Воздушный бой над Нишем

Воздушный бой над Нишем
Основной конфликт: Великая Отечественная война, Народно-освободительная война Югославии
Дата	7 ноября 1944 года
Место	Ниш, оккупированная Недичевская Сербия
Причина	ошибка американской разведки
Итог	отзыв американских самолётов
Противники
США США СССР СССР
Командующие
Кларенс Теодор Эдвинсон (en) Григорий Котов † Александр Колдунов
Силы сторон
82-я истребительная группа (96-я эскадрилья): истребители P-38 Lightning (по советским и американским данным) истребители P-38 Lightning и бомбардировщики B-25 Mitchell (по югославским данным) 866-й истребительный авиационный полк: истребители Як-9 и Як-3 707-й штурмовой авиационный полк 6-й гвардейский стрелковый корпус ПВО аэродрома города Ниш
Потери
2 или 3 самолёта (по американским данным) 3 или 5 самолётов (по советским данным) 7 самолётов и 14 лётчиков (по югославским данным) 34 солдата и офицера на земле 3 самолёта и 2 лётчика (по советским данным) 4 самолёта (по американским данным)

Воздушный бой над Нишем (англ. Air battle over Niš) — произошедшее по "ошибке" столкновение американских и советских войск над Нишем 7 ноября 1944 года, один из нескольких десятков документально подтверждённых эпизодов Второй мировой войны, классифицируемых как Огонь по своим. Американские войска по ошибке атаковали советскую транспортную колонну, в результате чего погибли 34 солдата и офицера (согласно докладу заместителя начальника Генерального штаба Красной армии генерала Алексея Антонова). В ходе ответной авиационной атаки советские лётчики во главе с Александром Колдуновым сбили от 2 до 7 самолётов противника. Несмотря на инцидент, руководство США и СССР решило не предавать его огласке, а командование армии США извинилось перед советскими войсками за совершённую оплошность.

Предыстория

Между СССР и США велось активное военное сотрудничество в годы Второй мировой войны: так, по программе ленд-лиз Советскому Союзу были поставлены более 14 тысяч американских самолётов 14 типов. На них воевали 138 советских асов и 19 героев Советского Союза. Кроме того, в СССР были поставлены более 46 тысяч тонн запчастей, почти 131 тысяча тонн сборно-разборных ВПП, 34 комплекта авиаремонтных мастерских и другого инвентаря для авиации. Особую ценность составляли документы, которых было направлено порядка 11 тысяч. Также авиаторы СССР и США сотрудничали на авиабазах в Иране (1942—1944), на Аляске (1942—1945) и трёх стратегически важных базах: Элизабет-Сити в Северной Каролине, США (1944); Полтавский аэроузел, СССР и авиабаза Палези под Бари, Италия (1944).

Однако между тем происходили трагические инциденты по причине индивидуальных ошибок пилотов, которые принимали войска своих союзников за немецкие. К числу таких инцидентов относится и авианалёт на советскую колонну войск в Нише, произошедший 7 ноября 1944 года.

Бой

15-я воздушная армия в ноябре 1944 года оказывала помощь советской группе войск с воздуха. Полковник Кларенс Теодор Эдвинсон во главе 82-й истребительной авиагруппы, базировавшейся в итальянской Фодже, выполнял эту миссию несколько раз и 7 ноября 1944 года вылетел в очередной раз на помощь советским войскам. К несчастью, на аэродроме Фоджи не получили своевременное сообщение, что советские войска продвинулись вперёд на 100 километров, и по этой причине Эдвинсон, завидев советские войска, принял их за немцев и приказал атаковать.

Атака американцев

В 12:40 по дороге Ниш — Алексинац — Делиград — Роянь шли советские части 6-го гвардейского стрелкового корпуса, когда над ними появились разведывательные самолёты Lockheed P-38 Lightning (по свидетельствам югославских военных, эти самолёты служили прикрытием для бомбардировщиков North American B-25 Mitchell, пролетавших рядом). Советские войска готовились отмечать годовщину Октябрьской революции, по случаю чего, согласно некоторым свидетельствам, их сопровождал оркестр.

Американцы, несмотря на то, что командование средиземноморских ВВС США уже знало, что около Ниша нет немецких войск, по ошибке приняли советских солдат за немецких и открыли шквальный огонь, начав обстрел из пушек, пулемётов, атакуя ракетами и бомбами. В результате авианалёта погибли 34 человека, включая командира 6-го гвардейского стрелкового корпуса гвардии генерал-лейтенанта Котова. 39 человек были ранены, а 20 автомашин с грузами оказались сожжены.

Советские войска изначально решили, что их атакуют немецкие «рамы» — истребители Fw-189, похожие по форме на американские P-38 Lightning, однако затем разглядели белые звёзды на самолётах, а вовсе не немецкие кресты. Размахивая знамёнами, советские солдаты пытались убедить американцев, что те по ошибке их обстреливают, но лётчики не замечали или не хотели замечать знаков об ошибке. В воздух по тревоге была поднята советская авиация.

Ответный вылет

Советские войска оказались в замешательстве, поскольку не ожидали появления немцев около Ниша, к тому же массовое появление Fw-189 было неожиданным, поскольку немцы физически не могли отправить столько машин в бой. Не сразу советские войска поняли, что по ним ошибочно ведут огонь американцы.

Первыми тревожные звуки услышали солдаты 707-го штурмового авиационного полка (свидетелем также был и будущий Герой Советского Союза Николай Шмелёв), которые слушали речь заместителя командира по политподготовке подполковника Сивуда. По тревоге в бой был поднят 866-й иап, также обстрел начали силы ПВО с аэродрома Ниша. Зенитчикам удалось сбить один американский самолёт, который упал в километре к северу от аэродрома.

В 13:00 самолёты Як-9 и Як-3 из 866-го иап взлетели в воздух и направились в сторону американцев. Заместитель командира полка Дмитрий Сырцов отдавал приказы не атаковать американцев, а убедить их покинуть позиции, но после того, как был сбит один из «Яков», советские самолёты вступили в бой с американцами. Убрав шасси, истребители набрали у земли максимальную скорость и свечой полезли вверх. Первой же атакой были сбиты два американских самолёта, а вскоре на помощь звену подоспел и самолёт аса Александра Колдунова. Американцы, сбросив бомбы, пытались защищаться, однако после усиленных атак направились в сторону Ниша. По пути один из советских самолётов огнём из 37-мм пушки сбил третий «Лайтнинг», однако был подбит из пулемёта другого самолёта.

Только когда Колдунов подлетел к ведущему «Лайтнингу» и жестами объяснил пилоту того самолёта, что это были советские солдаты, а не немецкие, американцы приняли решение уходить на юг. Проводив их до вершины горы, советские самолёты повернули назад. Одного из американцев, чей самолёт был сбит, подобрали советские солдаты и доставили на аэродром, где вскоре приняли решение отправить его в штаб 17-й воздушной армии.

Повторная атака произошла довольно быстро: порядка 40 «Лайтнингов» перелетели через горный хребет и снова атаковали советских солдат. Однако лётчики быстро пролетели в сторону американцев и показали им свои опознавательные знаки, после чего американцы быстро покинули место боя. В сторону некоторых пилотов советские лётчики вынуждены были сделать несколько предупредительных выстрелов из пушек и очередей из пулемётов.

Итоги боя

Югославия, СССР и США приводят разные данные по поводу произошедшего боя: точные причины нападения до сих пор являются объектом споров, равно как и результаты и потери в ходе столкновения. Документы о бое до сих пор находятся под грифом «Совершенно секретно».

• Американцы сообщают о четырёх сбитых советских самолётах и двух сбитых американских «Лайтнингах» (№ 44-24035 лейтенанта Брюэра и № 43-28662 лейтенанта Коулсона сбиты в воздушном бою, оба пилота погибли, № 44-24392 капитана Кинга совершил вынужденную посадку после поражения зенитным огнём). По отчёту участника того боя, американского лётчика Кара, были сбиты от четырёх до пяти советских самолётов. Жертвами авианалёта указываются от 31 до 37 человек. Согласно некоторым данным, Кларенс Эдвинсон за подобный инцидент был отстранён от полётов на Европейском театре военных действий.
• Согласно отчёту заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии Алексея Антонова, советские войска потеряли два самолёта: в бою погибли младший лейтенант Шипуля, сбитый американцами, и лейтенант Кривоногих, сбитый по ошибке советской авиацией. Согласно донесению штаба 866 иап, было потеряно три самолёта и два лётчика (лейтенант Шипуля погиб, лейтенант Кривоногих сбит своей зенитной артиллерией и погиб, лейтенант Жестовский сбит «Лайтнингом» и выжил), при этом сбито пять «Лайтнингов» (три упали и два «задымились и ушли со снижением»). В результате авианалёта в первом случае погибли 12 человек, в том числе командир 6-го гвардейского стрелкового корпуса Григорий Котов. В итоге всего жертвами значатся 34 человека, в том числе генерал Степанов, отец лётчика Виктора Степанова, ведомого при Александре Колдунове.
• Свидетелем боя был инженер аэродрома Драгослав Димич, который после войны утверждал, что рядом с Нишем пролетели около 30 самолётов, среди которых были бомбардировщики B-25 Mitchell. Американцы очень точно произвели бомбардировку по голове колонны, в ответ на что с аэродрома взлетели 9 самолётов Як-3, один из которых был тут же сбит. Ещё одним свидетелем боя был политрук югославской армии Йоко Дрецун, который насчитал целых семь сбитых американских самолётов: пять истребителей P-38 Lightning и два бомбардировщика B-25 Mitchell. По его словам, погибли 14 американских лётчиков. Среди погибших с советской стороны была молодая лётчица из Москвы, которая жила в доме Димича. В тот же день и американских, и советских лётчиков похоронили около аэродрома.

Причины ошибки

Командование ВВС США вынуждено было приносить извинения перед советским командованием за случившееся. Представители ВВС США назвали это «досадным инцидентом» и сказали, что американские лётчики допустили грубую ошибку: они якобы собирались атаковать немцев, которые шли из Греции в Триест. Однако греческая территория начиналась примерно в 400 км к югу от Ниша, что вынудило советские войска задуматься о правдивости такого заявления. Вторая группа должна была, по крайней мере, не повторить ошибку первой, поскольку между ними поддерживалась радиосвязь, и по этой причине советские войска продолжили расследование.

Комиссия 17-й воздушной армии по итогам расследования обнаружила следующее: пилотам самолётов выдали задание обстрелять немцев на дороге Скопье-Приштина, однако схема дорог района города Ниш якобы оказалась похожей на схему дорог около Скопье, чем и была обусловлена ошибка. Расстояние между Нишем и Скопье было гораздо меньше, чем до границы с Грецией (150 км), но было довольно крупным, что всё равно делало объяснение неправдоподобным. Тем не менее, руководству армии было дано указание наградить советских лётчиков и не афишировать факт, чтобы не допускать раскола в антигитлеровской коалиции.

14 декабря 1944 года посол США в СССР Аверелл Гарриман принёс извинения «по поводу несчастного случая, происшедшего на Балканах» от имени президента США Франклина Рузвельта и генерала армии США Джорджа Маршалла, а также предложил направить в штаб 3-го Украинского фронта, воевавшего в Югославии, группу офицеров связи для координирования действий советских войск и союзных военно-воздушных сил. Но Сталин отклонил это предложение, заявив, что была уже установлена линия разграничения действий авиации союзников.

Память

9 мая 2015 года в Нише был открыт памятник советским воинам, погибшим во время атаки американской авиации. Монумент представляет собой арочную конструкцию из красного гранита весом 38 тонн с двумя колоннами, барельефом и колоколом.

Литература

• Gene B. Stafford, Don Greer. P-38 Lightning in Action // Aircraft No. 25. October 1979.
• Glenn Bavousett. Combat Aircraft of World War II. Bonanza Books, 1989.
• Шмелёв Н. А. С малых высот. — М.: Воениздат, 1966.
• Ю. В. Рубцова. Удар американской авиации по советским войскам // Военно-исторический журнал, 1996, № 6. — С. 10-15.
• Югославская газета «Политика», 9 ноября 1988 года.

Ссылки

• [www.pogledi.rs/diskusije/viewtopic.php?t=17244&sid=bb6e0c7b58a9c7d5ea06c27432be7f54 Хладни рат jе почео изнад Ниша]  (серб.)
• [worldofwarplanes.eu/en/news/3/special-battle-over-Nis/ Special: Air Battle over Niš]  (англ.)
• [forum.worldofwarplanes.eu/index.php?/topic/3779-ally-dogfight-in-1944-over-yugoslavia-usa-vs-soviet-union/ Ally dogfight in 1944 over Yugoslavia — USA vs Soviet Union]  (англ.)
• [vif2ne.ru/nvi/forum/archive/63/63597.htm Воздушный бой 866 ИАП с американцами (Р-38) 11 ноября 1944 г.]  (рус.)
• [freepublish.ru/istoriya-2/sovetsko-amerikanskaya/ Советско-американская война 1944-го года]  (рус.)
• [nvo.ng.ru/history/2005-04-08/5_attak.html «Дружеские» атаки американских союзников]  (рус.)
• [ser-sarajkin.narod2.ru/ALL_OUT/AiKOut13/Nish44cm/Nish44cm002.htm Атака USAF частей КА 7 ноября 1944 // Воздушный бой]  (рус.)
• [allaces.ru/p/episode.php?id=444 07.11.1944 г. Отражение налёта союзников]

Отрывок, характеризующий Воздушный бой над Нишем

«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.