Возвышенное

Возвы́шенное — одна из центральных категорий эстетики, характеризующая внутреннюю значительность предметов и явлений, несоизмеримых по своему идеальному содержанию с реальными формами их выражения.

История понятия

В античности возвышенное было характеристикой стиля ораторского искусства.

В дальнейшем получило разработку у Эдмунда Бёрка в работе «Философское исследование относительно возникновения наших понятий о возвышенном и прекрасном» (1757). Возвышенное у Бёрка — это то, что «так или иначе способно вызывать представление о страдании или опасности, то есть всё, что так или иначе ужасно».

В статье «О Лаокооне» (1798) Гёте утверждает мысль о том, что содержанием произведения искусства должен стать предмет изображения в наивысший момент своего развития, способный вознести дух человека над ограниченностью действительности.

Возвышенное у Канта

Аналитика прекрасного и возвышенного представлена у Канта в «Критике способности суждения» (1790). Сущность возвышенного содержится в его величии. Чувство возвышенного — это чувство удовольствия, связанного со страхом.

Литература

на русском языке

• Борев Ю. Б., Категории эстетики, М., 1959, гл. 2
• Бычков, В. В. [www.erlib.com/Виктор_Бычков/Эстетика/17/ Эстетика]. — 3-е изд. — М.: Гардарики, 2007.
• Чернышевский Н. Г. Возвышенное и комическое // Избр. философские сочинения. — М., 1950. — Т. 1. — С. 252—299.

на других языках

• Seidl A., Zur Geschichte des Erhabenheitsbegriffes seit Kant, Lpz., 1889
• Hipple W. J., The beautiful, the sublime, the picturesque in eightteenth century British aesthetic theory, Carbondale (Ill.), 1957
• Monk S. H., The sublime…, [2 ed.], Ann Arbor, 1960.

Отрывок, характеризующий Возвышенное

– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.