Война Викторио
| Война Викторио | |||
| Основной конфликт: Апачские войны | |||
 Вождь Викторио | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа США и Мексики | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Война Викторио (англ. Victorio's War) — вооружённый конфликт между Соединёнными Штатами Америки, Мексикой и группой апачей, возглавляемой вождём Викторио.
Содержание
Предыстория
С 1870 года по 1880 год правительство США несколько раз перемещало чихенне из одной резервации в другую, несмотря на просьбы Викторио разрешить жить его общине на традиционной территории. Первая резервация чихенне, Охо-Кальенте, была расположена на их родных землях, и Викторио, вместе со своей общиной, находился в мирных отношениях с белыми людьми.
20 апреля 1877 года американские власти решили переместить чихенне в резервацию Сан-Карлос, Аризона. Общину Викторио поместили в плохие условия, земля оказалась непригодна для сельского хозяйства. Вождь, вместе со своими сторонниками, оставил резервацию, чтобы вернуться на свои старые земли в Охо-Кальенте. В 1878 году правительство США отдало приказ Викторио возвратиться в Сан-Карлос, и Викторио с группой из 80 воинов после этого бежал в горы. Тем не менее, вскоре он согласился на новые переговоры, по итогам которых апачам было разрешено поселиться вблизи форта Тулароса, в Нью-Мексико. Позже, в 1879 году, Викторио были предъявлены обвинения в краже им и его людьми лошадей, но он, прежде чем его пришли арестовывать, бежал из резервации и начал войну.
Ход войны
Сражение в Охо-Кальенте
После побега из резервации, Викторио и его последователи — всего около 200 человек, направились к родным землям. В Охо-Кальенте их обнаружили солдаты 9-го кавалерийского полка. В возникшей перестрелке воины Викторио убили пятерых американских солдат. По некоторым другим источникам, апачи убили восемь солдат и трёх гражданских.[1] Пятерыми солдатами, которые умерли в тот день были сержант Сайлас Чепмен и рядовые Лафайерр Хоук, Уильям Мёрфи, Сайлас Грэддон и Элврью Персивал. Викторио также захватил около 68 лошадей и мулов.
После того, как апачи убили девятерых белых поселенцев, на их поиски были направлены тысяча солдат армии США и сотни апачских и навахских скаутов. Также на территории Нью-Мексико и Аризоны для поимки апачей Викторио были созданы отряды добровольцев.
Сражение в каньоне Лас-Анимас
После ряда боёв в Охо-Кальенте, группа Викторио отправилась на юг. Во время следования вдоль реки Анимас апачи столкнулись с отрядом милиции, состоявшим из местных шахтёров. В последующем бою десять белых было убито. Затем люди Викторио двинулись дальше, в район каньона Лас-Анимас.
18 сентября 1879 года мятежных апачей обнаружили две роты кавалерии под командованием капитана Байрона Доусона. Около 75 американских военных спустились в каньон, когда апачи открыли по ним огонь. Воины Викторио, которых насчитывалось примерно 60 человек, заняли хорошие позиции на скалах. Апачи обстреливали американцев из ружей и луков. Вскоре ещё две группы кавалеристов проследовали к месту сражения. Чихенне на время прекратили огонь, но затем возобновили стрельбу по американцам.
Сражение длилось почти сутки, кавалеристы вынуждены были отступить. По крайней мере солдаты Доусона потеряли пятерых убитыми и несколько ранеными, были потери и среди скаутов-навахо, которые выслеживали группу Викторио. Среди людей Викторио практически никто не пострадал.
Смерть Викторио
14 октября 1880 года отряд Викторио был окружён вблизи Трес-Кастильос, в восточной части штата Чиуауа, мексиканскими ополченцами под предводительством полковника Хоакина Террасаса. Напав на спящих людей, мексиканцы учинили резню.
Немногочисленные воины Викторио быстро истратили небольшое количество боеприпасов, имевшихся у них, и были застрелены, также как многие женщины и дети. Из 78 убитых индейцев, 53 не были воинами. 68 женщин и детей были захвачены в плен. Убийство вождя приписали Маурисио Корредору, капитану индейцев тараумара, также участвовавших в атаке на лагерь Викторио.
После бойни, отряд Террасаса триумфально вернулся в город Чиуауа. Войско полковника несло 78 скальпов во время праздничного шествия по городу. Корредор был награждён парадным костюмом. Эта кампания стоила штату Чиуауа около 50 000 долларов США.
Окончание войны
Среди небольшого количества апачей, которые выжили после резни в Трес-Кастильос, был вождь Нана. Он собрал тех немногих, кто избежал смерти. Они похоронили убитых и на следующий день отправились на север, в горы Сьерра-Мадре. По пути на север апачи убили девятерых мексиканских ополченцев.
В июле 1881 года Нана совершил набег на территорию США. Небольшое количество апачских воинов сумело посеять панику среди белого населения Аризоны и Нью-Мексико. Отряд пересёк Рио-Гранде и направился на север. Его первыми жертвами стали ковбои, пасшие скот на юго-западе Техаса. Затем люди Наны отправились в горы Сакраменто, где к ним присоединилась небольшая часть мескалеро и общая численность воинов достигла 40 человек. За шесть недель отряд Наны преодолел более 1000 миль и участвовал в 12 боях, и ни разу не потерпел поражения. Апачи угнали около 200 лошадей и мулов, убили 50 американцев и множество ранили. Их преследовали 1000 солдат армии США и несколько сотен добровольцев.[2] Закончив свой набег, отряд вернулся в Мексику.
Лишь после того, как Нана попал в плен, война завершилась.
См. также
Напишите отзыв о статье "Война Викторио"
Примечания
Литература
- Michno, F. Gregory. [books.google.com/books?id=MmNtF5n-VuEC&dq=Michno,+F.+Gregory&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Encyclopedia of Indian wars: Western battles and skirmishes 1850-1890]. — Mountain Press Publishing, 2003. — 439 с. — ISBN 0878424687.
- Thrapp, Dan L. The Conquest of Apacheria. — Norman, OK: University of Oklahoma Press, 1979. — ISBN 0806112867.
Ссылки
- [www.historynet.com/victorios-war.htm Victorio’s War]
- [www.buffalosoldier.net/BuffaloSoldiers&ChiefVictorio.htm Buffalo Soldiers & Chief Victorio]
Отрывок, характеризующий Война Викторио
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
