Военный сборник

Военный сборник
Специализация:	Военный журнал
Периодичность:	ежемесячно
Язык:	русский
Страна:	Российская Империя
История издания:	Издавался в 1858 — 1917 гг.
Объём:	10 печатных листов

«Военный сборник» — ежемесячный военный журнал на русском языке, официальный орган Военного министерства Российской империи. Выходил в 1858—1917 годах.

Журнал основан в 1858 году по мысли Д. А. Милютина, высказанной ещё в 1856 году, бывшего тогда профессором Императорской военной академии. Мысль эту поддержали командир Гвардейского корпуса генерал-адъютант Н. Ф. Плаутин и начальник его штаба генерал-адъютант граф Э. Т. Баранов, предположение которых об издании «Военного сборника» удостоилось Высочайшего одобрения.

Программа журнала состояла из 4 отделов:

1. официальный (извлечения из Высочайших приказов, приказы военного министра и прочие официальные документы;
2. военные науки (тактика, военная администрация, фортификация и артиллерия);
3. литературный (рассказы из военного быта, мемуары, путешествия, биографии);
4. смесь (открытия и опыты разного рода, библиографические известия и прочее).

«Военный сборник» был подчинён общей цензуре; предписывалась обязательная подписка для всех штабов, начиная со штабов отдельных батальонов.

Редактирование было возложено на профессоров Военной академии В. М. Аничкова и Н. Н. Обручева (по военной части), и на публициста Н. Г. Чернышевского (по литературной части). Издание «Военного сборника» при штабе Гвардейского корпуса продолжалось менее года.

С 1 января 1859 года главным редактором «Военного сборника» был назначен известный военный писатель генерал-майор П. К. Меньков, который и оставался на этой должности до 16 апреля 1872 года.

Направление, в котором до 1859 года велся «Военный сборник», было признано не соответственным. Он имел присущий журналистике той эпохи резко обличительный характер; новому редактору было указано сделать его более умеренным и научным. На «Военный сборник» была распространена и специально военная цензура. Новую редакцию встретило недружелюбное отношение со стороны общества, выразившееся в уходе большей части прежних сотрудников и уменьшении подписки. Было недовольство новым редактором и среди высших военно-административных кругов.

Вот характерные выдержки из дневника П. К. Менькова за 1859 год:

«Главнокомандующий 1-й армией князь Горчаков жалуется на „Военный сборник“, что он подрывает понятие о дисциплине… Генеральный штаб на меня дуется как мышь на крупу; гвардейский штаб за статью „Офицерская школа“ проглотить готов; дежурство смотрит неприязненно за неправильный, будто, взгляд на нашу военную систему вообще и на систему резервов наших в особенности. Словом, невзгода общая».

Однако, император Александр II остался доволен новым направлением «Военного Сборника», что выразил в собственноручной резолюции (в 1859 году): «Читал с удовольствием и благодарю искренно главного редактора за данное направление, совершенно соответствующее Моим желаниям».

1860 и 1861 годы были самыми тяжёлыми годами для «Военного сборника» — он сильно был стеснен цензурой, которая доходила до того, что статьи, уже напечатанные в официальном «Морском сборнике», не были разрешаемы военным цензором в «Военном сборнике» даже в отрывках. Когда во главе военного министерства стал Д. А. Милютин, «Военный сборник» в начале 1862 года был освобождён от всякой предварительной цензуры, как гражданской, так и военной, что, впрочем, не избавило редактора от цензурных огорчений. Военный цензор генерал-майор Штюрмер часто представлял военному министру записки с замечаниями на вышедшие книжки «Военного сборника», и редакция была вынуждена представлять по этому поводу подробные объяснения.

В 1858 году «Военный сборник» имел 44 сотрудника, из которых, за исключением 5 гражданских лиц, все были офицеры. В 1859 году лишь около четверти прежних сотрудников продолжали работу при новой редакции, и тогда пришлось обратиться к новичкам в литературе. При таких затруднительных обстоятельствах редакцией «Военного сборника» было принято за правило все непринятые статьи возвращать авторам не только с объяснением причин, но и с подробным указанием на недостатки и слабые стороны сочинения. Этим способом редакция, приобретая доверие своих сотрудников, надеялась поощрить молодых военных писателей к работе. Подобный порядок, однако, поглощал много времени, и потому с 1860 года был отменен.

С течением времени, по мере развития среди русского офицерства склонности к литературным занятиям и приобретения соответствующего навыка, число сотрудников «Военного сборника» начало возрастать, причём широкое участие в этом издании принимали почти все выдающиеся русские военные авторитеты. По свидетельству современника (письмо к П. К. Менькову генерала Л. Н. Клугина), «„Военный сборник“ был встречен общим приветствием большинства читающих военных. Главная тому причина состояла в том, что в журнале этом резко коснулись некоторых невыгодных сторон нашего военного быта. Такому направлению нового журнала более впечатлительная часть военного сословия была чрезвычайно рада; ещё более обрадовалось она, когда увидела, что и начальство не уходит от суда гласности в своих, хотя и общих, но тем не менее не всегда благонамеренных действиях… Но если одна сторона в таком направлении нового журнала видела зарю нашего очищения, другая ужаснулась его, боясь за дисциплину и субординацию. Третьи испугались за себя. Теперь все возможно печатать в „Военном сборнике“, пожалуй, напечатают и обо мне, — вот мысли некоторых боящихся суда гласного, которые, нельзя сомневаться, имели бы последствия благодетельные при продолжении опасений. Четвёртые — меньшинство — заговорили на манер того, как рассуждают патриоты „Мёртвых душ“: „Захотел высказывать печатно все это, пожалуй, узнают иностранцы, — что о нас тогда скажут“. Наконец, последние, по преимуществу кроме уставов ничего не читающие, положительно обижались. Один полковой командир пошёл жаловаться к начальнику дивизии на появление статьи („Солдат и офицер“), в которой приводились примеры нелепых действий, будто у него виденных, и которую он сам ни прежде, ни после жалобы не читал, а основал жалобу на показании читающего приятеля. И вся эта разноголосица покрывалась, как видно из сказаннаго выше, голосом читающих с толком, „чающих движения воды“ для исцеления наших недугов. Эти чающие, хотя, быть может, и сами заматерели во многом нехорошем, понимали, что, увидевши ясно болезнь, скорее её можно излечить».

Так как большинство читателей «Военного сборника» в 1860-х годах принадлежало к разряду таких лиц, которые ищут в чтении лишь препровождение времени, а отнюдь не поучительности, то редакции «Военного сборника» нельзя было разом перейти к печатанию серьёзных статей, а нужно было, скрывая на первых порах поучительность под лёгкостью литературных форм и понемногу усиливая серьёзность статей, постепенно приучать уже большинство читателей к серьёзному труду. В этих видах, по необходимости, пришлось на время приостановить печатание некоторых учёных статей, обратив преимущественное внимание на разные исторические очерки, рассказы очевидцев из прошлых войн, случаи из военной жизни и прочем, и действительно статьи этой категории составляли значительное большинство всех статей «Военного сборника» за этот период.

Д. А. Милютин, желая сделать «Военный сборник» вполне органом военного министерства, посредством которого последнее знакомило бы войска с той внутренней работой, которая велась в нём по преобразованиям в армии, предоставил журналу право оповещать читателей о ходе этой работы и давать документальный о ней материал. С 3-й книжки 1862 года сведения этого рода начинают помещаться регулярно, причём проводится мысль, что для вполне успешных преобразований слишком недостаточно одной только правительственной деятельности, необходимо, чтобы всё военное общество дружно и единодушно содействовало реформе, гласно обсуждая достоинства и недостатки существующих установлений…

Лицо «Военного сборника», определившееся, таким образом, в 1862 году, до 1869 года, то есть до объединения редакций с газетой «Русский инвалид», продолжало оставаться почти без изменений. В 1867 году, по случаю первого 10-летия «Военного сборника», был издан первый систематический указатель содержания журнала за 1858—1867 годы, по образцу которого впоследствии издавались дальнейшие указатели.

Слияние в 1869 году редакций «Русского инвалида» и «Военного сборника» находилось в ближайшей связи с начатым изданием газеты «Правительственный вестник» и с преобразованием газеты «Русский инвалид» в специальный орган военного министерства, благодаря чему она сблизилась по своему назначению с другим органом того же министерства, — «Военным сборником», откуда соединение их и явилось вполне естественным. При слиянии обоих изданий имелось в виду, что издания эти, преследуя однородные цели, должны дополнять друг друга. На «Русский инвалид» возложена была обязанность «следить за многосторонними текущими явлениями и событиями в военном мире», а «Военный сборник» должен был «посвятить свои страницы всесторонней разработке собственно военного дела».

16 апреля 1872 года главным редактором «Русского инвалида» и «Военного сборника» был назначен состоявший в течение 10 лет помощником П. К. Менькова генерального штаба полковник А. И. Лаврентьев, продолжавший в прежнем духе и направлении ведение обоих изданий.

4 октября 1893 года, вместо А. И. Лаврентьева, главным редактором был назначен генерал-майор Н. А. Лачинов, бывший до того его помощником. Н. А. Лачинов, находясь во главе редакций «Военного сборника» и «Русского инвалида» около 6 лет, не внёс каких-либо новшеств в эти издания.

3 августа 1899 года, вместо генерал-лейтенанта Лачинова, был назначен новый главный редактор генерального штаба полковник А. А. Поливанов. Военным министром генералом Куропаткиным был дан при этом целый ряд указаний, имевших целью сделать издание «Военного сборника» более поучительным и интересным по содержанию, дабы вернее достигнуть преследуемые военно-образовательные задачи по отношению к офицерскому составу русской армии:

«Принимая меры к оживлению нашей военной периодической печати, мы должны помогать сему не только деньгами, но, главное, предоставлением большого права обсуждения разных военных вопросов, чем это допускается ныне. Печать — страшная сила и для нас может быть силою весьма полезною. Нельзя черпать все сведения о том, как живёт миллионная наша армия, только из бумаг за нумерами. Нельзя вводить разные перемены только путём комиссионным… Глубоко уверен, что обсуждение в периодической печати всех вопросов, за исключением секретных, принесёт только пользу. Нельзя допускать личностей».

Годы редактирования «Военного сборника» А. А. Поливановым являются временем значительного оживления этого журнала. С 1 января 1900 года в каждой книжке журнала стали помещаться художественно исполненные портреты выдающихся русских военных деятелей минувших времён, а также художественные приложения, картины военных событий.

В 1902 году военным министерством одобрены были новые меры по установлению связи редакции «Военного сборника» с главными управлениями военного министерства, в видах обеспечения своевременного получения редакцией сведений о разрабатываемых в этих управлениях новых мероприятиях, непосредственно интересующих войска.

17 ноября 1904 года главным редактором «Военного сборника» был назначен профессор Николаевской академии Генерального штаба генерал-майор Ф. А. Макшеев.

В начале 1907 года Комитетом по образованию войск был рассмотрен вопрос о программе и направлении «Военного сборника», с целью наибольшего соответствия его с нуждами и интересами войск. Составленный по этому вопросу председателем этого комитета доклад был утверждён военным министром и препровождён главному редактору «Военного сборника» и «Русского инвалида» для руководства. При обсуждении программы «Военного сборника» комитетом было признано, что она вполне отвечает потребностям военного образования офицера, но по отношению выполнения её был сделан ряд замечаний. Выбор статей в «Военном сборнике», который должен служить интересам всей армии, способствовать общему военному образованию офицеров, сближать между собой отдельные категории вооружённых сил государства и содействовать взаимному пониманию их, по мнению комитета, должен подлежать некоторому изменению в том смысле, что все статьи специального характера, доступные пониманию и отвечающие интересам небольших групп офицеров, не должны быть помещаемы в этом журнале, так как их место в журналах специальных (например в "Артиллерийском журнале, «Инженерном журнале» или «Военно-медицинском журнале»).

1 сентября 1910 года главным редактором «Военного сборника» был назначен полковник (с 6 октября 1910 года генерал-майор) В. В. Беляев, который занимал эту должность до начала Первой мировой войны.

Число подписчиков «Военного сборника» в 1858 году составляло 5063, оно постепенно падало и в 1910 году равнялось всего 2508. Скорее всего это было связано с тем, что журнал постепенно увеличивался в объёме и соответственно повышалась его цена.

В 1911—1916 годах журнал имел неофициально приложение, выходившее под названием «Военно-исторический сборник».

После Октябрьской революции издание «Военного сборника» было прекращено. В 1921 году при Наркомвоенморе было возобновлено общеармейское издание под названием «Военный вестник».

Источники

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Советский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1986.

Литература

• Военный сборник // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Военный сборник

– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.