Военный транспорт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Военный транспорт — транспорт в вооружённых силах государств, обеспечивающий перевозки войск (сил), вооружения и военной техники, а также снабжение войск (сил) всем необходимым для их жизнедеятельности.





История

До середины XIX века в военных целях применялся только гужевой, вьючный и водный транспорт.

В 1809 году в Российской империи было издано «Учреждение об управлении водными и сухопутными сообщениями», по которому все водные и сухопутные пути сообщения разделялись на 10 округов, во главе которых назначались окружные начальники. Окружные начальники подчинялись главному директору, при котором был учрежден совет в составе 3-х советников, являющихся генерал-инспекторами водных и сухопутных сообщений, а также экспедиция из 3-х отделов, ведовшими:

  • 1-й — водными сообщениями;
  • 2-й — сухопутными сообщениями;
  • 3-й — торговыми портами.

Выбор почтовых трактов или других путей сообщения под военные дороги и приписка к ним соответствующей полосы земли производились на заседании у начальника главного штаба по докладу генерал-квартирмейстера и дежурного генерала. Это решение утверждалось главнокомандующим и поступало на исполнение к генерал-вагенмейстеру и директору военных сообщений.

С середины XIX века началось использование в военных целях железных дорог. Так, когда в 1847 году был открыт первый участок железной дороги Санкт-Петербург-Москва (между Петербургом и Колпино), то уже 4 июня следующего года по нему была перевезена направлявшаяся из Колпино в Петербург партия рекрутов в количестве 250 человек, а 24—27 августа из Петербурга в Колпино были перевезены три полка 1-й гренадерской дивизии в количестве 7 500 человек, следовавшие в Новгород по окончании лагерного сбора. 24 ноября 1851 года было издано первое циркулярное распоряжение военного министерства и приказ по генеральному штабу № 448 от того же числа о регулярном использовании железной дороги для воинских перевозок.

Первые случаи военного использования железных дорог имели место уже в 50-е — 60-е годы XIX века. Во время франко-итало-австрийской войны 1859 года впервые по железной дороге были оперативно переброшены крупные войсковые формирования (железнодорожный манёвр). Это способствовало успешному наступлению войск.

В 1869 году в России приказом военного министра был создан Комитет по передвижению войск, при Главном штабе и была учреждена должность заведующих передвижением войск на линиях железных дорог и водных. В районах, прилегающих к границам, по требованиям военных строилась более густая сеть железных дорог и сооружались рокадные линии для переброски войск с одних участков приграничной полосы на другие.

Несмотря на быстрый рост железнодорожной сети Российской империи, к началу Первой мировой войны число железнодорожных линий, выходивших к западной границе Российской империи от устья Немана до устья Дуная, составляло со российской стороны 13, а со стороны Германии и Австро-Венгрии — 32. Россия могла подавать к фронту ежесуточно 223 эшелона, Германия — 550, Австро-Венгрия — 226. Благодаря развитому железнодорожному транспорту Германия и Австро-Венгрия имели возможность закончить сосредоточение своих сил между 13-м и 15-м днями мобилизации, тогда как Россия могла это сделать только на 28-й день и то не полностью[1]/

Во время Первой мировой войны гужевой транспорт для доставки припасов в войска от конечных станций начали заменять автомобильным. Военно-транспортная авиация впервые была применена на войне в 1936 года во время Гражданской войны в Испании, когда немецкие транспортные самолёты перебросили войска Франко из Марокко в Испанию.

Во время Второй мировой войны Германская группа армий «Центр» (до 1,8 млн человек) обслуживались в среднем 1700 поездов в месяц[2].

Во время Курской битвы общие советские перевозки в район боевых действий достигли 540 тыс. вагонов, или в среднем 3000 вагонов в сутки. Такие огромные перевозки осуществлялись под постоянным воздействием авиации и артиллерии противника.

Во время Второй мировой войны выяснилось, что железнодорожный транспорт требует отвлечения больших сил для его защиты от авиации противника и из-за образования поврежденных участков, мостов, перегрузочных районов может применяться лишь ограниченно. Автомобильный транспорт, который был главным средством перевозок во фронтовом, армейском и войсковом тылу, обладал большей живучестью.

Во время Второй мировой войны немцы использовали «воздушный мост» для снабжения десанта на Крите и окруженных группировок под Демьянском и Сталинградом. Американцы использовали трансконтинтальный «воздушный мост» по линии Бразилия — Нигерия — Судан — Египет[2].

В послевоенное время роль воздушного транспорта для переброски войск и их снабжения значительно увеличилась. Для этой цели при отсутствии аэродромов теперь применяются вертолёты.

См. также

Напишите отзыв о статье "Военный транспорт"

Примечания

  1. Ростунов И. И. [regiment.ru/Lib/A/28/3.htm#Материальное%20обеспечение%20плана%20войны Русский фронт первой мировой войны]. — М.: «Наука», 1976.
  2. 1 2 Месснер Е. Э. [militera.lib.ru/science/0/pdf/messner_ea01.pdf Лик современной войны]. — Буэнос-Айрес, 1959.

Ссылки

  • [www.voina-i-mir.ru/dicdefinition/?id=715 Военный транспорт. Война и мир в терминах и определениях]
  • [www.adm.yar.ru/suvdt/istory/dorog.htm История железных дорог]
  • [www.observer.materik.ru/observer/N07_98/7_14.HTM И. Мартыненко. История возникновения службы военных сообщений в России]
  • [www.observer.materik.ru/observer/N09_00/9_20.HTM И. МАРТЫНЕНКО.СЛУЖБА ВОЕННЫХ СООБЩЕНИЙ накануне и в годы Первой мировой войны]
  • [www.observer.materik.ru/observer/N1-2_03/1-2_18.htm И. Мартыненко. СЛУЖБА ВОЕННЫХ СООБЩЕНИЙ РККА В ГРАЖДАНСКУЮ ВОЙНУ]

Отрывок, характеризующий Военный транспорт

Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.