Война Алой и Белой розы

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Война Алой и Белой Розы»)
Перейти к: навигация, поиск
Война Алой и Белой розы

Представление недостоверной сцены в саду Темпла в I части пьесы «Генрих VI», где сторонники враждующих партий выбирают красные и белые розы
Дата

22 мая 145516 июня 1487

Место

Англия, Уэльс, Кале

Итог

приход к власти Тюдоров

Противники
Ланкастеры
и их сторонники
Йорки
и их сторонники
Командующие
Генрих VI (1453—1471)
Маргарита Анжуйская (1453—1471)
Эдуард Вестминстерский † (1471)
Генрих Тюдор (1483—1485)
Ричард Йорк † (1453—1460)
Эдуард IV (1460—1483)
Ричард III † (1483—1485)
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Война́ А́лой и Бе́лой ро́зы[1] или Война (войны) роз[2] (англ. War(s) of the Roses) — серия вооружённых династических конфликтов между группировками английской знати в 14551485 годах в борьбе за власть между сторонниками двух ветвей династии Плантагенетов — Ланкастеров и Йорков. Несмотря на установившиеся в исторической литературе хронологические рамки конфликта (1455—1485), отдельные связанные с войной столкновения имели место как до, так и после войны. Война завершилась победой Генриха Тюдора из боковой ветви дома Ланкастеров, основавшего династию, правившую Англией и Уэльсом в течение 117 лет. Война принесла значительные разрушения и бедствия населению Англии, в ходе конфликта погибло большое число представителей английской феодальной аристократии.





Причины войны

Причиной войны стало недовольство значительной части английского общества неудачами в Столетней войне и политикой, проводимой женой короля Генриха VI королевой Маргаритой и её фаворитами (сам король был слабовольным человеком, к тому же иногда впадавшим в безумие). Оппозицию возглавил герцог Ричард Йоркский, требовавший для себя сначала регентства над недееспособным королём, а позже — и английскую корону. Основанием для этой претензии служило то, что Генрих VI был правнуком Джона Гонта — четвёртого сына короля Эдуарда III, а герцог Йорк — праправнуком Лайонела — третьего сына этого короля (по женской линии, по мужской линии он был внуком Эдмунда — пятого сына Эдуарда III); к тому же дед Генриха VI Генрих IV захватил престол в 1399 году, насильственно принудив короля Ричарда II к отречению, что делало сомнительной легитимность всей династии Ланкастеров.

Горючим элементом выступали многочисленные профессиональные солдаты, которые после поражения в войне с Францией оказались не у дел и, находясь в больших количествах в пределах Англии, представляли серьёзную опасность для королевской власти. Война была для этих людей привычным ремеслом, поэтому они охотно нанимались на службу к крупным английским баронам, значительно пополнившим за их счёт свои армии. Таким образом, авторитет и власть короля были значительно подорваны возросшей военной мощью вельмож.

Названия и символы

Название «война Роз» не использовалось в течение войны. Розы были отличительными значками двух враждующих партий. Кто именно их употребил впервые, в точности неизвестно. Если Белая роза, символизирующая Богородицу, использовалась как отличительный знак ещё первым герцогом Йоркским Эдмундом Лэнгли в XIV веке, то про употребление Алой ланкастерцами до начала войны ничего не известно. Возможно, она была изобретена по контрасту с эмблемой врага. Термин вошёл в использование в XIX веке, после публикации повести «Анна Гейерштейнская» сэром Вальтером Скоттом, который выбрал название на основе вымышленной сцены в I части пьесы Вильяма Шекспира «Генрих VI», где противостоящие стороны выбирают розы различного цвета в Церкви Темпла.

Хотя розы иногда использовались как символы в течение войны, большинство участников использовали символы, связанные с их феодальными лордами или защитниками. Например, силы Генриха в Босворте боролись под знаменем красного дракона, в то время как армия Йорков использовала личный символ Ричарда III — белого вепря. Свидетельство важности символов роз повысилось, когда король Генрих VII в конце войны объединил красные и белые розы фракций в единую красно-белую Розу Тюдоров.

Названия конкурирующих фракций имеют мало общего с городами Йорк и Ланкастер, или графствами Йоркшир и Ланкашир, даже при том, что матчи по крикету или регбилигу между этими двумя округами часто описываются с помощью клише «Война Роз». Фактически, провинции и замки, принадлежащие герцогам Ланкастера, находились в основном в Глостершире, Северном Уэльсе и Чешире, в то время как владения Йорков были широко распространены по всей Англии, хотя многие находились в Валлийской марке (которую унаследовал Ричард Йоркский, став графом Марч).

Социальный состав участников конфликта. Вооружённые силы сторон

В конфликте принимали участие главным образом представители английской феодальной аристократии с отрядами своих слуг и сторонников, а также незначительное число иностранных наёмников. Поддержка противоборствующим сторонам в значительной мере определялась династическими факторами. Так называемая система «ублюдочного феодализма» была одним из главных факторов, повлиявших на падение авторитета и влияния королевской власти и эскалацию вооружённого конфликта. Служба сеньору в обмен на земли и подарки оставалась по-прежнему важной, однако определялась не феодальной традицией, а поддержкой феодалом какой-либо из противоборствующих фракций, которая, в свою очередь, и покровительствовала ему за это. Переход на службу феодалов крупным магнатам по причине личных амбиций, жажды наживы и выгодных браков давал почву для роста измен и предательств, которые зачастую решали исход многих сражений.

Армии сторон были представлены многочисленными феодальными отрядами профессиональных воинов, а также отрядами воинов, призванных на войну специальными королевскими приказами, которые давали право предъявителю документа созывать и вооружать воинов от имени короля или крупного магната. Воины из низших социальных слоёв были главным образом лучниками и билльменами (воинами, вооружёнными традиционным английским древковым оружием биллом — разновидностью итальянской гвизармы). Количество лучников традиционно превышало количество латников в пропорции 3:1. Воины по традиции сражались пешими, конница использовалась лишь для разведки и сбора провизии и фуража, а также для передвижения. В сражениях военачальники зачастую также спешивались, чтобы воодушевить своих сторонников. В армиях фракций в большом количестве стала появляться артиллерия, а также ручное огнестрельное оружие.

Основные события войны

Противостояние перешло в стадию открытой войны в 1455, когда в Первой битве при Сент-Олбансе победу праздновали йоркисты, после чего английский Парламент объявил Ричарда Йорка протектором королевства и наследником Генриха VI. Однако в 1460 в битве при Уэйкфилде Ричард Йорк погиб. Партию Белой розы возглавил его сын Эдуард, в 1461 коронованный в Лондоне как Эдуард IV. В том же году йоркистами были одержаны победы под Мортимер-Кросс и при Таутоне. В результате последней битвы основные силы ланкастерцев были разбиты, а король Генрих VI и королева Маргарита бежали из страны (король вскоре был пойман и заключён в Тауэр).

Активные боевые действия возобновились в 1470, когда перешедшие на сторону ланкастерцев граф Уорик и герцог Кларенс (младший брат Эдуарда IV) вернули на престол Генриха VI. Эдуард IV с другим своим братом герцогом Глостером бежали в Бургундию, откуда вернулись в 1471. Герцог Кларенс вновь переметнулся на сторону брата — и йоркисты одержали победы при Барнете и Тьюксбери. В первом из этих сражений был убит граф Уорик, во втором погиб принц Эдуард — единственный сын Генриха VI, — что вместе с последовавшей в том же году в Тауэре смертью (вероятно, убийством) самого Генриха стало концом ланкастерской династии.

Эдуард IV — первый король из династии Йорков — мирно царствовал вплоть до своей кончины, последовавшей неожиданно для всех в 1483, когда королём на короткое время стал его сын Эдуард V. Однако королевский совет объявил его незаконнорождённым (покойный король был большим охотником до женского пола и, кроме официальной жены, был тайно обручён ещё с одной женщиной или даже с несколькими; кроме того, Томас Мор и Шекспир упоминают ходившие в обществе слухи, что и сам Эдуард был сыном не герцога Йорка, а простого лучника), и брат Эдуарда IV Ричард Глостер был коронован в том же году как Ричард III. Его короткое и драматичное правление было наполнено борьбой с явной и скрытой оппозицией. В этой борьбе королю поначалу сопутствовала удача, но количество противников только возрастало. В 1485 силы ланкастерцев (в основном французских наёмников) во главе с Генрихом Тюдором (праправнуком Джона Гонта по женской линии) высадились в Уэльсе. В произошедшем при Босворте сражении Ричард III был убит, и корона перешла к Генриху Тюдору, короновавшемуся как Генрих VII — основателю династии Тюдоров. В 1487 граф Линкольн (племянник Ричарда III) пытался вернуть корону Йоркам, но в сражении при Стоук Филд был убит.

Хронология сражений

Дата Сражение Силы сторон / Военачальники Потери
Ланкастеры Йорки Ланкастеры Йорки
22 мая 1455 года Первая битва при Сент-Олбансе 2000—3000 человек
Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет
7000 человек
Ричард, герцог Йорк
Ричард Невилл, граф Уорик
менее 100 человек
Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет
Генри Перси, граф Нортумберленд
Томас Клиффорд
менее 100 человек
23 сентября 1459 года Битва при Блор Хиф 6000—8000 человек
Джеймс Тачет, барон Одли
Джон Саттн, барон Дадли
3000—4000 человек
Ричард Невилл, граф Солсбери
около 2000 человек
Джеймс Тачет, барон Одли
около 1000 человек
12 октября 1459 года Битва на Ладфордском мосту неизвестно
Генрих VI
20 000—30 000 человек
Ричард, герцог Йорк
неизвестно
(сражение не состоялось)
январь 1460 года Битва при Сэндвиче неизвестно
Генрих Бофорт, герцог Сомерсет
неизвестно неизвестно неизвестно
10 июля 1460 года Битва при Нортгемптоне 10 000—15 000 человек
Король Генрих VI
Хамфри Стаффорд, герцог Бэкингем
20 000—30 000 человек
Ричард Невилл, граф Уорик
около 300 человек
Хамфри Стаффорд, герцог Бэкингем
Томас Перси, барон Эгремонт
неизвестно
30 декабря 1460 года Битва при Уэйкфилде около 18 000 человек
Генрих Бофорт, герцог Сомерсет
Генри Перси, граф Нортумберленд
5000—9000 человек
Ричард, герцог Йорк
около 200 человек
до 2500 человек
Ричард, герцог Йорк
Ричард Невилл, граф Солсбери
Эдмунд, граф Ратленд
2 февраля 1461 года Битва при Мортимерс Кросс неизвестно
Оуэн Тюдор
Джаспер Тюдор, граф Пемброк
неизвестно
Эдуард, граф Марч
до 4000 человек
Оуэн Тюдор
неизвестно
17 февраля 1461 года Вторая битва при Сент-Олбансе около 15 000 человек
Королева Маргарита
около 10 000 человек
Ричард Невилл, граф Уорик
около 2000 человек около 4000 человек
28 марта 1461 года Битва при Феррибридже неизвестно
Джон Клиффорд
Джон Невилл
неизвестно
Ричард Невилл, граф Уорик
неизвестно
Джон Клиффорд
около 3000 человек
29 марта 1461 года Битва при Таутоне около 42 000 человек
Генрих Бофорт, герцог Сомерсет
Генри Перси, граф Нортумберленд
около 36 000 человек
Эдуард IV
Ричард Невилл, граф Уорик
Уильям Невилл, барон Фоконберг
около 20 000 человек
Генри Перси, граф Нортумберленд
Ричард Перси
Джон Невилл
8000—12 000 человек
25 апреля 1464 года Битва при Хеджли-Мур 5000 человек
Генрих Бофорт, герцог Сомерсет
Ральф Перси
6000 человек
Джон Невилл, маркиз Монтегю
неизвестно
Ральф Перси
неизвестно
15 мая 1464 года Битва при Эксгеме неизвестно
Генрих Бофорт, герцог Сомерсет
4000 человек
Джон Невилл, маркиз Монтегю
неизвестно
Генрих Бофорт, герцог Сомерсет
неизвестно
26 июля 1469 года Битва при Эджкот-Мур неизвестно
Ричард Невилл, граф Уорик
неизвестно
Уильям Герберт, граф Пемброк
неизвестно неизвестно
Уильям Герберт, граф Пемброк
Ричард Герберт
12 марта 1470 года Битва при Лоскот-Филд 30 000 человек
Роберт Уэлс
неизвестно
Эдуард IV
неизвестно неизвестно
14 апреля 1471 года Битва при Барнете 9000 человек
Ричард Невилл, граф Уорик
Джон де Вер, граф Оксфорд
7000—15 000 человек
Король Эдуард IV
Ричард, герцог Глостер
около 1000 человек
Ричард Невилл, граф Уорик
Джон Невилл, маркиз Монтегю
около 500 человек
4 мая 1471 года Битва при Тьюксбери 3000—5000 человек
Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет
3500—4000 человек
Король Эдуард IV
Ричард, герцог Глостер
около 2000 человек
Эдуард, принц Уэльский
Джон Бофорт, маркиз Дорсет
неизвестно
22 августа 1485 года Битва при Босворте 11 000 человек
Генрих Тюдор, граф Ричмонд
Уильям Стенли
10 000 человек
Король Ричард III
более 100 человек 1000 человек
Король Ричард III
16 июня 1487 года Битва при Стоук-Филд 12 000 человек
Король Генрих VII
8000 человек
Джон де ла Поль, граф Линкольн
3000 человек 4000 человек
Джон де ла Поль, граф Линкольн

Результаты войны

Хотя историки всё ещё обсуждают истинную степень воздействия конфликта на средневековую английскую жизнь, существуют небольшие сомнения[3], что Война Роз привела к политическому перевороту и изменению установленного равновесия сил. Самым очевидным итогом стал крах династии Плантагенетов и её замена новыми Тюдорами, которые изменили Англию за следующие годы. В последующие годы остатки фракций Плантагенетов, оставшись без прямого доступа к трону, разошлись на разные позиции, поскольку монархи непрерывно сталкивали их друг с другом. Война Алой и Белой розы фактически подвела черту под английским Средневековьем. Она продолжила изменения в феодальном английском обществе, начатое появлением Чёрной смерти, включавшие ослабление феодальной власти знати и укрепления позиций торгового класса, а также ростом сильной, централизованной монархии под руководством династии Тюдоров. Воцарение Тюдоров в 1485 году считается началом Нового Времени в английской истории. С другой стороны, также предположено, что ужасающее воздействие войны было преувеличено Генрихом VII, чтобы превознести свои достижения в её окончании и обеспечении мира. Конечно, эффект войны для торговцев и крестьян был гораздо меньше, чем в затянувшихся войнах во Франции и в других местах Европы, которые были наполнены наёмниками, прямо заинтересованными в продолжении войны. Хотя было несколько длинных осад, они были в сравнительно отдалённых и слабонаселённых областях. В сильно населённых областях, принадлежавших обеим фракциям, противники, дабы предотвратить разорение территорий, искали быстрое решение конфликта в виде генерального сражения.

Война была бедственна для уже уменьшающегося влияния Англии во Франции, и к концу борьбы там не осталось никаких владений, кроме Кале, и в конечном счете потерянного в течение господства Марии I. Хотя более поздние английские правители продолжали проводить кампанию на континенте, территория Англии никак не увеличилась. Различные европейские герцогства и королевства играли важную роль в войне, в особенности короли Франции и герцоги Бургундии, помогавшие Ланкастерам и Йоркам в их борьбе против друг друга. Предоставляя им вооружённые силы и финансовую помощь, а также предлагая убежище побеждённой знати и претендентам, они тем самым хотели предотвратить появление объединённой и сильной Англии, ставшей бы угрозой для них.

Послевоенный период был также «похоронным маршем» для постоянных баронских армий, которые питали конфликт. Генрих VII, опасаясь дальнейшей борьбы, держал баронов под жёстким контролем, запретив им обучать, нанимать, вооружать и снабжать армии, чтобы они не могли начать войну друг с другом или с королём. В результате военная власть баронов уменьшалась, и тюдоровский суд стал местом, где баронские ссоры решались волей монарха.

На полях сражений, эшафотах и в тюремных казематах погибали не только потомки Плантагенетов, но и значительная часть английских лордов и рыцарства. Например, в период с 1425 по 1449 год, перед вспышкой войны, исчезли многие благородные династии, что продолжилось в течение войны от 1450 до 1474 года[4]. Гибель в сражениях наиболее честолюбивой части знати привела к снижению желания её остатков рисковать своей жизнью и титулами.

Хроники

Во время войны велись следующие хроники:

  • Хроника Бэнета
  • Хроника Грегори (1189—1469)
  • Короткая Английская хроника (-1465)
  • Хроника Хардинга: первая версия для Генриха VII (1457)
  • Хроника Хардинга: second version for Richard, duke of York and Edward IV (1460 and c. 1464)
  • Хроника Хардинга: second 'Yorkist' version revised for Lancastrains during Henry VI’s Readeption (see Peverley’s article).
  • Capgrave (1464)
  • Commynes(1464—1498)
  • Хроника Линкольнширского восстания (1470)
  • История прибытия Эдуарда IV в Англию (1471)
  • Ваурин (-1471)
  • Английская хроника, также известная как Хроника Дэвиса (1461)
  • Brief Latin Chronicle (1422—1471)
  • Фабиан(-1485)
  • Роус(1480/86)
  • Хроника Кройланда (1149—1486)
  • Хроника Варкворта (1500?)

Семейное древо

Люди, принявшие сторону конфликта, окрашены красным для Ланкастеров, и синим для Йорков

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эдуард III
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эдуард Чёрный Принц
 
Эдмунд Лэнгли
 
 
 
Лайонел Антверп
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Джон Гонт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Филиппа Плантагенет
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ричард II
 
 
 
 
 
 
Роджер Мортимер
 
Элизабет Мортимер
 
 
 
 
 
 
 
 
Джоанна Бофорт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Генрих IV Болингброк
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Джон Бофорт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ричард Конисбург
 
Анна Мортимер
 
Генри Перси
 
Элеонора Невилл
 
 
 
 
 
 
Уильям Невилл
 
 
 
Ричард Невилл
 
 
 
 
 
Генрих V
 
Екатерина Валуа
 
Оуэн Тюдор
 
Джон Бофорт
 
 
 
Эдмунд Бофорт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ричард Плантагенет
 
 
 
 
 
Генри Перси
 
 
 
Сесилия Невилл
 
Томас Невилл
 
Ричард Невилл
 
Джон Невилл
 
Маргарита Анжуйская
 
Генрих VI
 
Эдмунд Тюдор
 
 
 
Маргарет Бофорт
 
Генри Бофорт
 
Эдмунд Бофорт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эдуард IV
 
Ричард III
 
Джордж Плантагенет
 
 
 
 
 
 
Изабелла Невилл
 
Анна Невилл
 
 
 
 
 
Эдуард Вестминстерский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Эдуард V
 
Елизавета Йоркская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Генрих VII Тюдор
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Тюдоры


Война Алой и Белой розы в искусстве

В мировой художественной литературе это значительное событие нашло отражение в повести «Чёрная стрела» Р. Л. Стивенсона, пьесах Шекспира «Генрих VI, часть вторая», «Генрих VI, часть третья» и «Ричард III», романе «Обручённая с розой» Симоны Вилар. Большое влияние война оказала и на сюжет эпопеи Джорджа Мартина «Песнь льда и пламени», где вместо Ланкастеров и Йорков фигурируют вымышленные Ланнистеры и Старки, а ход войны отличается от реальности.

Существует компьютерная игра War of the Roses по мотивам событий.

Серия книг Филиппы Грегори The Cousins' War («Война кузенов») иллюстрирует события во время Войны роз.

16 июля 2013 года на BBC1 стартовал показ сериала «Белая королева» по мотивам одноимённой книги из серии «Война кузенов». В этой части идёт повествование о трёх женщинах, которые были близки к власти: Елизавете Вудвилл (жене короля Эдуарда IV), Маргарет Бофорт, Анне Невилл (дочери графа Уорик).

Напишите отзыв о статье "Война Алой и Белой розы"

Примечания

  1. Война Алой и Белой розы (1455—1485). Лопатин В. В., Нечаева И. В., Чельцова Л. К. Прописная или строчная? Орфографический словарь. — М.: Эксмо, 2009. — С. 108. — 512 с.
  2. Устинов В. Г. Столетняя война и Войны Роз. — С. 5.
  3. [www.bbc.co.uk/programmes/p00546sp BBC War of the Roses discussion, In our Time Radio 4 18 May 2000.] Accessed 1 May 2010
  4. Terence Wise and G.A. Embleton. The Wars of the Roses, Osprey Men-at-Arms series, p.4, from K.B. MacFarlane. The Nobility of Later Medieval England, Oxford University Press

Литература

  • Белая и алая розы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Браун Е. Д. Войны Роз: История. Мифология. Историография. — М.-СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. — 208 с. — (MEDIAEVALIA). — ISBN 978-5-98712-645-5.
  • Норвич Д. История Англии и шекспировские короли. — М.: Астрель, 2012. — 414, [2] с. — ISBN 978-5-271-43630-7.
  • Устинов В. Г. Войны Роз. Йорки против Ланкастеров. — М.: Вече, 2012. — 432 с. — (History files). — 2000 экз. — ISBN 978-5-9533-5294-9.
  • Устинов В. Г., Ричард III. — М., 2015
  • Устинов В. Г. Столетняя война и Войны Роз. — М.: АСТ: Астрель, Хранитель, 2007. — 637 с. — (Историческая библиотека). — 1500 экз. — ISBN 978-5-17-042765-9.
  • Хелемский А. Я., Рассказ о войне Алой и Белой Розы, — М.: МАКС Пресс, 2015. — 307 с.; М.: Системы, 2016. — 376 с.

Ссылки

  • Браун, Елена. [postnauka.ru/video/13748 Войны Роз]. postnauka.ru (28.06.2013).

Отрывок, характеризующий Война Алой и Белой розы

Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.