Война Текумсе

Война Текумсе или Восстание Текумсе — вооружённый конфликт между США и Конфедерацией Текумсе, происходивший на Старом Северо-Западе США с 1811 года по 1812 год.

Образование индейского союза

После заключения Гринвилльского договора индейские племена, принимавшие участие в Северо-западной войне, стали покидать свои земли. Многие племена стали селиться на землях майами, смешиваться друг с другом и основывать совместные поселения.

В 1805 году среди шауни объявился пророк по имени Лалаветика. Его духовное учение призывало к отказу от межплеменных войн и ограничению контактов с белыми людьми, которые, по его мнению, являлись причиной многих бед индейцев. Он призывал к отказу от алкоголя, одежды и товаров белого человека. Лалаветика сменил своё имя на Тенскватава, в переводе с языка шауни — Открытая Дверь. После того, как он предсказал солнечное затмение в 1806 году, количество его последователей стремительно возросло. Тенскватава являлся братом Текумсе, уважаемого военного лидера шауни.

Растущая популярность Тенскватавы привлекала к нему новых последователей Вождь племени потаватоми Уинамак пригласил Тенскватаву, Текумсе и их людей на земли своего племени, на северо-западе современного штата Индиана. Тенскватава приглашение принял и основал поселение Профетстаун или Город Пророка, недалеко от места слияния рек Уобаш и Типпекану.

В результате в районе Профетстауна образовался индейский альянс, ставший известным как Конфедерация Текумсе. Военным лидером индейского союза стал Текумсе. В состав союза входили: шауни, делавары, потаватоми, фоксы, сауки, кикапу, веа, майами, оттава, пианкашо, минго, сенека, оджибве, чикамога-чероки и вайандоты. Под руководством Текумсе находилось около 3000 воинов, разбросанных на территории Старого Северо-Запада.

Договоры Гаррисона

В 1800 году губернатором Территории Индиана был назначен Уильям Генри Гаррисон, бывший адъютант генерала Энтони Уэйна. Он стремился завладеть правами на индейские земли, чтобы привлечь поселенцев. Гаррисон заключил с индейцами многочисленные договоры о землепользовании, в том числе договор в Форт-Уэйне 30 сентября 1809 года, по которому вожди индейцев продали три миллиона акров (около 12 000 км²). Военный лидер шауни, Текумсе, настаивал, что договор, заключённый в Форт-Уэйне, незаконен. Он отверг этот договор и начал объединять недовольных из разрозненных индейских племён. Текумсе планировал объединить все индейские племена северо-востока и востока США.

В 1810 году на совещании с Гаррисоном он потребовал, чтобы президент США отменил договор, и предупредил, что американцы не должны пытаться поселяться на землях, проданных по договору. Гаррисон не согласился с ним и настаивал, что племена могут иметь индивидуальные отношения с США. Текумсе предупредил Гаррисона, что он будет искать союз с Британией, если конфликт перерастёт в войну. В августе 1811 года Текумсе вновь встретился с Гаррисоном в Винсенсе (англ.), в столице Территории Индиана, где заверил его, что шауни хотели бы остаться в мире с США, но должны быть урегулированы разногласия между ними. Возможно, лидер шауни хотел таким образом выиграть время и усилить конфедерацию. После встречи с Гаррисоном Текумсе отправился на юг, чтобы встретиться с представителями Пяти цивилизованных племён. Большая часть южан отклонила призыв Текумсе, его поддержала лишь часть криков.

Сражение при Типпекану

Во время отсутствия военного лидера конфедерации Уильям Гаррисон собрал отряд из солдат и ополченцев и в начале ноября 1811 года двинулся к Профетстауну. Под руководством Гаррисона находились 250 солдат 4-го американского пехотного полка, 100 добровольцев из Кентукки и почти 700 ополченцев Индианы.

Отправляясь на встречу с представителями Пяти цивилизованных племён, Текумсе запретил брату вступать в вооружённый конфликт с американцами, однако несколько индейских воинов напали на поселения белых, расположенных неподалёку от Профетстауна. Нападение индейцев послужило предлогом для вооружённого вторжения Гаррисона. Тенскватава в отсутствии Текумсе оказался перед выбором — готовиться к сражению или идти на мирные соглашения с американцами. В результате индейцы решили атаковать армию США. 7 ноября 1811 года состоялось сражение между воинами конфедерации и американцами. Индейцы потерпели поражение в битве, а Профетстаун был сожжён. На следующий день армия Гаррисона вернулась в Винсенс.

Окончание войны

Поражение в битве при Типпекану стало тяжёлым ударом для конфедерации Текумсе. Тенскватава потерял многих своих последователей и доверие своего брата. Сам Текумсе попытался восстановить индейский союз и вернуть ему былую мощь.

С началом англо-американской войны Текумсе, вместе со своими сторонниками, присоединился к британской армии. Его воины сыграли решающую роль при взятии британцами Детройта, а сам Текумсе был произведён в бригадные генералы британской армии.

Текумсе погиб 5 октября 1813 года. Он был убит в сражение на реке Темзе, в рукопашной схватке. С его смертью окончательно распался индейский союз.

Литература

• A. J. Langguth. Union 1812: The Americans Who Fought the Second War of Independence. — New York: Simon & Shuster, 2006. — ISBN 0743226189.
• Robert M. Owens. [books.google.com/?id=bKWrfrjrLEUC&printsec=frontcover&dq=Mr.+Jefferson%27s+Hammer: Mr. Jefferson's Hammer: William Henry Harrison and the Origins of American Indian Policy]. — Norman, Oklahoma: University of Oklahoma Press, 2007. — ISBN 9780806138428.
• Mark C. Carnes, Yanek Mieczkowski. [books.google.com/?id=jK8w5ekxUKgC&printsec=frontcover The Routledge Historical Atlas of Presidential Campaigns]. — New York, NY: Routledge, 2001. — ISBN 0415921392.

Ссылки

• [umbrigade.tripod.com/articles/tippecanoe.html Article on the Tippecanoe campaign]

Отрывок, характеризующий Война Текумсе

Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.