Военный планёр

Военные планёры (в отличие от обычных планёров) использовались в основном во Вторую мировую войну вооруженными силами многих стран для доставки войск и тяжёлого вооружения в зону боевых действий. До места доставки военные планёры буксировались военными транспортными самолётами или бомбардировщиками. В сцепке — планёрном поезде, мог быть один или несколько планёров. Отделившись от буксирующего самолёта, они могли продолжать управляемый полёт на десятки километров и бесшумно приземляться на небольшие грунтовые площадки. Односторонний характер миссий подразумевал одноразовое использование, что вело к строительству планёров из дешевых материалов, таких как древесина и ткань.

В отличие от парашютистов, разбросанных по зоне высадки, планёры могли высадить войска в большей концентрации именно в районе цели. Большие планёры были рассчитаны для доставки лёгких танков, противотанковых или зенитных орудий. Это повышало боеспособность десанта по сравнению с легковооружёнными парашютистами. В СССР пытались реализовать проект доставки лёгких танков с воздуха. Этот проект назывался А-40 и не был реализован до конца.

Ко времени Корейской войны (1950—1953) военно-воздушные силы практически всех стран мира отказались от концепции десантных планёров, сконцентрировав своё внимание на развитии транспортных самолётов для доставки и десантирования тяжёлой техники и вертолётов для доставки или эвакуации солдат.

Военные планёры СССР

Единичные попытки создания военных планёров в СССР относятся к концу 20-х началу 30-х годов. В 1932 году по идее П. И. Гроховского был построен десантно-транспортный планер Г-63. В 1936 году Г. Ф. Грошевым по заданию начальника ВВС РККА Я. И. Алкниса был построен 4-местный планер ГН-8.

23 января 1940 года ЦК ВКП(б) принимает решение о создании в Наркомате авиапромышленности Управления по производству десантно-транспортных планеров под руководством В. С. Куликова. Главным инженером назначается П. В. Цыбин. Осенью этого-же года проводится всесоюзный конкурс на разработку модели военного планера. По итогам конкурса 1-ю премию получает 5-местный проект РФ-8 О. К. Антонова, впоследствии модернизированый до 7-местного и названый А-7. В июне 1941 года О. К. Антонов, В. К. Грибовской и П. В. Цыбин получают технические задания на разработку массовых моделей военных планеров.

Самыми массовыми моделями были 11-местный Г-11 Грибовского (около 500 экземпляров до 1948 г.) и А-7 Антонова (около 400 экземпляров). Небольшими сериями строились тяжелые транспортные планёры КЦ-20 Цыбина (68 экземпляров в поселке Лопатино под Казанью). В совокупности было построено около 1000 экземпляров.

В РККА военные планёры применялись для поддержки партизан и переброски диверсионных групп за линию фронта. В ноябре 1942 года на воздушном мосту Москва — Сталинград во время Сталинградской битвы была проведена операция «Антифриз» в ходе которой планерами доставлялся антифриз для танков. Наиболее активно использовались планёры в Белоруссии в 1943 году на участке Полоцк — Бегомль — Лепель. В том же году Г-11 и А-7 использовались при десантировании во время форсирования Днепра. Последние боевые вылеты производились в 1944 году для поддержки партизан.

После Второй мировой войны в СССР были разработаны ещё несколько моделей военных планёров — 25-местный Ц-25 Цыбина, 60-местный Ил-32 и 35-местный Як-14. Серийно производился только Як-14 (Построено 413 экземпляров на заводе № 168), который использовался до середины 50-х годов. В то же время Ц-25 и Як-14 использовались для транспортировки грузов в составе Арктической авиаэкспедиции, в том числе для поддержки станции СП-2 на Северном полюсе.

Военные планёры Германии

Немецкие войска первые применили планёрный десант в боевых операциях. 10 мая 1940 года отряд немецкого десанта, используя планёры DFS 230, взял штурмом укрепленный стратегический бельгийский форт Эбен-Эмаель. Планёры использовались при вторжении на Крит, но после этого немцы больше не проводили такие крупные десантные операции. Тем не менее, они разработали большой планёр Gotha Go 242 на 23 места и еще больший Messerschmitt Me 321 на 120 мест. В течение войны планёры использовались, например, при освобождении Муссолини, и в снабженческих операциях на Восточном фронте и Северной Африке. Junkers Ju 322 был самым крупным построенным планёром, но он не пошёл в производство. К концу войны был спроектирован и построен в нескольких экземплярах единственный в мире планёр-истребитель — Blohm & Voss BV 40.

Военные планёры США

В 1941 году генерал-майор Генри Харли Арнольд, исполняющий в то время обязанности командующего Воздушного корпуса Армии США, инициировал исследования в рамках программы разработки десантных планеров. По результатам исследований был объявлен конкурс на производство 2, 8 и 15-местных десантных планеров. Для участия были приглашены одиннадцать компаний, четыре из них проявили интерес к планерной программе, и только авиакомпания Вако смогла предоставить прототипы планеров которые соответствовали требованиям воздушного корпуса США: 8-местный Waco CG-3 (при производстве был переоборудован в 9-местный) и 15-местный Waco CG-4.

В октябре 1941 года руководителем планерной программы становится Левин Беррингер. Шок от атаки на Перл-Харбор побудил США установить требования по подготовке 1000 пилотов планерной программы: 500 для 8-местных и 500 для 15-местных планеров. К июлю 1942 года требования увеличились до 6000 пилотов. В январе 1943 года, после исчезновения самолёта Берингера в Атлантике планерная программа переходит под управление Ричарда Дюпона.

Самым массовым типом был Waco CG-4A, который был впервые применен в боевых условиях во время Сицилийской операции, и принимал участие как в Нормандской операции, так и в других десантных операциях Второго фронта, таких как Голландская операция и Рейнская воздушно-десантная операция. Также Waco GC-4A использовался и в Китайско-Бирманско-Индийском театре военных действий.

Производство планеров было организовано начиная с заводов Форд и Цессна, и заканчивая мебельными и музыкальными фабриками. Были разработаны большие модели, такие как Waco CG-13A (30-местный) и Waco CG-10A (42-местный). К концу войны США подготовили более 6000 пилотов и построили более 14000 военных планеров. Последней военной планерной миссией был Лусон 23 июня 1945 года.

После Второй мировой войны, в составе Армии США остался один планерный полк. Последний раз военные планеры использовались в учениях 1949 года и с 1 января 1953 года были выведены из состава Армии США.

Военные планёры Великобритании

Немецкий успех в Эбен-Эмаэль стал предпослылкой для создания планёрной программы в Великобритании. Наиболее широко строящимися типами были — 28 местный Airspeed Horsa и 7-ми тонный General Aircraft Hamilcar. Планёр General Aircraft GAL.48 Hotspur использовался для обучения пилотов в особом планерном подразделении (Glider Pilot Regiment). Наиболее известные операции Британских войск с применением военных планеров — взятие моста Пегасус во время вторжения в Нормандию, операция Драгун во время вторжения в Южную Францию и во время Рейнской воздушно-десантной операции. Всего было произведено более 3600 экземпляров военных планеров, которые использовались после войны для перевозки грузов в армии вплоть до 1957 года.

Отрывок, характеризующий Военный планёр

– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.