурляев
Наталья Андрейченко

Оператор

Валерий Блинов

Композитор

Игорь Кантюков
Пётр Тодоровский

Кинокомпания

Одесская киностудия

Длительность

92 мин.

Страна

СССР СССР

Год

1983

IMDb

ID 0086561

К:Фильмы 1983 года

«Вое́нно-полево́й рома́н» — советская мелодрама режиссёра и сценариста Петра Тодоровского, основные события которой происходят в послевоенные годы.

Премьера фильма состоялась в 1984 году в основной конкурсной программе 34-го Берлинского кинофестиваля, где Инна Чурикова была награждена «Серебряным медведем» за лучшую женскую роль. В 1985 году «Военно-полевой роман» был номинирован на премию «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке» (последний советский фильм, попавший в эту номинацию).





Сюжет

Во время войны молодой солдат Саша Нетужилин (Н. Бурляев) без памяти влюбляется в санитарку Любу (Н. Андрейченко), которая живёт с его командиром. Их пути быстро расходятся, чтобы вновь пересечься через несколько лет после войны[1].
Теперь он женат, работает киномехаником и учится на истфаке, тогда как она продаёт пирожки на площади Свердлова. Саша узнаёт, что у неё есть дочь от комбата, который погиб на войне. Отношения главного героя с грубоватой уличной продавщицей и утончённой женой-педагогом постепенно складываются в классический любовный треугольник

В ролях

Съёмочная группа

Музыка

В фильме использован фрагмент из Симфонии № 7 Шостаковича. Звучат многочисленные мелодии военных и предвоенных лет и одна песня, написанная Игорем Кантюковым на слова Геннадия Шпаликова специально для этого фильма, — «Рио-Рита»[2]. Много лет спустя такое название Пётр Тодоровский даст своей заключительной работе в кино.

История создания

Сюжет навеян воспоминаниями режиссёра о первых послевоенных годах[3]:

Будучи студентом ВГИКа, как-то зимним промозглым днем я шел мимо ЦУМа и вдруг услыхал до боли знакомый, с хрипотцой, смех. Обернулся. У стены универмага в телогрейке, в перчатках без пальцев продавала пирожки возлюбленная нашего комбата. Рядом на ящике сидела озябшая, замотанная в какие-то платки девочка. Я долго стоял и не мог оторвать взгляд. Что произошло с ней, красавицей, фронтовой королевой? Почему жизнь так изменила её? Шли годы, а воспоминание о той встрече не давало покоя.

Аллюзии

Финал фильма, когда главный герой стучит ногой по водосточным трубам, откуда с грохотом извергаются каскады битого льда, был воспринят кинокритиками как метафорический образ приближающейся оттепели: «В финале освобождённый от любовного дурмана Нетужилин крушит глыбы льда, а ему вторит мартовская капель»[4]. Юрий Богомолов считывает смысл этой сцены по-иному[5]:

У него лично всё позади. Лучшее, что он мог сделать в своей жизни, — придумать прекрасную Незнакомку и вдохнуть в неё свою душу — он уже сделал. Оттого и тоска, по-видимому.

Фестивали и награды

Напишите отзыв о статье "Военно-полевой роман"

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Военно-полевой роман

Примечания

  1. Во время одной из сцен фильма задним фоном идёт сообщение по радио о сдаче в эксплуатацию станции московского метро «Таганская». Таким образом, можно с точностью установить одну из дат, когда разворачивается действие картины — 1 января 1950 года
  2. Искусство кино. 1984. № 7. С. 26—32.
  3. П. Тодоровский. «Военно-полевой роман» // Советский экран. 1983. № 21. С. 10—11.
  4. Дивакова О., Шмыров В. Искушение памяти // Искусство кино. 1986. № 9. С. 19—20
  5. Богомолов Ю. Пётр Тодоровский. — М., 1989. — С. 22—24.
  6. КИНО: Энциклопедический словарь, главный редактор С. И. Юткевич, М. Советская энциклопедия, 1987, с.538-539

Отрывок, характеризующий Военно-полевой роман

Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.