Воздушная операция на реке Салуин (1942)

Воздушная операция на реке Салуин — боевые действия авиации Американской Добровольческой Группы по предотвращению вторжения японских войск в Южный Китай с территории Бирмы.

Особенностью операции является тот факт, что в ходе неё стратегическое наступление сухопутных подразделений было остановлено исключительно действиями тактической авиации.

Предпосылки

В ходе Второй мировой войны, в начале 1942 года вооружённые силы Японии осуществили вторжение в подконтрольную англичанам Бирму. Среди целей операции, кроме оккупации страны и выхода к границам Индии, было также установление контроля над «Бирманской дорогой» — единственным наземным путём снабжения воюющих против Японии китайских войск.

Наступающие части японской 15-й армии под командованием генерал-лейтенанта Иида к концу мая 1942 года вытеснили английские войска генерала Гарольда Александера и пришедшие им на помощь китайские части (под командованием начальника штаба китайской армии, американского генерала Стилвелла) с территирии Бирмы, а также захватили города Тэнчун и Лунлин в китайской провинции Юньнань.

Выход японских подразделений к реке Салуин

Транспортные коммуникации в джунглях Северной Бирмы практически отсутствовали, и после выхода на Бирманскую дорогу наступление японских войск в направлении Южного Китая велось вдоль этой транспортной артерии.

29 апреля 1942 года японские танки вошли в Лашо. 1 мая эскадрилии «Летающих тигров» были эвакуированы с бирманской базы в Лойвине в Южный Китай, причём американцам пришлось уничтожить на земле 22 своих неисправных самолёта.

После отступления из Бирмы основные силы АДГ базировались в Куньмине. Передовое звено из 5 Р-40 находилось в Баошане, подразделения связи и обслуживания находились в Юнпине, аэродроме на полпути между Баошанем и Куньминем, куда в начале апреля транспортные самолеты доставили из Индии большое количество бензина. Юнпинь стал использоваться как пункт дозаправки при полетах в северную Бирму.

В первых числах мая японская головная колонна приблизилась к западному склону ущелья Салуина. К западу от реки дорога все ещё была забита тысячами китайских беженцев и солдат. Вылетавшие на разведку пилоты сообщали, что японские моторизованные колонны движутся посреди дороги между толпами невооруженных китайских солдат и мирных жителей, скопившихся на обочинах. Какого либо организованного сопротивления китайских войск не было, возникла угроза вторжения японских подразделений в провинцию Юньнань и захвата Куньмина.

В случае оккупации тылового Юньнаня снабжение сражающихся против японцев в Китае войск возможно было бы осуществлять только из Советского Союза через пустыни Монголии и Туркестана. Помощь союзников уменьшилась бы до такого объёма, что под вопросом оказалась бы сама способность Китая оказывать сопротивление интервентам.

В виду сложившейся угрожающей ситуации 6 мая 1942 года командующий АДГ Клэр Шеннолт радировал супруге генералиссимуса Чан Кайши в Чунцин:

Последние донесения говорят, что 5 мая в 15.00 японцы находятся на западном берегу Салуина. Мост уничтожен. Японцы не встречают нигде никакого сопротивления, так как солдаты и гражданские в панике бегут на восток вдоль дороги. Считаю положение отчаянным, и япошки могут войти в Куньминь на грузовиках, если дорога и мосты не будут уничтожены и не будет организовано решительное сопротивление. Так как множество китайских грузовиков к западу от Салуина попали в руки противника, прошу разрешения Вашего превосходительства генералиссимуса атаковать цели между Салуином и городом Лунлин.

«Мадам Чан» ответила:

Генералиссимус разрешает послать все имеющиеся самолеты АДГ для атаки грузовиков между Салуином и Лунлином. Скажите летчикам АДГ, что я рассчитываю на их верность, пусть они удвоят усилия, особенно в этот критический момент. Пожалуйста, продолжайте атаки лодок и паромов на Салуине. Немедленно информируйте нас обо всех изменениях обстановки.

Воздушная операция на реке Салуин

К полудню 6 мая передовые подразделения японских сил, включающие в себя танковые части, артиллерию и грузовики с пехотой, сосредоточились на западном берегу Салуина. Разбитый подвесной мост задержал их, но ожидался подход сапёрного полка, который должен был навести понтонный мост. Грузовики, бронемашины, артиллерия выстроились колонной длиной около 36 километров вдоль извилистой дороги на западном обрыве.

На вооружении «Летающих тигров» находились прибывшие незадолго перед этим самолёты Р-40Е — модификация, имеющая бомбодержатели под крыльями и фюзеляжем.

Операция началась утром 7 мая 1942 года. Обычно вылет на штурмовку японских войск осуществляло два звена — 4 истребителя-бомбардировщика и 4 истребителя прикрытия. Бомбардировщики несли две осколочные бомбы, а также 250 килограммовую фугасную бомбу. После сброса бомб вёлся обстрел колонн из 12,7 мм пулемётов. Завершали удар самолёты прикрытия, также применявшие пулемёты.

Ущелье Салуин, по которому протекала река, имело глубину в среднем около полутора километров. Бирманская дорога, поворачивая из Лашо на северо-запад, подходила к западному краю ущелья, спускалась вниз по длинному серпантину, вырубленному вручную в отвесной скале, и до самого моста на восточный берег проходила между рекой с одной стороны и скалами — с другой.

В первом же авианалёте были обрушены скальные породы с обоих краёв колонны японских войск, что заблокировало их на дороге. В дальнейшем в течение 4 дней практически вся колонна была уничтожена. В налётах также участвовали китайские лётчики на штурмовиках Кертисс «Хок-3» и бомбардировщиках СБ-2.

После уничтожения колонны в ущельи Салуина «Летающие тигры» переместили свои удар на саму Бирманскую дорогу, уничтожая подходящие к реке подкрепления. Каждый город и деревня вдоль дороги, которые могли служить японцам укрытием или складом, были разбомблены и сожжены.

К 11 мая японские колонны двигались по Бирманской дороге только на юг. 12 мая Шеннолт радировал «мадам Чан»:

Звено АДГ вчера бомбило и обстреливало колонну из 75-100 японских грузовиков, идущую на юг. Хвост колонны только что вошел в город Вантин, а голова покинула его. Более 20 грузовиков сожжены, многие повреждены. Легкие танки из колонны вели ответный огонь. Разведка вдоль дороги до Салуина обнаружила только одиночные грузовики с большими интервалами. К северу от Вантина никаких японских подкреплений сильнее батальона. Разведка этим утром не обнаружила никаких признаков японцев на западном берегу Салуина.

Таким образом, было выиграно время, и японские войска в наступлении на Юньнань лишились стратегической инициативы. Боевые действия на китайско-бирманской границе перешли в позиционную стадию, вплоть до лета 1944 года, когда китайские силы под командованием генерала Вэй Лихуана форсировали Салуин и начали вытеснение японских войск из Северной Бирмы.

Литература

• [militera.lib.ru/memo/usa/chennault_cl/index.html Ченнолт К. Л. Путь бойца.] — М: ACT; ACT МОСКВА; Транзиткнига, 2006
• [militera.lib.ru/h/smith_p2/index.html Смит П. Ч. Пикирующие бомбардировщики.] — М.: ACT; Транзиткнига, 2003

Отрывок, характеризующий Воздушная операция на реке Салуин (1942)

– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.