Воинское приветствие

Воинское приветствие — приветствие военнослужащих или формирований вооружённых сил (ВС) различных государств, установленное в соответствии с руководящими документами, относится к воинским ритуалам, традициям или к воинскому этикету.

Воинское приветствие и порядок его выполнения различается в различных вооружённых силах, в соответствии с историческим развитием военного дела, с их социальным и политическим строем, уровнем развития промышленного производства, науки и образования, культурных традиций населения, духовного состояния общества в государстве.

Воинское приветствие может выполняться самостоятельно военнослужащим или по команде личным составом формирования (воинской частью, кораблём, подразделением).

46. Воинское приветствие является воплощением товарищеской сплоченности военнослужащих, свидетельством взаимного уважения и проявлением вежливости и воспитанности. Все военнослужащие обязаны при встрече (обгоне) приветствовать друг друга, соблюдая правила, установленные Строевым уставом Вооруженных Сил Российской Федерации. Подчинённые (младшие по воинскому званию) приветствуют первыми начальников (старших по воинскому званию), а при равном положении первым приветствует тот, кто считает себя более вежливым и воспитанным.

— 3. Воинское приветствие. Раздел. Военнослужащие Вооруженных сил Российской Федерации (ВС России) и взаимоотношения между ними. Внутренний порядок. «Устав внутренней службы Вооруженных Сил Российской Федерации» (УВС ВС России)

Воинское приветствие ранее называлось — салют (например, ранее, при прибытии корабля в иностранный порт, с мирными намерениями или во время официального визита высокопоставленных иностранных гостей производился «салюта наций»), отдание чести, салютование. В литературе встречается слово — Козырнуть (Козырнул), для обозначения воинского приветствия.

История происхождения. Гипотезы

Происхождение ритуала воинского приветствия, некоторые военные историки, беллетристы, связывают с приветствием вообще, когда охотник (защитник, воин) поднимал вверх, пустую от оружия, руку приветствуя своих соплеменников. Старинные гравюры хранят память былых времён, когда воинское приветствие исполнялось как правой так и левой рукой, а также двумя руками одновременно.

Происхождение от поднятия забрала

Происхождение ритуала воинского приветствия, другие военные историки, беллетристы, связывают со средневековыми рыцарями. Якобы чтобы показать своё благородство перед лицом противника, рыцари откидывали забрало шлема. Характерное движение руки и легло в основу современного воинского приветствия. Кавалеристы тяжёлой кавалерии (рыцари, витязи) в средние века носили шлемы. Многие шлемы имели забрала или маски, защищавшие лицо. При встречном разъезде в качестве жеста, показывающего мирные намерения, рыцарь поднимал забрало или маску. Открывал лицо, чтобы встречный мог его узнать. Делалось это правой рукой, что также показывало что воин не готов начать бой и не имеет агрессивных намерений. Жест как бы говорил «в моей правой руке нет оружия». У народов, вооружённые силы которых не имели тяжелой кавалерии (монголы, индейцы Северной Америки), приветственный салют — это просто демонстрация открытой правой ладони. Амуниция изменилась со временем, а жест трансформировался в салют.

Данная теория не учитывает того, что все рыцари имели свои гербы на щитах, флагах и одежде своих подчинённых и узнать кто это не составляло трудов.

Романтическая гипотеза

Согласно романтической гипотезе, подобным жестом рыцарь прикрывал глаза от ослепительной красоты дамы сердца, которая наблюдала за его выступлениями на рыцарских турнирах.

Происхождение от придерживания головного убора при поклоне

Эпоха ренессанса: В это время военачальник по цвету мундира, цвету и форме головного убора на поле боя узнавал расположения частей. Чтобы узнаваемость на расстоянии не страдала, головные уборы были чем пышнее, тем лучше, шляпы, кивера, громоздкие султаны. Приветствие во многих странах того периода — это поклон. Перед поклоном военный придерживал или снимал головной убор. Со временем церемония упростилась и остался только жест подношения кисти руки к головному убору.

Версия журнала «Вокруг Света»

Ритуал (традиция, как пишет журнал 19 января 2009 года) современного военного приветствия (не воинского) берёт начало на острове Великобритания. Во многих армиях мира младшие чины приветствовали старших, снимая шляпу, так было и в британской армии, однако к XVIII — XIX векам головные уборы солдат стали столь громоздкими, что это приветствие свелось к простому касанию козырька.

Воинское приветствие в разных странах

В западных странах

В западных странах (к которым относилась и Российская Империя) отдание чести не было и не является взаимным воинским приветствием вроде рукопожатия, а является символическим жестом выражения уважения. Фактически отдание чести (почестей) или «салютование рукой» — это разновидность других салютов вроде артиллерийского или ружейного салюта.

Шёл я раз по улице и увидел ехавшего навстречу только что назначенного командира гвардейских петергофских улан полковника Орлова. Зная его пристрастие к военной выправке, я четко ему откозырял, а он так же четко, а не отмахиваясь, как некоторые, ответил мне на приветствие.

— Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю. Книга I, глава 8. — М.: Воениздат, 1986. — С. 128. — ISBN 5-203-00055-7.

При этом салютование производится отнюдь не человеку. В республиканских странах (например, в федерации США) салютование как правило производится военной унифицированной форме — одному из важнейших государственных символов, уступающему по значению только государственному флагу — и является жестом обоюдного признания и принадлежности к одной корпорации, символом взаимного уважения, поэтому отдание чести разрешается только в форме и только человеку в форме (исключение президент и так далее, в соответствии с законами того или иного государства).

В монархиях, как правило, салютуют монархам или символическим вещам с ними связанным. Например, в Великобритании и странах Содружества салютовать разрешено только «офицерам на комиссии» («комиссия» — получаемый офицером от суверена патент, делегирующий его держателю командную власть и полномочия непосредственно от суверенной власти) и салютуют они своим «комиссиям», а не друг другу.

Россия

Имперский период

В Имперский период воинское приветствие называлось отданием чести, так как включало в себя не только поднесение руки к головному убору, но также разнообразные поклоны, реверансы и прочие элементы, в зависимости от чина, встреченного/вошедшего в помещение. В зависимости от места выполнения (на открытой местности или в помещении) выполнение приветствия также отличалось. В конце XVIII века — начале XIX века, в Русской Императорской армии, стали появляться головные уборы, кивера и каски, имевшие застежку из ремешков под подбородком. Чтобы снять кивер или каску, нужно было расстегнуть ремешок, что делало процедуру снятия долгой и не очень удобной, так же было не удобно кланяться в кивере или в высокой шапке с султаном, не снимая её. В конце концов от поклона отказались, заменив его салютом (приветствием) шпагой (саблей, шашкой). Но такой салют был возможен, если обнажённый клинок находился в правой руке. Если же оружие оставалось в ножнах, а снять головной убор и поклониться было невозможно, надо было искать некий альтернативный жест, условно обозначающий приветствие. Так была найдена форма отдания приветствия (чести). Вплоть до середины XIX века эта новая форма приветствия уживалась с прежними видами оказания приветствий. Тем не менее, условное движение руки к головному убору входило в употребление, как вполне понятное выражение приветствия. В среде офицеров приветствие выполнялось поднесением к виску двух пальцев правой руки — указательного и среднего, остальные пальцы прижимали к ладони (позднее названный некоторыми^[кто?] «польским»). Объяснить это можно тем что: чтобы снять шляпу, на её поля накладывали два пальца (указательный и средний) сверху, а большой палец подхватывал поле шляпы снизу.

В Русской Императорской армии и на Флоте личное воинское приветствие офицерами выполнялось двумя пальцами, эта традиция осталась до сих пор в Польских ВС.

Отдание воинской чести солдатом (казаком): — Если солдат встретится с начальником, которому полагается отдать честь, то он должен за 4 шага до начальника приложить правую руку к правой стороне нижнего края шапки или фуражки таким образом, чтобы пальцы были вместе, ладонь слегка обращена наружу, а локоть на высоте плеча; при этом смотреть на начальника и провожать его глазами. Когда же начальник минует его на шаг, то опустить руку.

При встрече с начальником, которому полагается отдать честь становясь во фронт, он, не доходя четырёх шагов до начальника, делает последний шаг той ногой, к стороне которой следует повернуться (то есть, если нужно повернуться направо — то правою ногой, а если налево — то левою) и ещё полный шаг или несколько менее другой ногой, во время выноса которой следует повернуться плечами и корпусом во фронте и затем одновременно с приставлением ноги поднять правую руку к головному убору, повернув голову к стороне начальника. Отдавая честь, следует стоять по правилам «стойки». Когда начальник минует его на шаг, то он поворачивается в ту сторону, куда шёл и, приставив оставшуюся позади ногу, начинает движение с левой ноги, опуская правую руку с первым шагом.
Нижние чины отдают честь, становясь во фронт: Государю Императору, Государыне Императрице и всем Особам императорской фамилии, всем генералам, адмиралам, начальнику гарнизона, своим: — полковому, эскадронному и сотенному командирам, своим штаб-офицерам, а также знамёнам и штандартам.
Не становясь во фронт, а прикладывая только руку к головному убору,
отдают честь: — всем штаб- и обер-офицерам; военным докторам; классным чиновникам своего полка; запасным и отставным генералам, штаб и обер-офицерам, когда они в военной форме; подпрапорщикам, эстандарт-юнкерам и подхорунжим; дворцовым гренадерам; всем фельдфебелям, вахмистрам и тем начальствующим нижним чинам, которым подчинены; а рядовые, кроме того, — всем унтер-офицерам, своего полка нестроевым старшего разряда и всем рядовым, имеющим Знак Отличия военного ордена.
Если нижний чин идёт с ружьём или обнажённой шашкой, то для отдания чести он не становится во фронт, а берёт только за четыре шага до начальника на плечо, поворачивая к нему голову и провожая его глазами; затем, когда начальник минует его на шаг, берёт ружьё или шашку «вольно».
Нижний чин, имеющий какую-нибудь ношу, отдаёт честь по тем же правилам; если же ноша велика и ею заняты обе руки, то честь отдаётся, провожая начальника глазами.
Если солдат стоит на месте и мимо его проходит начальник, то солдат, отдавая честь, должен повернуться лицом к начальнику; если же начальник стоит на месте, а солдат проходит мимо, то солдат отдает честь не останавливаясь, а прикладывая только руку к головному убору. Если нижний чин видит, что начальник обгоняет его, то он отдает честь по тем же правилам, становясь, кому следует, во фронт.
Честь отдается и в присутствии старшего начальника. Если начальник, которому стали во фронт, даст знак рукой или скажет, чтобы отдающий честь продолжал идти, то он поворачивается и идёт, не опуская руки, пока не минует начальника.
Военнослужащие не должны снимать головной убор для приветствия кого бы то ни было.
Если нижний чин едет верхом на замундштученной (в казаках на заузданной) лошади, то для отдания чести не останавливается во фронт, а берёт правильную посадку, прикладывает правую руку к головному убору и, повернув голову к начальнику, провожает его глазами; а если с пикой, то берет её «в руку».
Если же нижний чин едет верхом на заузданной лошади (то есть поводья в обеих руках), то для отдания чести правую руку не прикладывает к головному убору, а лишь поворачивает голову к начальнику и провожает его глазами. То же самое делает, если правит запряжённой лошадью.

Если нижний чин ведёт лошадь в поводу, то для отдания чести переходит по ту сторону лошади, которая ближе к начальнику и берёт оба повода в ближайшую к лошади руку под самую морду её; а в другую руку берёт концы поводьев и поворачивает голову к начальнику.

— В.В. Крестовский, «Книжка для молодых солдат кавалерии и казаков», СПб, 1887 г..

В РККА, РККФ и Красной Гвардии

Для приветствия прямых начальников подается команда «смирно», «равнение на-право (на-лево, на-середину)». По этой команде военнослужащие принимают строевую стойку, а командиры подразделений (и политруки) вместе с тем прикладывают руку к головному убору и не опускают её до команды «вольно», отданной лицом, подавшим команду «смирно». После поданной команды старший начальник подходит к прибывшему и, остановившись в трех шагах от него, рапортует, для какой цели часть построена. Пример : «товарищ комкор, 4-й стрелковый полк для инспекторской стрельбы построен. Командир полка полковник Сергеев». В таком же порядке приветствует прямых начальников красноармеец, назначенный старшим над несколькими другими красноармейцами. Его примерный рапорт: «Товарищ лейтенант, команда красноармейцев 2-го отделения, назначенная для работ на мишенном дворе, построена. Старший команды — красноармеец Васильев».

При встрече председателей Президиума Верховного Совета СССР и Союзных республик, Совета Народных Комиссаров СССР и Союзных республик, Народного Комиссара Обороны СССР и его заместителей оркестр исполняет гимн «Интернационал». При встрече прямых начальников, — от командира и военного комиссара своей части и выше, — оркестр исполняет встречный марш. Если начальник здоровается с частью или отдельными военнослужащими, они отвечают «здравствуйте». На поздравление — воинская часть (подразделение) отвечает протяжным криком «ура», а отдельные военнослужащие — «благодарю». На благодарность воинская часть и отдельные военнослужащие отвечают : «служим (служу) Советскому Союзу». На прощание — отвечают «до свидания».

При прохождении мимо мавзолея Ленина, а также государственных памятников, объявленных приказом Наркомата обороны СССР, воинские части приветствуют их по команде «смирно».

— Глава 3. Правила поведения красноармейца на службе и вне службы. П.3. Приветствия в строю и вне строя // [www.rkka.msk.ru/rbp/rbp3.shtml Руководство для бойца пехоты] / Управление боевой подготовки ВИК РККА. — М.: Гос. воен. изд-во Наркомата обороны Союза ССР, 1940. — 535 с.

В Советской Армии, ВМФ СССР

В Уставе внутренней службы Вооружённых Сил СССР 1960 года и сменившем его Уставе внутренней службы Вооружённых Сил СССР 1975 года, действовавшем до распада СССР и (в Российской Федерации) до 1 января 1993 года, воинское приветствие называется отданием чести. Правилам воинского приветствия в этих уставах посвящён специальный раздел «Отдание воинской чести»:

Отдание воинской чести

18. Все военнослужащие обязаны при встрече (обгоне) отдавать друг другу честь, строго соблюдая правила, установленные Строевым уставом. Подчиненные и младшие по званию отдают честь первыми.

19. Военнослужащие обязаны, кроме того, отдавать честь:

— Мавзолею Владимира Ильича Ленина;

— могиле Неизвестного солдата;

— братским могилам воинов, павших в боях за свободу и независимость нашей Родины;

— боевым знаменам воинских частей, а также Военно-морскому флагу с прибытием на военный корабль и при убытии с него;

— похоронным процессиям, сопровождаемым войсками.

—

Федеративный период

Правила воинского приветствия в ВС России обязательны также для граждан, уволенных с военной службы, при ношении ими военной формы одежды.

В Вооружённых силах России воинское приветствие выполняется сомкнутыми пальцами правой руки, выпрямленной кистью; в отличие от ряда других армий мира, при непокрытой голове воинское приветствие выполняется без поднесения руки, принятием строевого положения.

При передвижении в строю воинское приветствие выполняется следующим образом: направляющий прикладывает руку к головному убору, а строй прижимает руки по швам, все вместе переходя на строевой шаг и поворачивая голову по мере прохождения мимо встреченного начальства. При прохождении навстречу подразделений или других военнослужащих достаточно выполнения воинского приветствия направляющими.

При встрече подчинённый обязан первым приветствовать командира, при отсутствии подчинения младший по званию обязан первым приветствовать старшего. За нарушения правил воинского приветствия военнослужащие несут ответственность.

При отсутствии головного убора воинское приветствие отдается поворотом головы и приемом строевого положения (руки по швам, корпус тела выпрямлен).

Отдавая честь старшему, мы выражаем своё подчинение ему и исполняем долг вежливости, требуемый всяким вообще, а не одним только воинским общежитием. Но чинопочитание — дело обоюдное, и не хорошо делают те офицеры, которые не отвечают на отданную им нижними чинами честь, ибо тем показывают, что они менее благовоспитанны, чем солдаты, да вдобавок подают этим последним пример неисполнения предписаний устава: нельзя не привить, ни утвердить исполнительности, когда сам таковою не отличаешься

— М. И. Драгомиров Опыт руководства для подготовки частей к бою. — В кн.: Драгомиров М. И. Избранные произведения./ Под ред. А. В. Сухомлина. - М.: Воениздат, 1947. — с. 82.

В современном армейском жаргоне периодически можно услышать выражение отдавать честь, однако, с учётом необратимых изменений классовой структуры общества, а также трансформации самого воинского приветствия из церемонии в современную дань традиции, данное выражение является редкоупотребимым анахронизмом. Командный состав армии не одобряет данного выражения, а при его употреблении может последовать критическое замечание: "Честь отдаёт баба в постели" или "Честь ты за углом отдашь".

Указ Президента России от 10 ноября 2007 № 1495 (ред. от 29.07.2011) «Об утверждении общевоинских уставов Вооруженных Сил Российской Федерации» (вместе с «Уставом внутренней службы Вооруженных Сил Российской Федерации», «Дисциплинарным уставом Вооруженных Сил Российской Федерации», «Уставом гарнизонной и караульной служб Вооруженных Сил Российской Федерации»)

Воинское приветствие

46. Воинское приветствие является воплощением товарищеской сплоченности военнослужащих, свидетельством взаимного уважения и проявлением вежливости и воспитанности.
Все военнослужащие обязаны при встрече (обгоне) приветствовать друг друга, соблюдая правила, установленные Строевым уставом Вооруженных Сил Российской Федерации. Подчиненные (младшие по воинскому званию) приветствуют первыми начальников (старших по воинскому званию), а при равном положении первым приветствует тот, кто считает себя более вежливым и воспитанным.
47. Военнослужащие обязаны выполнять воинское приветствие, отдавая дань уважения:

• Могиле Неизвестного Солдата;
• братским могилам воинов, павших в боях за свободу и независимость Отечества;
• Государственному флагу Российской Федерации, Боевому знамени воинской части, а также Военно-морскому флагу при каждом прибытии на корабль и убытии с корабля;
• похоронным процессиям, сопровождаемым воинскими подразделениями.

48. Воинские части и подразделения при нахождении в строю приветствуют по команде:

• Президента Российской Федерации, Председателя Правительства Российской Федерации и Министра обороны Российской Федерации;
• маршалов Российской Федерации, генералов армии, адмиралов флота, генерал-полковников, адмиралов и всех прямых начальников, а также лиц, назначенных для руководства проведением инспектирования (проверки) воинской части (подразделения).

Для приветствия в строю на месте указанных лиц старший начальник подает команду «СМИРНО, равнение на-ПРАВО (на-ЛЕВО, на-СРЕДИНУ)», встречает их и докладывает. Например: «Товарищ генерал-майор. 46-й танковый полк на общую полковую вечернюю поверку построен. Командир полка полковник Орлов».
При построении воинской части с Государственным флагом Российской Федерации и Боевым знаменем (на параде, строевом смотре, во время приведения к Военной присяге (принесения обязательства) и т. п.) в докладе указывается полное наименование воинской части с перечислением присвоенных ей почётных наименований и орденов.
При приветствии в строю в движении начальник подает только команду.
49. Воинские части и подразделения приветствуют по команде друг друга при встрече, а также выполняют воинское приветствие, отдавая дань уважения:

• Могиле Неизвестного Солдата;
• братским могилам воинов, павших в боях за свободу и независимость Отечества;
• Государственному флагу Российской Федерации, Боевому знамени воинской части, а на военном корабле — Военно-морскому флагу при его подъёме и спуске;
• похоронным процессиям, сопровождаемым воинскими подразделениями.

50. Воинское приветствие войсками, находящимися в строю на месте, Президента Российской Федерации, Председателя Правительства Российской Федерации и Министра обороны Российской Федерации сопровождается исполнением оркестром «Встречного марша» и Государственного гимна Российской Федерации.
При приветствии воинской частью прямых начальников от командира своей воинской части и выше, а также лиц, назначенных для руководства проведением инспектирования (проверки), оркестр исполняет только «Встречный марш».
51. При нахождении вне строя как во время занятий, так и в свободное от занятий время военнослужащие воинских частей (подразделений) приветствуют начальников по команде «Смирно» или «Встать. Смирно».
В штабах приветствуются по команде только прямые начальники и лица, назначенные для руководства проведением инспектирования (проверки).
На занятиях вне строя, а также на совещаниях, на которых присутствуют только офицеры, для воинского приветствия командиров (начальников) подается команда «Товарищи офицеры».
Команды «Смирно», «Встать. Смирно» или «Товарищи офицеры» подает старший из присутствующих командиров (начальников) или военнослужащий, первый увидевший прибывшего командира (начальника). По этой команде все присутствующие встают, поворачиваются в сторону прибывшего командира (начальника) и принимают строевую стойку, а при надетом головном уборе, кроме того, прикладывают к нему руку.
Старший из присутствующих командиров (начальников) подходит к прибывшему командиру (начальнику) и докладывает ему.
Прибывший командир (начальник), приняв доклад, подает команду «ВОЛЬНО» или «ТОВАРИЩИ ОФИЦЕРЫ», а докладывавший повторяет эту команду, после чего все присутствующие принимают положение «вольно», при надетом головном уборе опускают руку от головного убора и в дальнейшем действуют по указанию прибывшего командира (начальника).
52. Подача команды «Смирно» или «Встать. Смирно» и доклад командиру (начальнику) осуществляются при первом его посещении воинской части или подразделения в данный день. Командиру корабля команда «Смирно» подается при каждом его прибытии на корабль (сходе с корабля).
В присутствии старшего командира (начальника) команда для воинского приветствия младшему не подается и доклад не производится.
При проведении классных занятий команды «Смирно», «Встать. Смирно» или «Товарищи офицеры» подаются перед началом каждого занятия и по его окончании.
Команды «Смирно», «Встать. Смирно» или «Товарищи офицеры» перед докладом командиру (начальнику) подаются в том случае, если при этом присутствуют другие военнослужащие, при их отсутствии командиру (начальнику) только докладывается.
53. При исполнении Государственного гимна Российской Федерации военнослужащие, находящиеся в строю, принимают строевую стойку без команды, а командиры подразделений от взвода и выше, кроме того, прикладывают руку к головному убору.
Военнослужащие, находящиеся вне строя, при исполнении Государственного гимна Российской Федерации принимают строевую стойку, а при надетом головном уборе прикладывают к нему руку.
54. Команда для выполнения воинского приветствия воинским частям и подразделениям не подается:

• при подъёме воинской части (подразделения) по тревоге, на марше, а также на тактических занятиях и учениях;
• на пунктах управления, узлах связи и в местах несения боевого дежурства (боевой службы);
• на огневом рубеже и огневой (стартовой) позиции во время проведения стрельб (пусков);
• на аэродромах во время проведения полётов;
• во время занятий и работ в мастерских, парках, ангарах, лабораториях, а также при выполнении работ с учебной целью;
• в ходе спортивных состязаний и игр;
• при приеме пищи и после сигнала «Отбой» до сигнала «Подъем»;
• в помещениях для больных.

В перечисленных случаях командир (начальник) или старший прибывшему начальнику только докладывает. Например: «Товарищ майор. 1-я мотострелковая рота выполняет второе упражнение учебных стрельб. Командир роты капитан Ильин».
Подразделения, участвующие в похоронной процессии, воинское приветствие не выполняют.
55. На торжественных собраниях, конференциях в воинской части, а также на спектаклях, концертах и в кино команда для воинского приветствия не подается и командиру (начальнику) не докладывается.
На общих собраниях личного состава для воинского приветствия подается команда «СМИРНО» или «ВСТАТЬ. СМИРНО» и докладывается командиру (начальнику).
56. При обращении начальника или старшего к отдельным военнослужащим они, за исключением больных, принимают строевую стойку и называют свою воинскую должность, воинское звание и фамилию. При рукопожатии старший подает руку первым. Если старший без перчаток, младший перед рукопожатием снимает перчатку с правой руки. Военнослужащие без головного убора сопровождают рукопожатие легким наклоном головы.
57. На приветствие начальника или старшего («Здравствуйте, товарищи») все военнослужащие, находящиеся в строю или вне строя, отвечают: «Здравия желаем»; если начальник или старший прощается («До свидания, товарищи»), то военнослужащие отвечают: «До свидания». При этом добавляются слово «товарищ» и воинское звание без указания слов «юстиции» или «медицинской службы». Например: «Здравия желаем, товарищ младший сержант», «До свидания, товарищ главный старшина», «Здравия желаем, товарищ мичман», «До свидания, товарищ лейтенант».
58. Если командир (начальник) в порядке службы поздравляет военнослужащего или благодарит его, то военнослужащий отвечает командиру (начальнику): «Служу Российской Федерации».
Если командир (начальник) поздравляет военнослужащих воинской части (подразделения), находящихся в строю, они отвечают протяжным троекратным «Ура», а если командир (начальник) благодарит их, военнослужащие отвечают: «Служим Российской Федерации».

Воинское приветствие при встречах кораблей

647. Воинское приветствие при встречах кораблей в море или на рейде в светлое время суток выполняется в следующем порядке:
а) при встрече военных кораблей, идущих под Государственным флагом Российской Федерации, Военно-морским флагом или флагом Федеральной Пограничной службы, на кораблях играют сигналы «Захождение» и «Исполнительный».
Сигнал «Захождение» играется в момент, когда штевни кораблей поравняются, при этом первым сигнал «Захождение» играют на корабле низшего ранга или под флагом (брейд-вымпелом) младшего (подчиненного) начальника. По этому сигналу все, не занятые службой и находящиеся на верхней палубе, поворачиваются лицом к проходящему кораблю и принимают положение «Смирно», а офицеры, мичманы и старшины контрактной службы, кроме того, прикладывают руку к головному убору.
Сигнал «Исполнительный» первыми играют на корабле, идущем под флагом (брейд-вымпелом) старшего начальника;
б) при встрече военных кораблей одинаковых рангов или идущих под флагами или брейд-вымпелами равных должностных лиц сигналы «Захождение» и «Исполнительный» играются одновременно на обоих кораблях;
в) при встрече боевых кораблей с судами обеспечения первым сигнал «Захождение» играют на судах обеспечения.
На кораблях, где нет горнистов, сигнал «Захождение» заменяется подачей одного звукового сигнала ручным свистком средней продолжительности, а «Исполнительный» — двумя короткими сигналами ручным свистком.
648. Старшинство командиров соединений объявляется приказом командующего флотом (флотилией), а старшинство командиров дивизионов и командиров кораблей — приказами командиров соединений.
649. Воинское приветствие должностным лицам при встречах с ними в море или на рейде производится, если они находятся на корабле (катере) под присвоенным им флагом (брейд-вымпелом) и если расстояние до корабля (катера) не превышает 2 кабельтовых.
650. При встрече корабля Военно-Морского Флота с судами гражданских ведомств Российской Федерации и невоенными судами иностранных государств, если указанные суда приветствуют военный корабль приспусканием кормового флага, то есть салютуют флагом, по команде вахтенного офицера им отвечают однократным приспусканием Военно-морского флага на одну треть длины флагштока (фала).
При салютовании флаг медленно приспускается и также медленно поднимается.

США

В США, согласно этикету ВС, отдавать воинское приветствие следует лишь в том случае, если обе руки свободны. В целом, если осуществить воинское приветствие рукой должным образом невозможно, от него лучше отказаться вовсе. А если условия позволяют, то для приветствия правую руку с распрямлёнными и сомкнутыми пальцами выносят чуть вперед, как бы закрывая глаза от солнца, а ладонь смотрит в землю.

В 2014 году Президент США Б. Х. Обама по прибытии в Нью-Йорк на заседание Генеральной ассамблеи ООН, выходя из президентского вертолёта и отвечая на приветствие встречающих его морских пехотинцев, отдал воинское приветствие со стаканом кофе в салютующей руке. Ранее, в 2002 году, президент США Джордж Буш-младший «отдал честь» таким же морским пехотинцам с собакой на руках.

Германия во времена нацизма

В германских вооружённых силах (вермахте) младший по воинскому званию должен был приветствовать старшего по воинскому званию или по воинской должности в движении и на месте. С 23 июля 1944 года во всех гарнизонах и частях вооружённых сил, для всех чинов немецкой армии, воинское приветствие заменили партийным. До этого партийное приветствие использовалось в частях СС и партийных структурах. Это произошло после покушения на Гитлера. Но, несмотря на замену солдаты между собой приветствовали друг друга воинским приветствием.

В Армии обороны Израиля

В израильской армии распрямлённые и сомкнутые пальцы правой руки прикладываются ко лбу в жесте, крайне похожем на отдание воинской чести в американской армии; при этом кончик среднего пальца правой руки почти касается угла правой брови. В ЦАХАЛе разрешается оказывать воинское приветствие и с непокрытой головой. Оказание воинского приветствия — это право, а не обязанность, что отражено в известном анекдоте:

Идут американский и израильский генералы по территории израильской военной базы. Американец и говорит, что, мол, дисциплина у вас ни к чёрту на кулички, типа - вот мимо прошёл солдат и их не поприветствовал. Израильский генерал начинает краснеть и говорит, что щас он с тем рядовым

разберется. Догоняет того, дёргает за рукав и говорит:

- Изя, ты шо, таки на меня обиделся?

Заключённые военной тюрьмы (кроме наиболее высокопривилегированных) не имеют права приветствовать вышестоящих командиров прикладыванием руки к голове; они приветствуют командиров, стоя по стойке «смирно» и держа руки по швам.

См. также

• Римский салют
• Нацистское приветствие

Литература

• «Историческое описание одежды и вооружения Российских войск с древнейших времён до 1855 г.» (СПб., 1841-62)[www.memorandum.ru/viskowatov/imglist.html]
• М. И. Драгомиров, Избранные произведения./ Под ред. А. В. Сухомлина. — М.: Воениздат, 1947 год;
• Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю. Книга I, глава 8. — М.: Воениздат, 1986. — С. 128. — ISBN 5-203-00055-7.
• «Устав внутренней службы Вооруженных Сил СССР», М., Воениздат (ВИ), 1979 года.;
• «Устав внутренней службы Вооруженных Сил Российской Федерации»;
• «Дисциплинарный устав Вооруженных Сил Российской Федерации»;
• «Устав гарнизонной и караульной службы Вооруженных Сил Российской Федерации»;
• «Корабельный устав Военно-Морского Флота Российской Федерации»;
• Павел Патрикац, «Воинское приветствие», рассказ, 2011 год;

Ссылки

• [militera.lib.ru/regulations/russr/su1993/03.html «Строевой устав Вооруженных Сил Российской Федерации», 1993 года.]
• [www.old.mil.ru/articles/article4090.shtml Устав внутренней службы ВС России.]
• [www.vokrugsveta.ru/quiz/558/ Откуда пошел обычай отдавать честь? // «Вокруг Света»]
• [flot.com/law/ustav_korabelny/2001/ustav3.htm «Корабельный устав Военно-Морского Флота Российской Федерации»]
• [siferot.ru/voinskie-privetstviya/ Воинское приветствие.]

Отрывок, характеризующий Воинское приветствие

В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.