Война Высших

Война Высших
Новая Гранада в 1851 году
Дата	1839-1842
Место	Колумбия
Итог	победа центрального правительства
Противники
Республика Новая Гранада повстанцы
Командующие
Педро Алькантара Эрран Томас Сиприано де Москера Хосе Мария Обандо
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Война Высших (исп. Guerra de los Supremos, 1839—1842) — гражданская война в республике Новая Гранада (современная Колумбия). Название конфликта происходит от того, что противники центрального правительства объявили себя «высшими начальниками» (исп. jefes supremos) на подконтрольных им территориях.

Начало конфликта

В мае 1839 года Конгресс страны принял закон о закрытии четырёх мелких монастырей (в каждом из которых было менее 8 человек) в провинции Пасто на юге страны, и о продаже их собственности с последующим перераспределением вырученных средств на развитие системы просвещения в провинции. Местные клерикалы воспротивились этому, и при поддержке религиозного населения в июне 1839 года подняли восстание. Для его подавления правительство двинуло в мятежную провинцию войска под командованием генерала Эррана.

Одной из ключевых фигур в Пасто был герой войны за независимость генерал Обандо. Не желая ввязываться в политику, он с началом восстания уехал в Боготу. Однако когда 31 августа генерал Эрран разбил повстанцев под Буэсако, то в плен попал Хосе Эрасо — бывший подчинённый Обандо, который на допросе заявил, что именно Обандо организовал в 1830 году убийство Сукре. На основе этих показаний суд Пасто выдал ордер на арест Обандо.

Дело выглядело явно политическим, так как Обандо был главным оппозиционным кандидатом на грядущих президентских выборах. Обандо отправился из Боготы в Пасто, заявив, что намерен там очистить своё имя от наветов.

Ход событий

В июле 1840 года Обандо поднял в Пасто восстание против центрального правительства. Не надеясь на собственные силы, правительство Новой Гранады обратилось за помощью в подавлении восстания к соседнему Эквадору, пообещав за это передать Эквадору часть территории. Президент Эквадора Хуан Хосе Флорес согласился предоставить помощь, так как, помимо всего прочего, Обандо призвал к восстановлению Великой Колумбии в старых границах (включая Эквадор).

Лидеры большинства провинций страны обрушились на центральное правительство с критикой соглашения с Эквадором. Один за другим они начали объявлять свои провинции независимыми государствами, а себя — «высшими распорядителями» (исп. jefes supremos) этих территорий. К восстанию Обандо примкнули:

• Висенте Ванегас (провинция Велес)
• Хосе Мария Весга Сантофимио (провинция Марикита)
• Хосе Мария Тадео Галиндо (провинция Амбалема)
• Мануэль Гонсалес (провинция Сокорро)
• Хуан Хосе Рейес Патриа (провинции Тунха и Касанаре)
• Сальвадор Кордоба (провинция Антьокия)
• Франсиско Хавьер Кармона (провинция Сьенага)
• Сантьяго Мариньо (провинция Санта-Марта)
• Хуан Антонио Гутиэррес де Пиньэрес (провинция Момпос)
• Томас де Эррера (провинция Панама), создавший независимое Государство Перешейка

«Высшие» контролировали 12 из 20 провинций страны полностью, и ещё четыре — частично. В связи с тем, что почти все правительственные силы находились на юге, Богота была беззащитной

Объединённые силы Эррана и Флореса 29 сентября 1840 года разбили Обандо, однако в тот же день Рейес Патриа и Мануэль Гонсалес разбили единственную подконтрольную правительству воинскую часть в центре страны, и двинулись на Боготу. Президент Маркес покинул столицу, оставив вместо себя вице-президента Кайседо. Однако генералу Хуану Хосе Нейра удалось с помощью остатков правительственных войск и вооружённых граждан разбить Гонсалеса у Буэнависты; сам Нейра в этом сражении получил смертельную рану, и через несколько месяцев скончался.

22 ноября повстанцы начали новое наступление на столицу. Губернатор столичной провинции объявил военное положение, а глава гарнизона мобилизовал все доступные силы для обороны города. Правительственным силам удалось продержаться до подхода с юга армии Эррана, и повстанцы отступили на север.

Весной 1841 года истекли президентские полномочия Маркеса, и новым президентом был избран генерал Эрран, однако в связи с занятостью на фронте он не мог приступить к своим обязанностям, и и. о.президента оставался вице-президент Кайседо. Правительственные силы были реорганизованы в четыре дивизии, которые приступили к операциям в своих секторах. Осенью 1841 года Обандо был вынужден бежать в Перу. Лишившись лидера, часть «Высших» пошла на переговоры с центральным правительством. На завершающем этапе войны в дело вмешались англичане, вынудившие центральное правительство и несдавшихся мятежников заключить мир.

Итоги и последствия

После войны президент Эрран внёс изменения в Конституцию 1832 года, чтобы более не допустить ситуации, сделавшей возможной войну.

Отрывок, характеризующий Война Высших

– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.