Война Данмора

Война Данмора
Основной конфликт: Индейские войны
Район войны Данмора.
Дата	1774 год
Место	Огайо
Итог	Победа британских колонистов
Противники
Колония Виргиния Минго Шауни
Командующие
Лорд Данмор Эндрю Льюис Логан Стебель Кукурузы
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Война Данмора (англ. Dunmore's War) — вооружённый конфликт между Колонией Виргиния и индейскими племенами шауни и минго, происходивший в 1774 году.

Война Кресапа

К началу 1774 году уже более 50 000 белых людей проживало к западу от Аппалачей. Поселенцы устремились на эти земли после договора, который был заключён в 1768 году между ирокезами и представителями Британской империи в форте Стэнвикс. Не обсудив договор с племенами, которые жили на этих территориях, Лига ирокезов уступила Огайо. Племена Огайо отказались признавать этот договор и не желали видеть поселенцев на своих землях.

Из-за индейских волнений, которые возникли на территориях современных американских штатов Огайо, Западная Виргиния и Кентукки, поселенцы замедлили своё продвижение на запад. Самую большую группу белых, которая собралась в устье реки Литтл-Канауха, возглавлял Джордж Роджерс Кларк. Группа решила атаковать деревню индейцев близ устья реки Скиото. После некоторого обсуждения возглавлять нападение было поручено Майклу Кресапу, владельцу торгового поста на реке Мононгахела. Он, в отличие от большинства поселенцев, имел опыт боевых действий. К нему была направлена делегация от людей Кларка. После прибытия Кресап отговорил поселенцев атаковать индейскую деревню. Он утверждал, что после нападения неизбежно начнётся новая война с индейцами, и он не хотел, чтобы его обвинили в этом. Кресап предложил людям Кларка вернуться в Уилинг и обсудить дальнейшие действия.

Опасаясь за свои жизни, британские колонисты продолжали прибывать в Уилинг. 26 апреля 1774 года Майкл Кресап созвал совет. Он получил письмо от капитана Джона Коннолли, командира форта Питт, в котором тот утверждал, что шауни Огайо были готовы начать войну. Совет колонистов решил атаковать индейцев.

Кресап организовал отряд из числа добровольцев и напал на шауни, были убиты несколько человек. Нападение было совершено в районе Пайп-Крик. После этого группа Кларка, опасаясь возмездия, решила не идти в Кентукки, а вернуться к посту Кресапа.

Резня на Йеллоу-Крик

После нападения в районе Пайп-Крик группа поселенцев из 30 человек, во главе которой стоял Дэниэл Грейтхауз, убила 21 индейца из племени минго, среди которых были мать, дочь, брат, племянник, сестра и двоюродная сестра вождя этого племени Логана. Резня произошла в устье Йеллоу-Крик, близ современного города Уэлсвилл, штат Огайо. Убитая дочь Логана, Кунай, имела при себе свою 2-летнюю дочь, которую пощадили и отправили к отцу, знатному белому торговцу Джону Гибсону.

Вождь Логан посчитал, что ответственность за резню лежит на капитане Кресапе. Многие поселенцы, узнав о гибели родственников Логана, покинули земли в Огайо и бежали на восток. Вождь минго, собрав небольшую группу воинов, совершил нападения на поселения к западу от реки Мононгахела.

Экспедиция Данмора

В начале мая 1774 года губернатор Данмор получил известие о том, что в районе Йеллоу-Крик идёт война между индейцами и белыми поселенцами. Он собрал армию из 2500 человек и направился в долину реки Огайо. После прибытия Данмор разделил свои силы на две группировки — одну он возглавил сам, другую — Эндрю Льюис.

10 октября войско Льюиса было атаковано воинами шауни, которыми руководил Стебель Кукурузы. Люди Льюиса готовились переправиться через Огайо, когда на них напали индейцы. Сражение у Пойнт-Плезант, на территории современного американского штата Западная Виргиния, длилось весь день и закончилось отступлением шауни. Лорд Данмор атаковал шауни и минго, и разрушил шесть индейских деревень в Огайо.

Эти действия колонистов Виргинии вынудили индейцев пойти на переговоры. Шауни подписали мирный договор, соглашаясь не претендовать на земли к югу от реки Огайо. Логан, хоть и согласился прекратить военные действия, на совете не присутствовал. Губернатор Данмор вернулся в Виргинию. Война была завершена, а земли в Кентукки были открыты для белых поселенцев.

Литература

• Dowd, Gregory Evans. A Spirited Resistance: The North American Indian Struggle for Unity, 1745–1815. — Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1993. — 288 с. — ISBN 0801846099.
• Downes, Randolph C. Council Fires on the Upper Ohio: A Narrative of Indian Affairs in the Upper Ohio Valley until 1795. — Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 1989. — ISBN 0-8229-5201-7.
• Faragher, John Mack. [books.google.com/books?id=wAKugJaK9SYC&dq=Daniel+Boone:+The+Life+and+Legend+of+an+American+Pioneer&hl=ru&ei=xkraTu-fBIPItAbjqs3yCw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CDIQ6AEwAA Daniel Boone: The Life and Legend of an American Pioneer]. — New York: Holt, 1993. — 429 с. — ISBN 0805030077.
• Hintzen, William. The Border Wars of the Upper Ohio Valley (1769–1794). — Manchester, CT: Precision Shooting Inc., 2001. — ISBN 0-9670948-0-1.

Ссылки

• [www.u-s-history.com/pages/h1035.html Lord Dunmore’s War]
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/348011/Lord-Dunmores-War Lord Dunmore’s War (United States history) — Britannica Online Encyclopedia]

Отрывок, характеризующий Война Данмора

Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.


В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.