Вознесенский монастырь (Елеонская гора)

Монастырь
Елеонский Спасо-Вознесенский монастырь
Вознесенский собор
Страна	Израиль
Город	Иерусалим
Конфессия	православие
Епархия	Русская православная церковь заграницей
Основатель	архимандрит Антонин (Капустин)
Первое упоминание	1870 год
Дата основания	1906 год
Настоятель	игумения Моисея (Бубнова)

Елео́нский Спа́со-Вознесе́нский монастырь — православный русский женский монастырь на вершине Елеонской горы в Иерусалиме (Восточном Иерусалиме). Находится в ведении Русской Духовной Миссии РПЦЗ, которая здесь и расположена. В монастыре 46 насельниц, среди них русские, арабки, румынки, эстонки, немки и австралийки.

Основан в непосредственной близости от часовни Вознесения (от неё до Вознесенского собора 200 м). На территории монастыря находится место, где, согласно преданию, стояла Богородица во время Вознесения, а также место Первого и Второго обретения главы Иоанна Крестителя.

Монастырь занимает 5,4 га, протяженность ограды 1,5 км; со всех сторон окружён плотной арабской застройкой. Имеются два кладбища, масличная и сосновая рощи.

История

Приобретение участка, раскопки

Обширный участок недалеко от часовни Вознесения Господня, на южной вершине Елеонской горы, был приобретён в 1870 году архимандритом Антонином (Капустиным), который предполагал основать здесь мужской монастырь. При посадке деревьев были обнаружены первые мозаики и гробницы, после чего в конце мая 1871 года начались археологические работы. В результате раскопок на участке были обнаружены погребальные пещеры, бюст Ирода Великого, различная утварь, а также мозаичные полы церквей византийского времени, датированные VI—VII веками. Мозаичные полы сейчас можно видеть в часовне Иоанна Предтечи и в Архимандричьем доме. Также обнаружен камень, на котором, согласно преданию, стояла Богородица во время Вознесения Иисуса Христа. В 1873 году все раскопки были приостановлены.

Монастырь

В 1905 году при архимандрите Леониде (Сенцове) была основана женская «община со старшей сестрой во главе», состоявшая из 15 сестер. Святейший Синод утвердил её указом от 15 декабря 1906 года. Община жила по правилам, принятым в Горненской общине. В 1907 году здесь жило уже 70, а в 1914 году — более 100 сестер. С возведением новых корпусов были открыты гостиница, богадельня, золотошвейная и иконописные мастерские.

После начала Первой мировой войны здания были заняты турецкими солдатами, а Вознесенский храм опечатан. При этом часть насельниц выехала в Александрию, а часть разместилась в греческих монастырях. Иерусалимский патриархат предоставлял сёстрам муку и хлеб и им было разрешено молиться в храме в Малой Галилее.

В 1917 году часть зданий была занята английскими войсками, в другой части проживали сёстры. Военные снабжали их хлебом, чаем и сахаром. Остальные сестры вернулись из Александрии в начале 1919 года, в июне были возобновлены богослужения в соборе. В этот период община переходит в ведение Высшего Русского Церковного Управления за границей.

В 1924 году указом Митрополита Антония (Храповицкого) Елеонская община стала именоваться монастырём.

В 1937 году состоялось освящение трапезного храма во имя святого Филарета Милостивого.

Основной проблемой Елеонской обители было привлечение достаточного количества сестёр. Хотя отдельные эмигранты, а также сестры из Бессарабии влились в общину, их числа не хватало для сохранения русского облика монастыря. В 1930 году было около 300 сестер, затем их количество постепенно сокращалось, и в середине 1990-х годов в монастыре подвизалось около 50 монахинь и послушниц, а сам монастырь на тот момент был самым крупным в РПЦЗ.

29 августа 2006 года Первоиерарх РПЦЗ митрополит Лавр (Шкурла) возглавил торжества, посвященные 100-летию Спасо-Вознесенской женской обители на святой горе Елеонской. К концу Божественной литургии прибыл Патриарх Иерусалимский Феофил III с членами Священного Синода Иерусалимского Патриархата и Свято-Гробского братства.

Описание

Вознесенский собор

Построен в неовизантийском стиле по архитектурному замыслу архимандрита Антонина (Капустина), который называл его «маленькой Святой Софией» и похоронен в северном крыле храма. Непосредственный исполнитель итальянский архитектор Иоанн-Батист Бизелли. В плане крестово-купольный, из основного массивного четверика на все четыре стороны света выступают полувосьмерики абсид. Купол устроен на восьмерике с 24 окнами. Фундамент храма установлен на плоской природной скале. Беломраморный иконостас спроектирован о.Антонином в 1881 году. Строительство велось с декабря 1873 года по 1881 год, с приостановкой на время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Освящён только 7 июня 1886 года, после получения разрешения султана.

В южной части храма в отдельных мраморных киотах находятся привезенные из России чудотворные иконы Божией Матери: «Елеонская Скоропослушница» (Черниговская-Гефсиманская) и «Взыскание погибших». Здесь же устроены мощевики с частичками мощей разных святых. В каменный пол перед солеёй вставлены обнаруженные при раскопках части мраморных плит пола женского монастыря V века.

Часовня обретения честной главы Иоанна Предтечи

Важнейшая монастырская святыня это место Первого и Второго обретения главы Иоанна Крестителя. Часовня стояла здесь уже в IV веке, её мозаичный пол обнаружен во время раскопок архимандритом Антонином (Капустиным). Выложенное мозаикой углубление в полу указывает место, где глава была найдена. Нынешняя часовня построена на месте древней на средства И.Г. Силаевой.

Колокольня

Колокольня высотой 64 м построена в стиле средневековых итальянских кампанил итальянским архитектором Антонио Лангодорки. Самый большой из размещенных на ней колоколов имеет вес 308 пудов (5 тонн), около 3 м в высоту и 213 см в диаметре. Он был отлит в России на средства соликамского купца Александра Рязанцева и доставлен в монастырь 19 февраля 1885 года. На нём есть памятная надпись. На данный момент на колокольне размещено 14 колоколов. С момента строительства колокольня ни разу не реставрировалась и значительно обветшала. В 2014 году начата полномасштабная реставрация колокольни.

Другие постройки

• Дом начальника Русской духовной миссии или Архимандричий дом — находится за монастырскими корпусами. В нижнем этаже здания ранее помещался музей древностей, собранных о.Антонином. В часовне дома пол украшают мозаики IX века с изображеними рыб, птиц и различных орнаментов, а также памятной надписью об Иакове, армянском епископе Метцпинском. В других частях здания на полах первого этажа сохранились мозаики, которые можно отнести к VI веку.
• Игуменский корпус — в его зале была найдена большая мозаика с греческой памятной надписью VI века.
• Трапезная с храмом святого Филарета Милостивого — длинное здание с плоской крышей в северо-восточном углу монастыря. В 1907 году было заложено как соборный храм во имя Страшного Суда Господня, недостроенный из-за Первой мировой войны.

Погребения

Среди погребённых в монастыре:

• Архимандрит Антонин (Капустин), начальник РДМ (1865—1894), похоронен в северной части Вознесенского собора.
• Игумен Парфений (Нарциссов), ближайший сотрудник и продолжатель дела о. Антонина, первый игумен Елеонской общины. Зарезан неизвестным злоумышленником в своей монастырской келье в ночь на 15 января 1909 года, вероятно с целью ограбления, похоронен около Вознесенского собора, чуть севернее алтаря.

Ссылки

• [www.jerusalem-mission.org/convent_ascension.html Страница Вознесенского монастыря] на [www.jerusalem-mission.org Официальном сайте Русской Духовной Миссии РПЦЗ]
• [ricolor.org/russia/7/10/ П.Платонов. К 100-летию основания Елеонского женского монастыря в Иерусалиме]
• [ippo.ru/history/blag/d/4/ Соликамский член Императорского Православного Палестинского Общества Александр Рязанцев и русский благовестник на Елеоне. Л.Н. Блинова]
• [ippo.ru/news/2014/10/rus-jerusalem Завершилась реконструкция Русской свечи в Иерусалиме]

Отрывок, характеризующий Вознесенский монастырь (Елеонская гора)

В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.