Воздушный бой над Баня-Лукой
| Воздушный бой над Баня-Лукой | |||
| Основной конфликт: Боснийская война | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Небо над Баня-Лукой | ||
| Итог |
Победа американских ВВС | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Возду́шный бой над Ба́ня-Лу́кой — воздушный бой 28 февраля 1994 года между истребителями ВВС США и штурмовиками ВВС Республики Сербской.
Это был единственный известный воздушный бой в ходе Боснийской войны, а также первый случай участия в боевых действиях в истории НАТО.
С апреля 1993 года НАТО проводила над Боснией операцию «Deny Flight», направленную на пресечение полётов боевой авиации враждующих сторон согласно резолюции Совета Безопасности ООН 816, дававшей право принимать для этого «все необходимые и соразмерные конкретным обстоятельствам и характеру полетов меры»[1]. Утром 28 февраля 1994 года самолёт дальнего радиолокационного обнаружения E-3 засёк в районе Баня-Луки неопознанные летательные аппараты. На перехват были отправлены два американских истребителя F-16 (526-я тактическая истребительная эскадрилья «Black Knights»[2]). Неопознанные самолёты оказались шестью штурмовиками J-21 «Ястреб» боснийских сербов, атаковавшими военный завод в Нови-Травнике. Штурмовики проигнорировали сделанное с E-3 двукратное предупреждение о необходимости покинуть запретную для полётов зону. Они продолжали выполнять боевое задание и сбросили бомбы на свою цель.
После этого американские истребители атаковали их ракетами «воздух—воздух». У штурмовиков не было противовоздушного оружия, а малая скорость не позволяла уйти от сверзвуковых истребителей, поэтому все шесть «ястребов» стали лёгкой целью для F-16. Капитан Роберт Райт последовательно сбил три штурмовика. Затем пара F-16 прекратила преследование и взяла курс на авиабазу Авиано (Италия) по причине израсходования основной части топлива. Им на смену пришла другая пара F-16, которой удалось сбить ещё один штурмовик.
По итогам воздушного боя двум пилотам ВВС США были засчитаны в общей сложности четыре воздушные победы. Однако по сербским источникам было потеряно пять штурмовиков из шести (шестой «Ястреб» был повреждён), погибли три пилота - Ранко Вукмирович, Зоран Зарич и Звездан Пешич[3]. Это был единственный успех авиации НАТО в ходе операции «Deny Flight».
Напишите отзыв о статье "Воздушный бой над Баня-Лукой"
Примечания
- ↑ [www.un.org/russian/documen/scresol/res1993/res816.htm Резолюция 816 (1993)]
- ↑ «Чёрные рыцари».
- ↑ [www.avijacijabezgranica.com/jrvudesi.html Lista gubitaka/ostecenja vazduhoplova u Ex-JRV od 1945 godine do danas]
Ссылки
- [www.airwar.ru/history/locwar/europe/yuairwar/yuairwar02.html Воздушная война в Югославии. Часть 2. Босния]
Отрывок, характеризующий Воздушный бой над Баня-Лукой
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
