Войкулеску, Василе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Василе Войкулеску
Vasile Voiculescu
Псевдонимы:

V. Voiculescu

Василе Войкулеску (рум. Vasile Voiculescu; 27 ноября 1884, Бузэу — 26 апреля 1963, Бухарест) — румынский писатель, поэт, драматург, религиозный мыслитель и медик[1].





Биография

Родился в селе Пырсков[2] уезда Бузэу 27 ноября 1884 года[1] в семье Костаке и Султаны Войку[3]. Отец Василе в молодости был бродячим торговцем, дед держал бакалейную лавку[2].

Учился в школе в Пырскове, затем в лицеях имени Александра Хиждеу (рум.) в Бузэу и имени Георгия Лазаря (рум.) в Бухаресте. После получения среднего образования поступил сначала на Факультет филологии и философии Бухарестского университета, но, проучившись на нём недолгое время, перевёлся на Медицинский факультет, который закончил в 1909 году.

21 февраля 1910 года женился на Марии Митеску (скончалась в 1946 году от инсульта), от которой у него было впоследствии пятеро детей.

Медицинской практикой начал заниматься в деревне Горж.

Во время Первой мировой войны возглавлял мобильный госпиталь[3]. В это же время стал посещать литературные вечера Александру Влахуцэ[1]. С 1916 по 1943 год выпустил 8 поэтических сборников[2].

С 20-х годов творчество Войкулеску приобрело религиозный уклон[1]. Как говорил сам писатель, если бы он не стал врачом, то выбрал бы профессию священника[3].

В 1920 году вступил в Общество румынских писателей.

После прихода к власти коммунистов, с 1947 года его перестали публиковать. Уже только после смерти Войкулеску, в 1964 году, был напечатан сборник его стихотворений «Последние, вымышленные сонеты Шекспира в воображаемом переводе В. Войкулеску», а в 1966 году — роман «Захей слепой».

В 1958 году был арестован вместе с другими участниками религиозного кружка «Неопалимая купина» (рум. Rugul aprins) и приговорён к четырём годам тюрьмы.

Из-за подорванного в заключении здоровья через год после освобождения, 26 апреля 1963 умер[1].

В 1993 году посмертно был избран членом Румынской академии[4].

Творчество

В поэтическом творчестве, по оценкам румынских критиков, близок к традиционалистам, продолжавшим традиции румынской поэзии XIX — начала XX века[2].

Наиболее значимыми считаются посмертно опубликованные произведения писателя[5].

Память

  • В родном селе писателя Пырскове работает Дом-музей Василе Войкулеску (рум.)[6].
  • Библиотека жудеца Бузэу носит имя Василе Войкулеску.
  • Проводится ежегодный национальный литературный конкурс имени Василе Войкулеску.

Напишите отзыв о статье "Войкулеску, Василе"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [old.rri.ro/arh-art.shtml?lang=9&sec=223&art=31984 Поэт Василе Войкулеску]. Интеррадио Румыния (5 июля 2010). Проверено 3 апреля 2016.
  2. 1 2 3 4 Василе Войкулеску. [mreadz.com/read282536 Предисловие (Ю. Кожевников)] // Монастырские утехи. — М.: Прогресс, 1971. — 304 с.
  3. 1 2 3 arhim. Mihail Daniliuc. [www.marturisitorii.ro/2014/04/26/vasile-voiculescu-poet-martir-13-octombrie-1884-26-aprilie-1963/ Vasile Voiculescu. Medic. Poet. Martir. (13 octombrie 1884 – 26 aprilie 1963)] (рум.). Marturisitorii. Проверено 3 апреля 2016.
  4. Clara Margineanu. [jurnalul.ro/cultura/arte-vizuale/un-martir-vasile-voiculescu-543850.html Un martir, Vasile Voiculescu] (рум.). jurnalul.ro (17 мая 2010). Проверено 3 апреля 2016.
  5. Mihai Zamfir. [www.viataromaneasca.eu/arhiva/90_via-a-romaneasca-3-4-2014/43_clasici-revizitati/1773_vasile-voiculescu-1884-1963.html VASILE VOICULESCU (1884-1963)] (рум.). Uniunea Scriitorilor din Romania. Проверено 3 апреля 2016.
  6. [muzeubuzau.ro/index.php/program-tarife/casa-vasile-voiculescu Casa Vasile Voiculescu] (рум.). Muzeul Județean Buzău. Проверено 3 апреля 2016.

Отрывок, характеризующий Войкулеску, Василе

Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.