Война Ифни

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Война Ифни

Испанское наступление в Северной Африке
Дата

23 октября 1957 года30 июня 1958 года

Место

Ифни

Причина

территориальный спор

Итог

Победа Франции и Испании

Изменения

Сектор Тарфая стал территорией Марокко, Испания сохранила большую часть своих владений.

Противники
Испания
Франция Франция
Марокканская освободительная армия
Командующие
Франсиско Франко</br>

Лопез Валенсия</br> Рамон Серрано Суньер

Бен Хамму
Силы сторон
10 000 30 000
Потери
~400 убито, 500 ранено ~8 000

Война ИфниИспании известна как Забытая война — исп. Guerra Olvidada) — боевые действия в 19571958 годах, проходившие между испанской армией и марокканскими партизанами в Южном Марокко, в то время являвшемся испанской колонией.





Причины

Прибрежный город Сиди-Ифни с 1860 года находился в составе Испанской колониальной империи. В дальнейшем под контроль Испании перешёл ряд территорий южнее города. В 1946 году все эти территории были преобразованы в Испанскую Западную Африку.

После получения независимости в 1956 году Марокко стала претендовать на соседние испанские территории, утверждая, что они исторически и географически являются частью Марокко.

Ход конфликта

10 апреля 1957 года в Ифни начались антииспанские выступления, инспирированные Марокко. Для их подавления Франсиско Франко отправил в Африку подразделения Испанского легиона. В ответ на это 23 октября 1500 марокканских солдат заняли две деревни на окраине Сиди-Ифни - Гюльмен и Бу-Изарген.

Штурм Ифни

Боевые действия начались в ноябре. 21 ноября испанское командование получило информацию, что марокканцы готовят нападение на Ифни из района Тафраута. Два дня спустя испанские линии связи были перерезаны, и 2000 марокканских солдат пошли на штурм Ифни и складов оружия вокруг города. Штурм был отбит гарнизоном, но два испанских аванпоста были брошены после атак марокканцев, а сам город оказался в осаде.

Тилуин

У Тилуина 60 ополченцев под командованием испанских офицеров сдерживали атаки нескольких сотен марокканцев. 25 ноября попытка прорыва провалилась. Чтобы вывести отряд из окружения, испанцы привлеки пять бомбардировщиков CASA 2.111 и высадили десант из 75 парашютистов. 3 декабря солдаты 6 батальона Испанского легиона смогли прорвать осаду Тилуина и отвоевать аэродром. Все военные и гражданские сотрудники были затем эвакуированы по суше в Сиди-Ифни.

Осада Сиди-Ифни

Боевые действия велись небольшими пехотными подразделениями и почти без применения техники, хотя испанцы использовали авиацию. После провала штурма Ифни марокканцы взяли город в осаду и начали расширять плацдармы в окрестностях города. В течение двух недель марокканцы и их племенные союзники утверждали контроль над большей частью Ифни, изолируя испанские подразделения от столицы региона. Одновременно они проводили атаки со стороны Испанской Сахары, нападая на гарнизоны и устраивая засады на конвои и патрули.

Марокканские подразделения рассчитывали вызвать в Сиди-Ифни народное восстание, но недооценили силу испанских укреплений. Снабжаемый с моря ВМС Испании и изрытый километрами траншей Сиди-Ифни к 9 декабря имел 7500 защитников и выглядел неприступным. Осада, продлившаяся до июня 1958 года, стала относительно бескровной, так как Испания и Марокко сосредоточили свои ресурсы на театре боевых действий в Сахаре.

Бой при Эчере

Наиболее известным событием войны стал бой при Эчере. В январе 1958 года Марокко удвоила численность своих войск в районе Ифни, реорганизовав все армейские подразделения на испанской территории в «Марокканскую освободительную армию» (МОА).

12 января подразделения МОА напали на испанский гарнизон в Эль-Аюне. Атака не удалась, и марокканцы были вынуждены отступить на юго-восток. Здесь они на следующий день в районе Эчеры натолкнулись на две роты 13-го батальона Испанского легиона, которые вели разведывательную миссию. Находясь в меньшинстве, испанцы стойко встретили огонь марокканцев и вынудили их отступить с тяжёлыми потерями. Стычки продолжались до темноты, и к вечеру марокканцы, рассеянные по окрестностям, оставили позиции и беспорядочно отступили.

Завершение кампании

В феврале 1958 года испанские силы при поддержке Франции начали успешное наступление против марокканцев. Испанцы и французы направили в регион объединенный воздушный флот из 150 самолетов, а также 9000 испанских солдат и 5000 французских. Марокканские горные лагеря в Тан-Тан были разбомблены, МОА потеряла 150 бойцов. 10 февраля три испанских батальона, организованных в моторизованные группы, рассеяли марокканцев у Эчеры и прорвались до Тафурдата и Смары.

Испанская армия в районе Эль-Аюн при поддержке французов ударила по позициям марокканцев 21 февраля, разрушив их укрепления между Бир-Назараном и Аузертом.

Последствия

Боевые действия были завершены после подписания испано-марокканского соглашения в Ангра-де-Синтра в апреле 1958 года. Испания уступала Марокко территорию Мыса Хуби, сохранив за собой Сиди-Ифни (до 1969 года) и Западную Сахару (до 1975 года).

См. также

Напишите отзыв о статье "Война Ифни"

Литература

  • SANTAMARÍA, Ramiro. Ifni-Sahara, la guerra ignorada, Dyrsa, Madrid, 1984.
  • CASAS DE LA VEGA, Rafael. La última guerra de Africa, Servicio de Publicaciones del Estado Mayor del Ejército, Madrid, 1985.
  • DIEGO AGUIRRE, José Ramón. “Ifni, la última guerra colonial española” en Historia 16 nº 167 (1990).
  • TAMBURINI, FRANCESCO. "Ifni-Sahara, 1957–1958: una guerra coloniale dimenticata", in "Eserciti e Storia", n. 42, a. VII, JULY-AUGUST 2007

Ссылки

  • www.ahistcon.org/docs/murcia/contenido/pdf/02/marcelino_sempere_domenech_taller02.pdf  (исп.)

Отрывок, характеризующий Война Ифни

Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…