Война Золотого Трона
| Война Золотого Трона | |||
| Основной конфликт: Англо-ашантийские войны | |||
 Яаа Асантева | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Причина |
Захват Золотого Трона | ||
| Итог |
Победа британцев | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Война Золотого Трона, известная также как Война Яаа Асантева, 8-я англо-ашантийская война, третья экспедиция Ашанти, Восстание Ашанти 1900 года — последняя война из серии конфликтов между британским правительством колонии Золотой Берег и Федерацией Ашанти, крупным государственным образованием, находящимся к тому времени под английским протекторатом.
Племена Ашанти были недовольны сложившейся после последнего конфликта ситуацией с фактическим захватом страны, однако катализатором для восстания послужила попытка захвата английским губернатором лордом Ходжсоном (Lord Hodqson) Золотого Трона Ашанти, являющегося местным символом власти и независимости. Капитан Армитаж был отправлен для выяснения, где находится Золотой Трон, и доставки его к губернатору. Однако ни в одной деревне люди ничего не говорили белым о своей реликвии. Дойдя до деревни Бэр, Армитаж застал там только детей, которые утверждали, что взрослые отправились на охоту. По приказу Армитажа детей начали избивать. Когда из укрытий появились взрослые, их схватили, связали и также били.
После войны Федерация Ашанти де-факто оставалась независима, однако с 1 января 1902 года она была аннексирована и включена в состав колонии Британский Золотой Берег. После того как в 1957 году колония Великобритании Золотой Берег получила независимость, первой из колоний южнее Сахары, территория Ашанти была включена в состав вновь созданного государства — Ганы. Эта война была последней войной в Африке, где одну из воюющих сторон возглавляла женщина.
Содержание
Жестокость британцев
Белый человек спросил у детей, где в деревне Бэр спрятан Золотой Трон. Он угрожал им, что их будут бить, если они не позовут взрослых из джунглей. Они отказались это делать. Если бы белому человеку хотелось избивать детей, ему придётся это делать. Дети знали, что белые пришли за Золотым Троном. Они не боялись быть избитыми. Поняв это солдаты начали их запугивать и избивать.
Эта жестокость спровоцировала Войну Золотого Трона, начавшуюся 28 марта 1900 года. Яаа Асантева мобилизовала войска племён ашанти и в течение трёх месяцев осаждала британскую миссию в форте в Кумаси. Только с помощью нескольких тысяч солдат и полевой артиллерии англичанам удалось снять осаду. Британцы грабили деревни, убивали местное население, захватывали земли, ставя выживших в зависимость от колониальной администрации. Также британцы захватили Королеву-Мать Еждису Яаа Асантева, которая вместе с окружением была сослана на Сейшельские острова. Большинство командиров восставших также попали в плен. Яаа Асантева умерла в изгнании 20 лет спустя. Тем не менее, сосланный ашантихене (правитель всех ашанти), Премпех I в конце концов вернулся в Ашанти живым и здоровым.
Золотой Трон был настолько важен для ашанти, что они позволили сослать ашантихене Премпеха I, лишь бы трон не был захвачен англичанами. Кроме того, после войны Ашанти провозгласили свою победу, потому что цель войны — защита Золотого Трона — была достигнута.
Речи о Золотом Троне
Ходжсон отправился в Кумаси с небольшим отрядом британских солдат и местных рекрутов и прибыл туда 25 марта 1900 года. Ходжсон, которому при въезде в город были оказаны почести, взошёл на помост и выступил с речью перед лидерами Ашанти: Речь, или точнее её перевод африканским переводчиком, содержала такие фразы:
Ваш правитель Премпех I находится в изгнании и не вернётся в Ашанти. Его власть и полномочия будут переданы представителям королевы Великобритании. По условия мирного договора Формена вы должны платить по 16 000 фунтов стерлингов в год. Поэтому ставится вопрос о Золотом Троне Ашанти. Королева имеет право на этот Трон и она его должна получить.
Где Золотой Трон? Я представляю верховную власть. Почему я сижу на простом стуле? Почему по случаю моего приезда в Кумаси вы не принесли Золотой Трон, для того чтобы я сидел на нём? Однако, будьте уверены, что пусть сейчас Золотой Трон не принадлежит правительству, оно будет управлять вами так же беспристрастно и справедливо, как если бы вы были его гражданами.
Не понимая значения Золотого Трона, генерал-губернатор Ходжсон не догадывался о том, какие последствия повлекут его слова; его предположение, что он — иноземец — должен сидеть на Золотом Троне, символе государственности Ашанти, много значащим для всех ашанти, для мёртвых и для ещё не родившихся, было слишком неуважительным для народа. Почти сразу же Королева-Мать Еджису (области в Федерации Ашанти) Яаа Асантева собрала мужчин, чтобы создать отряды для нападения на британцев и возвращения своего правителя — Ашантихене. Среди разъярённых поведением белых местных жителей нашлось много добровольцев, поэтому посланник Ходжсона — капитан Севил Армитаж и его люди, искавшие Золотой Трон в соседнем селении, попали в засаду и лишь внезапно начавшийся ливень позволил немногим выжившим отступить к британской миссии в Кумаси. Миссия представляла собой небольшой укреплённый частоколом форт, где расположились 18 европейцев, десятки метисов — работников колонии и порядка 500 представителей нигерийской народности хауса. В форте было 6 малых полевых орудий и 4 пулемёта Максима. Ашанти не были готовы к штурму и поэтому устроили длительную осаду, сделав лишь один приступ 29 апреля, закончившийся неудачей. Ашанти продолжили обстреливать защитников, перерезали телеграфные провода, блокировали поставки продовольствия, атаковали колонны, пытавшиеся разблокировать форт.
Поставки продуктов и медикаментов практически прекратились, поэтому болезни стали косить защитников форта. В это время (в июне 1900 года) подошёл ещё один отряд из 700 человек. Чтобы сохранить остатки продовольствия для слабых и больных, некоторые здоровые европейцы вместе с губернатором Ходжсоном, его женой и более чем сотней хауса покинули форт. Двенадцать тысяч абраде (воинов Ашанти) бросились в погоню за беглецами, которые имели фору в своей длинной дороге обратно к королевской колонии и поэтому смогли избежать встречи с основной части абрадов. Несколько дней спустя оставшиеся в живых после нападения абрадов поднялись на борт корабля из Аккры, где они получили наконец медицинскую помощь.
Спасательная операция
Когда Ходжсон прибыл на побережье, 1000 человек, собранных из различных британских военных подразделений и полицейских сил, расположенных в Западной Африке, под командованием майора Джеймса Уиллкокса, вышли из Аккры. В ходе марша солдаты Уиллкокса отбили несколько хорошо защищённых фортов, которые занимали воины из союза племён Ашанти, самым крупным из них был форт в Кокофу, при взятии которого британцы понесли тяжёлые потери. Во время похода Уиллкокс приходилось постоянно преодолевать тяжёлые испытания, бороться с врагом на его территории и организовывать снабжение в условиях эффективной партизанской войны. В начале июля его силы прибыли в Беквай и подготовились для окончательного штурма Кумаси, который начался утром 14 июля 1900 года. Используя в качестве основной ударной силы воинов Йоруба из Нигерии, которые находились в составе пограничных войск, Уиллкокс взял четыре охраняемых частокола, наконец освободив форт вечером 15 июля, когда обитатели его находились всего в паре дней от капитуляции.
В сентябре, после летнего отдыха и ухода за больными и ранеными в ходе захвата Кумаси, Уиллкокс разослал летучие отряды в соседние районы, поддержавшие восстание. Его войска разгромили силы Ашанти в перестрелке на Обасси 30 сентября, а также уничтожили крепость и город Кокофу к северо-востоку от Беквай, где он ранее получил отпор, используя нигерийских солдат для охоты за бежавшими в леса ашанти, после того, как последние были разбиты. После штурма города капитан Чарльз Джон Меллисс был награждён Крестом Виктории за храбрость в атаке, единственный за всю кампанию, хотя ряд других должностных лиц получил Орден «За выдающиеся заслуги».
Яаа Асантева
Яаа Асантева была Королевой-Матерью Еджису (области в Федерации Ашанти) (сейчас находится в центральной части современной Ганы). Тогда Золотой Берег был британским протекторатом. Британцы поддерживали свой протекторат за счёт налогов собираемых в Федерации Ашанти с местного населения. Также колонизаторы захватили контроль над золотыми приисками Ашанти, лишив федерацию значительных доходов. Когда миссионеры стали создавать школы и вмешиваться в местные дела, ашанти почувствовали себя униженными англичанами.
Своей речью Яаа Асантева сплотила сопротивление колонизаторам:
Сейчас я вижу, что некоторые из вас боятся идти вперёд и бороться за нашего правителя. Во времена Осей Туту, Окомфо Аноки и Опоку Варе начальники не позволили бы захватить их правителя без единого выстрела. Ни один белый не мог себе позволить говорить с лидерами Ашанти так, как говорил губернатор этим утром. Неужто действительно храбрости Ашанти больше нет? Я не верю. Этого не может быть. Я должна сказать следующее: «Если вы, мужчины Ашанти, не пойдёте вперёд, то это сделаем за вас мы». Мы — женщины, сделаем это. Я призову наших женщин. Мы будем бороться с белыми мужчинами. Мы будем стоять на поле боя до последнего[1].
Возвращение ашантихене Премпех I в Ашанти
Тысячи людей, белых и чёрных, стекались к берегу, чтобы поприветствовать его. Они были глубоко разочарованы, когда стало известно, что не смогут увидеть Нана Премпеха, и что он должен был приземлиться в 5:30 вечера и сразу отправиться в Кумаси на специальном поезде. Через двадцать минут после прибытия поезда красивый автомобиль Нана Премпеха оказался в окружении людей. Было трудно создать условия и предпосылки для его возвращения. Красивый аристократично выглядящий человек в чёрном костюме и давно вышедшей из моды шляпе поднял руку на крики толпы. Этой благородной личностью был Нана Премпех[2].
Последствия
Ашанти потерпели поражение в бою, но выиграли войну. Несмотря на то, что Кумаси оказался включён в состав Британской империи, Ашанти в значительной степени сохранили свою автономию. Цель войны — защита Золотого Трона от британцев — была достигнута. Тем не менее, в следующем году многие лидеры Ашанти, включая Королеву-Мать Яаа Асантева, были арестованы и сосланы на Сейшельские острова, откуда им не позволяли вернуться на протяжении четверти века. За этот срок многие, в том числе сама Яаа Асантева, умерли. В городе Кумаси до сих пор сохраняется военный мемориал и несколько больших зданий колониальной эпохи, хотя он, вместе с остальными частями Золотого Берега, в конечном счёте были включены в состав Ганы.
Британцы никогда так и не захватили Золотой Трон. Он был спрятан в глубине джунглей во время войны, и несмотря на все усилия колониальной администрации его не удавалось обнаружить до 1920 года. Тогда он был случайно найден несколькими рабочими, которые оторвали золотые пластины, украшавшие Трон, лишив его «силы» в глазах племён ашанти. Рабочие были приговорены к смертной казни судом Ашанти, в юрисдикции которого они находились, однако вмешалась колониальная администрация, и казнь заменили ссылкой. Война стоила англичанам и их союзникам в общей сложности 1007 человек безвозвратных потерь. Среди племён Ашанти число погибших оценивается в 2000 человек.
См. также
Напишите отзыв о статье "Война Золотого Трона"
Примечания
Библиография
- Hernon, Ian. Britain’s Forgotten Wars (ISBN 0-7509-3162-0, 2002)
- Lewin, J. Asante before the British: The Prempean Years 1875—1900
Ссылки
- [www.ghanaweb.com/GhanaHomePage/people/pop-up.php?ID=175 Queen Mother of Ejisu Yaa Asantewaa] (англ.)
- [www.uiowa.edu/~africart/toc/history/giblinstate.html Introduction: Diffusion and other Problems in the History of African States] (англ.)
- [www.africanconservancy.org/member/furniture/stools2.html The Golden Stool] (англ.)
- [www.bbc.co.uk/worldservice/africa/features/storyofafrica/4chapter6.shtml West African kingdoms] (англ.)
Отрывок, характеризующий Война Золотого Трона
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
