Вожделение (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вожделение
англ. «Lust, Caution», кит. «色,戒»
Жанр

триллер
мелодрама
военный

Режиссёр

Энг Ли

Продюсер

Уильям Конг
Энг Ли

Автор
сценария

Чжан Айлин (книга)
Джеймс Шамус

В главных
ролях

Тони Люн Чу Вай
Тан Вэй
Джоан Чэнь

Оператор

Родриго Прието

Композитор

Александр Деспла

Кинокомпания

Focus Features, Hai Sheng Film Production Company, Haishang Films, Mr. Yee Productions, River Road Entertainment, Sil-Metropole Organisation

Длительность

157 мин

Бюджет

15 млн долларов

Страна

США США
КНР КНР
Гонконг Гонконг
Китайская Республика Китайская Республика

Язык

кантонский
путунхуа
шанхайский
японский

Год

2007

К:Фильмы 2007 года

«Вожделение» (англ. «Lust, Caution», кит. упр. 色,戒, пиньинь: Sè, Jiè, палл.: Сэ, Цзе) — кинофильм, военный драматический триллер режиссёра Энга Ли, снятый по одноимённому рассказу китайской писательницы Чжан Айлин. Слоган фильма «The trap is set» («Капкан поставлен»). Мировая премьера состоялась 30 августа 2007 года России 15 ноября 2007).


В основу сюжета была положена реальная история Чжэн Пинжу.





Сюжет

1940 год, часть территории Китая оккупирована японскими войсками и управляется марионеточным правительством.

Группа молодых студентов с успехом играет патриотические пьесы на сцене университетского театра, но они мечтают и о том чтобы действительно внести свой вклад в борьбу за освобождение Китая. Им представляется шанс, когда из Шанхая в Гонконг приезжает влиятельный чиновник господин И (Yi, Тони Люн Чу Вай), в чьём ведении находится борьба с протестом против поддерживаемого Японией правительства. Молодые актёры решают воспользоваться своим искусством и убить господина И, который воплощает зло про-японской власти.

Привлекательная Цзячжи (Тан Вэй) выдаёт себя за жену успешного предпринимателя, миссис Мак, и знакомится с семьёй господина И. Её цель — заманить предателя в ловушку, где остальные члены группы смогли бы свершить правосудие. Пока вчерашние актёры проводят каникулы, учась стрелять и готовясь к убийству, Цзячжи, исполняя самую сложную в своей жизни роль, учится искусству интриг и обольщения. Ей почти удаётся соблазнить господина И, кажется, он уже готов сделать её любовницей, но он очень недоверчив и осторожен. Внезапно без предупреждения семья И возвращается в Шанхай, операция проваливается, группа раскрыта и её члены, совершив убийство, вынуждены бежать.

Проходят годы, потерпевшая сокрушительное поражение группа скрывается. Цзячжи возвращается в дом тёти в Шанхае, потеряв волю к жизни и интерес к учёбе. Единственная её надежда — покинуть Китай, уехав на обучение в Англию, куда уже эмигрировал её отец, но этому не суждено сбыться — она получает известие, что он не сможет оплатить её обучение. И вот в её судьбе вновь появляется бывший товарищ по театру Куан Юйминь (Ван Лихун), уже однажды втянувший друзей в шпионскую авантюру. Теперь он член настоящей подпольной организации, которая борется против японских оккупационных властей. Цзячжи нужна им вновь в качестве миссис Мак, как шанс подобраться к мистеру И, теперь начальнику тайной полиции, недосягаемому более чем прежде. Взамен, в случае успеха операции — её обещают переправить в Англию.

И вот миссис Мак, приезжая из Гонконга в Шанхай, просит приюта у семьи И, с которой подружилась 3 года назад. Её цель — подобраться к господину И насколько возможно близко, собирать сведения необходимые группе и готовить для него ловушку, которая захлопнется только тогда, когда посчитает нужным руководство. Она хочет завладеть его сердцем, но происходит все наоборот. Ей удаётся смягчить жёсткого и властного господина И в постели, но ценой собственной души. Все больше она чувствует, что он «словно червь пробирается все глубже и глубже в её сердце». Группа всё медлит с уничтожением мистера И, а Цзячжи окончательно вживается в свою роль. В решающий момент она более не в силах противиться своим чувствам, сдаётся и предупреждает господина И о ловушке ценой собственной жизни и жизней своих сообщников.

Кажется, господин И действительно мог полюбить Мак, но работа остаётся важнее. Всех членов подпольной группы и «госпожу Мак» расстреливают.

Работа над фильмом

Замысел

Подготовительный этап

Подбор актёров

В ролях

В процессе поиска актрисы на главную роль режиссёрская команда рассмотрела массу кандидатур — от выпускниц актёрских курсов до уже известных актрис. Поскольку подготовка к фильму проходила в строгой секретности, соискательницы не знали ни того, в каком фильме им предстоит играть, ни того, кто является его режиссёром. Им был предложен сценарий с похожей сюжетной линией, что касается режиссёра, то было известно, что это «крупная величина».

Первая помощника режиссёра Розетта Нг вспоминала: «Когда Энг Ли впервые описывал мне госпожу Мак, он сказал: „Я возьму то, что не захотят другие“. Как ни странно, я поняла, что он имел в виду: никаких овальных лиц, большеглазых Барби, никаких сухопарых манекенщиц». Поиск актрисы на главную женскую роль занял несколько месяцев. Окончательный этап кастинга проходил в Пекине, где режиссёрская группа наконец нашла нужную актрису. Первую встречу с будущей исполнительницей роли госпожи Ма Розетта Нг описывала так:
   
Она приехала на велосипеде. Прямые чёрные волосы, футболка, джинсы, теннисные туфли. Простая, как студентка. Абсолютно непритязательная внешность, она могла легко раствориться в море сотен других лиц, но, тем не менее, мы её заметили.
Когда мы пригласили эту простую девочку прочесть пару реплик, она абсолютно преобразилась. Она продемонстрировала нам ту классическую элегантность, которую сложно встретить в наши дни, а также сложный, непроницаемый характер. Её звали Тан Вэй и после долгих месяцев поиска мы чувствовали себя так, как чувствовал себя Старый У, когда она спускалась из-за кулс — наконец мы встретили „настоящую“ госпожу Мак. </td>
</td></tr>
Розетта Нг</td>
  </td>
 </tr>
</table>
 

Место проведения съёмок

Съёмки

Отличие от литературного первоисточника

Награды и номинации

Награды
Год Премия Категория Лауреат
2007 Золотая лошадь Лучший актёр Тони Люн Чу Вай
Лучший режиссёр Энг Ли
Лучший фильм
Лучший дизайн костюмов Ли Пан
Лучшая музыка Александр Деспла
Satellite Awards Лучший иностранный фильм
Венецианский кинофестиваль Золотой лев Энг Ли
Номинации
Год Премия Категория Номинант
2007 Satellite Awards Лучший режиссёр Энг Ли
Золотой глобус Лучший иностранный фильм
BAFTA Лучший дизайн костюмов Ли Пан
Лучший иностранный фильм
Венецианский кинофестиваль Лучшая операторская работа Родриго Прието
Независимый дух Лучшая операторская работа Родриго Прието
Лучшая мужская роль Тони Люн Чу Вай
Лучшая женская роль Тан Вэй

Кроме того, фильм был заявлен от Тайваня на премию «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке, однако оказался дисквалифицирован AMPAS за недостаточное представительство граждан Тайваня среди ключевого персонала фильма.

Рецензии

  • Васильев А. Рецензия на фильм «Вожделение» // [www.afisha.ru/movie/180359/review/189640/ Афиша (31 октября 2007 г.)]. — 28.09.2008.
  • Кенигсберг Б. «Вожделение» (рецензия) // [www.spb.timeout.ru/text/film/88409/ «TimeOut Москва» (8 ноября 2007 г.)]. — 28.09.2008.
  • Куланин Р. Вожделение: Китай близко // [www.kinokadr.ru/articles/2007/11/18/lust.shtml КиноКадр. Ру (18 ноября 2007 г.)]. — 28.09.2008.

Напишите отзыв о статье "Вожделение (фильм)"

Ссылки

  • [www.focusfeatures.com/focusfeatures/film/lust__caution/overview Официальный сайт фильма]
  • «Вожделение» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.allmovie.com/movie/v351200 «Вожделение»] (англ.) на сайте allmovie

Отрывок, характеризующий Вожделение (фильм)

M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.