Война Канудус
| Война Канудус | |||
 40-й пехотный батальон в Канудус | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Северо-восток штата Баия | ||
| Итог |
Победа правительственных войск | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Война Кану́дус (порт. Guerra de Canudos), также восстание Кану́дус — крупный вооружённый конфликт, произошедший в 1896—1897 годах между властями Бразилии и группой из 25—30 тысяч поселенцев, которые основали собственное поселение Канудус в северо-восточной части штата Баия.
Зарождение движения
После отмены в Бразилии рабства в 1888 году на пустующие земли северо-востока провинции Баия стали стекаться толпы освобождённых рабов, безземельных крестьян, бедных индейцев, преступников и других маргинальных элементов. Ими было основано поселение Канудус, ставшее центром своеобразной крестьянской общины. К 1896 году в Канудусе проживало около 25—30 тысяч жителей[1].
В это время в Бразилии началась каучуковая лихорадка. Каучуковые компании предприняли попытку вторгнуться в Канудус и поработить его обитателей, но натолкнулись на сопротивление местного населения, которое было фанатически предано своим землям[2]. В качестве защитника сельской бедноты выступил мистик Антониу Масиэл по прозвищу Консельейру (это прозвище можно перевести как «Советник»[3], «Наставник»[4], «Проповедник» или «Утешитель»[5]).
Антониу Консельейру организовал в Канудусе религиозную коммуну из 9 тысяч человек, объявил себя пророком и в своих проповедях обещал лучшую жизнь и возвращение первого португальского короля Себастьяна[3]. Консельейру выступал против республиканского строя, сравнивая республику с антихристом, и призывал к отказу подчиняться её законам и платить налоги[4]. За несколько лет число сторонников Консельейру выросло по разным оценкам от 20 до 30 тысяч человек из штатов Сеара, Пернамбуку, Сержипи и Баия. Это было доведённое до отчаяния бедностью и голодом население, которому нечего было терять.
Восстание
Под руководством Консельейру участники восстания начали грабить проезжих торговцев и местных помещиков. Правительство штата Баия всеми силами пыталось восстановить порядок, однако повстанцы сумели построить примитивные укрепления и разбили несколько отрядов полиции, посланных против них штатом, а затем и федеральные подкрепления. Таким образом, восставшие обзавелись трофейным оружием и боеприпасами.
В конце концов в ситуацию пришлось вмешаться федеральному правительству, которое объявило всех участников восстания сторонниками реставрации монархии, а следовательно — врагами республики и демократии. На борьбу с восставшими была послана 8-тысячная армия, включая тяжёлую артиллерию. Военная операция растянулась на много месяцев. В сентябре 1897 года не стало Антониу Консельейру[6], вскоре после этого восстание было окончательно разбито.
Правительственные войска потеряли более 4 тысяч человек убитыми, поселение Канудус было стёрто с лица земли, а большая часть его населения уничтожена. Власти Бразилии не разрешали упоминать о восстании в печати в течение последующих пяти лет[1].
Отражение в культуре
Подробности подавления восстания Канудус были живо описаны писателем и очевидцем тех событий Эуклидисом да Куньей в книге «Сертаны» (1902), которая сейчас является классическим произведением бразильской литературы[2][4]. Восстанию в Канудус посвящена книга перуанского писателя Марио Варгаса Льосы «Война конца света» (исп. La guerra del fin del mundo), написанная в 1981 году[7].
В 1997 году в Бразилии был снят фильм «Война Канудус», также повествующий о событиях восстания.
Восстание Канудус и его предводитель Антониу Консельейру упоминаются в советской фантастической повести-буриме "Летающие кочевники" (1968).
Напишите отзыв о статье "Война Канудус"
Примечания
- ↑ 1 2 Канудусское восстание // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978..</span>
- ↑ 1 2 [web.archive.org/web/20130421095953/mesoamerica.narod.ru/Latin/brazil_history_thomas11.html А. Б. Томас. Бразильская республика (1890-1930)].
- ↑ 1 2 [www.braziliada.ru/brazil/presidents/presidents_a1.shtml Braziliada - Все президенты Бразилии. Старая республика.]
- ↑ 1 2 3 [www.krugosvet.ru/enc/strany_mira/BRAZILIYA.html?page=0,28 Первая бразильская республика] в энциклопедии «Кругосвет».
- ↑ [www.rubricon.com/qe.asp?qtype=6&cid={72A2B3FC-CE38-45EC-8236-6385B08A4A6F}&aid=19&id=-1 Антониу Консельейру] в энциклопедическом справочнике «Латинская Америка».
- ↑ Антониу Консельейру // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978..</span>
- ↑ [www.ozon.ru/context/detail/id/5106303/ Марио Варгас Льоса. Война конца света].
</ol>
См. также
Отрывок, характеризующий Война Канудус
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
