Война Шестой коалиции (осада крепостей в 1813)

Война Шестой коалиции (осада крепостей в 1813) — излагаются боевые действия союзников против крепостей с французскими гарнизонами в ходе кампании 1813 года. Общий ход боевых действий между Наполеоном и союзными войсками 6-й коалиции описан в статье Война Шестой коалиции.

Общие сведения

В войне 6-й коалиции 1813—1814 гг. против Наполеона осады крепостей не играли решающей роли. Наполеон в начале 1813 пытался задержать продвижение русских армий, опираясь на цепочку крепости по Висле, однако из-за малочисленности французских сил (после уничтожения Великой армии в России) этот план не удался. Также не удалось остановить наступление союзников по линии Одера благодаря восстанию Пруссии против Наполеона. Наполеон остановил союзные армии в районе Эльбы, где развернулись основные сражения кампании 1813 года.

Союзники не задерживались для захвата крепостей, оставляя их в своём тылу при наступлении. Для блокады назначались ограниченные силы, часто по численности уступающие гарнизонам крепостей. Русские привлекали для осадных действий ополчения, пруссаки использовали для этого ландвер. Крепости и в особенности города с большими гарнизонами изолировались от театра основных боевых действий, затем осадно-штурмующие действия начинались по мере усиления осадных сил. Такая стратегия союзников принесла блестящий успех, позволив им с малым уроном нанести невосполнимые потери Наполеону.

После разгрома Наполеона в октябре 1813 под Лейпцигом все французские крепости по Висле, Одеру и Эльбе капитулировали к январю 1814 за исключением Гамбурга и Магдебурга. В результате Наполеон лишился по приблизительным оценкам 130—170 тыс. солдат и 2 тысячи орудий, крайне необходимых ему для защиты самой Франции от войск 6-й коалиции (см. статью Война Шестой коалиции).

В публикациях встречаются разные даты капитуляции некоторых крепостей, расхождения достигают месяца. Это вызвано растянутым по времени процессом капитуляции, от подписания соглашения, его утверждения и до сдачи в плен проходили дни. Таким образом авторы указывают дату какого-то из этапов капитуляции, не всегда окончательного. Также в некоторых источниках указывают численность гарнизонов по количеству пленных, захваченных союзниками при капитуляции крепостей.

Крепости по линии Вислы

Русские армии, выйдя за границу Российской империи в январе 1813, с ходу преодолели линию французской обороны по Висле. Армия Витгенштейна прошла по Пруссии, оставив для блокады Данцига отдельный корпус; армия Кутузова в феврале мирно заняла Варшаву на средней Висле и выслала отряды для блокады крепостей, занятых польско-французскими гарнизонами. По линии Вислы находились основные крепости с французско-польскими гарнизонами:

• Данциг (35 тыс., 1300 орудий, ген. Рапп) на побережье Балтики в устье Вислы.
• Торн (5,5 тыс., 52 орудия, ген. Поатвен) на правом берегу Вислы примерно между Данцигом и Варшавой.
• Модлин (до 5,5 тыс., 120 орудий, ген. Дендельс) на Висле в 30 км от Варшавы ниже по течению.
• Замостье (4,5 тыс., 130 орудий, ген. Гауке) на юге Польши в 100 км к востоку от Вислы.

Осада Данцига. Январь—декабрь 1813

Данциг был блокирован 6 (18) января 1813 отрядами русской армии Витгенштейна. Гарнизон под началом генерала Раппа состоял из остатков Великой Армии, уцелевших в походе на Россию. Его численность сильно варьируется в различных источниках. По сведениям историка М. И. Богдановича под началом Раппа было 35 тыс. солдат при общем числе боеспособных в 10 тыс., французский историк 1-й половины XIX века Тьер называет цифру в 28 тыс. солдат. Верхняя оценка численности достигает 40 тыс. солдат.

Когда Данциг капитулировал, в плен сдалось 15 тыс. солдат и офицеров. Так как эпидемий и голода в гарнизоне во время осады не отмечено, то следует отнести большие расхождения в оценках численности как на дезертирство деморализованных многонациональных войск, так и на высокую смертность от болезней после Русской кампании.

Блокадой Данцига руководил вначале ген.-лейтенант Левиз с 13-тыс. корпусом, в апреле 1813 начальство перешло к ген.-от-кавалерии герцогу Александру Вюртембергскому. В сентябре русские и пруссаки после подвоза осадной артиллерии приступили к подготовке штурма, однако гарнизон успешно препятствовал проведению осадных работ, и без того затруднённых погодными условиями и болотистой местностью. Положение изменилось после разгрома Наполеона под Лейпцигом в октябре 1813. Театр основных боевых действий сместился во Францию. Генерал Рапп хотел сдать город на условии ухода гарнизона во Францию, однако ему пришлось принять полную капитуляцию перед союзниками. В официальном французском донесении причиной капитуляции назывался голод, хотя в своих мемуарах князь Волконский отмечал лучшее состояние пленных из гарнизона по сравнению с осаждающими.

21 декабря 1813 (2 января 1814) гарнизон сложил оружие. За время осады союзники потеряли (в основном от болезней) до 10 тыс. человек, убито до 1300 русских.

Осада Торна. Январь—апрель 1813

Гарнизон Торна (5,5 тыс. баварцев и французов) под командованием генерала Поатвена был блокирован 16 (28) января 1813 войсками адмирала Чичагова. Затем командование осадным корпусом (18 тыс., 38 осадных орудий) передано генералу Барклаю-де-Толли. В 1-й половине апреля 1813 начались осадные действия с земляными работами и подготовкой штурма. 13—15 апреля проведена бомбардировка крепости из крупнокалиберных орудий и мортир. 4 (16) апреля 1813 гарнизон сдал крепость на условиях беспрепятственного ухода в Баварию и отказа от участия в кампании.

Потери русских при проведении осадных действий составили менее 200 человек, из них 28 убитыми.

Осада Модлина

Модлин представлял собой крепость на правом берегу Вислы в месте впадения в неё реки Нарева недалеко от Варшавы. Крепость была реконструирована по приказу Наполеона в 1812 с помощью французских инженеров, хотя работы полностью не были завершены. Гарнизон Модлина насчитывал 3 тыс. польских солдат, 2 тыс. саксонцев и несколько сотен французских артиллеристов под началом дивизионного генерала Г. В. Дендельса. Артиллерия состояла из 120 орудий.

16 (28) февраля 1813 крепость блокировал 7-тыс. корпус ген.-майора Паскевича с 48 орудиями. После капитуляции Торна в апреле осадную артиллерию перебросили к Модлину, однако из-за недостатка сил было решено ограничиться блокадой крепости. Когда численность войск Паскевича увеличилась до 28 тыс., русские начали правильную осаду с инженерными работами и бомбардированием крепости. Штурм был прерван июньским перемирием с Наполеоном. Корпус Паскевича влился в армию Беннигсена, направляющуюся на соединение с Главной армией в Саксонию. Осаду возглавил ген.-лейтенант Клейнмихель, в состав его войск входило 10-тыс. ополчение.

Крепость капитулировала 19 ноября (1 декабря) 1813, в плен взято 3 тыс. солдат.

Осада Замостья

Крепость Замостье (совр. польский Замосць) лежала на плато в 100 км к востоку от Вислы и была прикрыта болотистыми речками. Гарнизон состоял из 4500 поляков под началом дивизионного генерала Гауке.

10 (22) февраля 1813 крепость блокировал 3-тыс. русский отряд ген.-лейтенанта Радта. Позднее, когда войска были усилены полтавским, черниговским и другими ополчениями, численность блокадного корпуса достигла 4700 человек при 16 орудиях.

27 апреля полякам удалось совершить удачную вылазку и захватить 4 орудия.

Крепость капитулировала 10 (22) ноября 1813, в плен взято 4 тыс. солдат.

Крепости по линии Одера

По линии Одера осаждались крепости:

• Штеттин (8—12 тыс., 350 орудий, ген. Грандо) в устье Одера. Блокада началась 18 марта 1813 силами 11-тыс. прусского корпуса генерала Тауенцина с помощью шведских канонерок (небольших артиллерийских кораблей). Летом блокаду возглавил ген.-майор Плец. Капитулировала 21 ноября 1813 из-за недостатка провизии.
• Кюстрин (4 тыс., ген. Фурнье-д’Альб) к востоку от Берлина при впадении реки Варты в Одер. Блокада началась 9 марта 1813, 17 марта блокаду возглавил граф Воронцов с 4-тыс. отрядом при 26 орудиях. 14 апреля блокаду продолжил 2-тыс. отряд ген.-лейтенанта Капцевича. Капитулировала в январе 1814.
• Глогау (6—8 тыс., ген. Лаплан) на Одере в северной Силезии. Блокада началась 13 марта 1813 отрядом графа Сен-При, затем 2 апреля передана прусскому отряду ген.-майора Зендена (4,5 тыс., 14 орудий). 26 мая осада была снята ввиду приближения французских войск. Капитулировала в январе 1814.
• Шпандау (3,2 тыс., ген. Бруни) под Берлином, между Эльбой и Одером. Капитулировала 21 апреля 1813.

Осада Шпандау. Январь—апрель 1813

Крепость Шпандау находилась в 15 км к западу от Берлина при устье реки Шпрее, вплотную к ней примыкал через мост одноимённый город. Имела форму квадрата, окружённого двойным рвом с водами реки Хафель. Гарнизон состоял из 3200 солдат (из них 1800 поляков) под командованием генерала Бруни.

После занятия Берлина русскими войсками крепость Шпандау начали блокировать с 15 марта. 1 апреля блокаду возложили на генерал-майора Тюмена с небольшим прусским отрядом в 1800 солдат (из них 400 русских кавалеристов). Небольшое количество осаждающих объясняется возможностью быстро получить подкрепления из Берлина. До прибытия осадной артиллерии действия пруссаков ограничивались постройкой мостов через реки Шпрее и Хафеля, заготовкой материалов для осадных работ. С прибытием 8 апреля гаубиц начались обстрелы гарнизона. 11 апреля подвезли шесть 50-фунтовых мортир, а через несколько дней боеприпасы к ним.

17 апреля началось бомбардирование крепости из мортир, брошено 380 бомб. На следующий день к обстрелу крепости добавились батареи более мелких калибров. Удалось взорвать один из пороховых погребов, в результате чего обрушилась часть крепостной стены. 20 апреля пруссаки пошли на штурм, но были отбиты с уроном до 50 человек. В городе сгорело 60 домов от случайных попаданий снарядов.

21 апреля 1813 комендант Шпандау признал невозможным дольше держаться в казематах, не предназначенных для защиты более тысячи человек, и согласился на сдачу крепости, получив дозволение отступить за Эльбу. Захвачено 115 орудий и 5400 ружей.

Крепости по линии Эльбы

По линии Эльбы осаждались крепости:

• Гамбург (30—40 тыс., маршал Даву) в устье Эльбы; сдан 27 мая 1814 после завершения войны.
• Магдебург (25 тыс., ген. Лемарруа) на западе Пруссии; сдан 24 мая 1814 после завершения войны.
• Виттенберг (3 тыс., 96 орудий, ген. Лануан) в Саксонии. Осада началась 28 декабря 1813, взят штурмом 13 января 1814 войсками прусского генерала Тауенцина. Потери пруссаков в осаде составили около 800 человек, в плен взято 1300 французов, остальные перебиты при штурме.
• Торгау (25 тыс., 250—300 орудий, ген. Нарбонн) в Саксонии. После отступления Наполеона во Францию в крепости укрылось до 25 тыс. солдат, среди которых благодаря скученности распространилась сильнейшая эпидемия тифа. К капитуляции в живых осталось только около 10 тыс. солдат. Капитулировал 26 декабря 1813.
• Дрезден (35 тыс., 212 орудий, маршал Сен-Сир), столица Саксонии; капитулировал 7 ноября 1813.

Гамбург. Май 1813 — Май 1814

Гамбург в устье Эльбы был занят 7 марта 1813 отрядом полковника Теттенборна, состоявшем в основном из казаков и гусар. Для обороны Гамбурга и нижней Эльбы союзники располагали 1500 русских солдат Теттенборна, 2-тысячным ополчением (Ганзейский легион) жителей Гамбурга и мекленбургским батальоном в 400 человек.

9 мая французский корпус Вандамма захватил Вильгельмсбург, остров на Эльбе напротив Гамбурга. На помощь Гамбургу 11 мая пришёл 2-тысячный отряд датчан. 14 мая французы стали обстреливать пригороды Гамбурга с острова Федель.

19 мая датские войска покинули Гамбург, так как союзные державы настаивали на уступке датской Норвегии шведам, следствием чего датчане выбрали союз с Наполеоном. 21 мая Теттенборн призвал на помощь 4 шведских батальона из соседней Шведской Померании, однако через 3 дня батальоны ушли из города по приказу шведского кронпринца Бернадота. 30 мая 1813 Гамбург был занят без боя датской дивизией, которая вечером передала город французскому корпусу (8 тыс.) маршала Даву, назначенному начальником 32-го военного округа с диктаторскими полномочиями.

Наполеон приказал превратить Гамбург в крепость, способную выдерживать штурм 50-тысячной армии в течение 20 дней. Даву обложил жителей зажиточного торгового города огромной контрибуцией в 48 млн франков, с июня до конца 1813 на строительстве укреплений принудительно трудилось до 10 тысяч горожан и наёмных рабочих. Дома, на месте которых возводились редуты, сносились за счёт города. Дисциплина в войсках поддерживалась расстрелами, сами горожане страдали от разорительных денежных взысканий и конфискаций.

В распоряжении Даву был 13-й пех. корпус и датские войска, которые вместе насчитывали по разным оценкам от 30 до 40 тыс. солдат. По окончании летнего перемирия Даву совершил 17 августа вылазку из Гамбурга, напав на осадный корпус графа Вальмодена (28 тыс.). Он захватил близлежащий Лауэнбург, затем двинулся на Шверин, где стоял 10 дней в ожидании развития похода на Берлин маршала Удино. Узнав о поражении Удино, вернулся в Гамбург.

После битвы под Лейпцигом блокада Гамбурга осуществлялась Северной армией Бернадота, который направил основной удар против Дании. Командование осадным корпусом в ноябре 1813 было поручено российскому генералу Беннигсену.

Первый штурм города Беннигсен произвёл 9 февраля 1814 год, следующий — 17 февраля. Оба оказались неудачными. 27 февраля Беннигсен предпринял ещё одну, ночную, атаку. Она также была отбита французами. После чего было принято решение больше город не штурмовать, ограничившись осадой.

Получив 25 апреля известие об отречении Наполеона (состоявшееся 6 апреля), Даву не поверил, потребовал независимого подтверждения. 29 апреля над городом появились белые флаги. Ещё месяц велись переговоры о сдаче города.

Маршал Даву сдал Гамбург 27 мая 1814 года, подчиняясь приказу нового короля Франции Людовика XVIII. Капитуляцию принял Л. Л. Беннигсен.

За время осады французы потеряли около 11 тыс. солдат и офицеров.

Дрезден. Октябрь—ноябрь 1813

Когда армии союзников двинулись к Лейпцигу, они оставили против группировки французских войск в Дрездене сводный корпус ген.-лейтенанта Толстого (24 тыс., 64 орудия). Гарнизон Дрездена насчитывал по данным союзников 18 тыс. солдат, но так как город являлся тыловым центром армии Наполеона, там скопилось большое количество больных и раненых солдат. Общая численность группировки оценивается историками в 35 тыс. человек; состояла из 1-го корпуса (ген. Ж. Мутон), 14-го корпуса (маршал Сен-Сир) и 4-тыс. гарнизона города. Артиллерия была представлена 95 орудиями французских корпусов и 117 крепостными пушками.

15 октября маршал Сен-Сир сделал вылазку силами 4-х дивизий против отрядов Толстого, разрушил возводимые против него укрепления и захватил понтонный парк русских. 20 октября французы отошли обратно в Дрезден при подходе 10-тыс. австрийского подкрепления из Богемии. После битвы под Лейпцигом союзники послали австрийский корпус Кленау (25 тыс.) для усиления блокады Дрездена. 29 октября 1813 войска Толстого и Кленау отогнали французов из окрестностей Дрездена за укрепления внутрь города. В результате боёв войска Сен-Сира понесли большие потери, главным образом из-за дезертирства немецких солдат.

Квартирование армии Наполеона в Дрездене перед уходом на Лейпциг истощило склады, так что группировка маршала Сен-Сира не имела запасов продовольствия. Ранним утром 6 ноября он произвел попытку прорыва блокады, около 10 тыс. солдат с 1 тыс. кавалерии и большим обозом двинулись на соединение с гарнизоном Торгау. Отряд был перехвачен войсками союзников и после стычек, стоивших французам около 900 человек, вернулся в Дрезден.

К голоду добавилась эпидемия тифа среди французских солдат, большое количество раненых и больных оказалось без помощи. Сен-Сир предложил союзным генералам сдачу Дрездена и оружия на условиях пропуска безоружных солдат во Францию с обязательством не воевать против союзников, пока не будет произведен возврат союзникам пленных. 9 ноября эти условия были подписаны австрийским командующим Кленау, затем утверждены другими союзными генералами. Французы, сложив оружие, начали отправляться большими партиями на родину с 12 ноября.

Когда разоружённые французские войска 17 ноября достигли Альтенбурга, их остановил запрет царя Александра I и Шварценберга на данные условия капитуляции. Сен-Сиру предложили сдачу в плен, либо отход в Дрезден с возвращением его войскам оружия. Маршал выбрал плен. Сдались: 1 маршал, 31 дивизионных и бригадных генералов, более 1700 офицеров и 27700 солдат (из них 6 тыс. осталось в госпиталях).

Согласно надписи на 48-й стене галереи воинской славы Храма Христа Спасителя у русских выбыло за время осады 1500 солдат.

Отрывок, характеризующий Война Шестой коалиции (осада крепостей в 1813)

– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.