Война за Огаден (1977—1978)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Война за Огаден»)
Перейти к: навигация, поиск
Война за Огаден
Дата

июль 1977[1] — 15 марта 1978

Место

Огаден, Эфиопское Сомали

Причина

территориальный спор

Итог

поражение Сомали

Противники
Эфиопия
Куба
СССР
Южный Йемен
Сомали
ФОЗС
Командующие
Менгисту Хайле Мариам
Фидель Кастро
Арнальдо Очоа[2]
Василий Петров
Мухаммед Сиад Барре
Мухаммед Али Саматар
Силы сторон
к началу войны:
47 тысяч солдат[3]
к концу войны:
75 тысяч солдат[4]
18 тысяч[2]
1500 военных советников[5]
2 тысячи[6]
к началу войны:
35 тысяч солдат[3]
20 тысяч боевиков[5]
к концу войны:
63 тысячи солдат[7]
Потери
Эфиопия:
6,133 убитых[8]
10,563 раненых[8]
3,867 попали в плен или пропали без вести (включая 1,362 дезертиров)[8][9]
Куба:
400 убитых[9]
Южный Йемен:
100 убитых[9]
СССР:
33 убитых[10]
Потери в технике:
23 самолёта[8]
139 танков[8]
1,399 единиц транспорта[8]
6,453 убитых[8]
2,409 раненых[8]
275 попали в плен или пропали без вести [8]
Потери в технике:
28 самолетов[8]
72 танка[8]
90 единиц транспорта[8]

Война за Огаден (также известна как эфиопо-сомалийская война) — война между Эфиопией и Сомали за контроль над спорным регионом Огаден в 19771978 годах. Причиной войны стала попытка Сомали присоединить населённую преимущественно сомалийцами эфиопскую провинцию Огаден. В конце осени 1977 года был разорван советско-сомалийский договор о дружбе и сотрудничестве, так как Советский Союз и его союзники поддержали Эфиопию. При помощи 18-тысячного кубинского и 2-тысячного южнойеменского контингентов эфиопские войска вынудили сомалийскую армию покинуть территорию Эфиопии.





Предпосылки

Сразу же после провозглашения независимости в 1960 году Сомали выдвинуло территориальные претензии к соседним государствам. Правительство страны опубликовало манифест о воссоздании так называемой «Великой Сомали», в которое должны были войти населённые сомалийцами части Эфиопии, Кении и Джибути. В 1969 году в результате Октябрьской революции к власти пришёл Мохаммед Сиад Барре, провозгласивший курс на построение социализма, что привело к сближению между Сомали и СССР. Однако Барре не отказался от территориальных претензий к соседям.

Одной из территорий, принадлежность которой оспаривала Сомали, была эфиопская провинция Огаден, населённая преимущественно сомалийцами. Претензии привели к тому, что уже в 1964 году между двумя странами произошёл кратковременный пограничный конфликт.

Эфиопия была полной противоположностью молодому сомалийскому государству. Одна из древнейших стран мира, никогда не терявшая своей независимости (за исключением короткого периода итальянской оккупации в 19361941 годах). К 1960-м годам она уже семь веков являлась империей и на этот момент поддерживала тёплые отношения с США. Однако страна стала испытывать возрастающие проблемы, связанные с сепаратизмом в некоторых регионах, особенно в Эритрее, где началась партизанская война. В 1974 году в результате военного переворота император Хайле Селассие был свергнут, а к власти пришла хунта левых военных. Нестабильностью в Эфиопии воспользовалось Сомали, начавшее оказывать поддержку Фронту освобождения Западного Сомали (ФОЗС). С середины 1970-х Фронт вёл вооружённую борьбу за отделение Огадена от Эфиопии и присоединение его к Сомали.

Видя сложную постреволюционную ситуацию в соседней стране и будучи уверен в советской поддержке (так что даже не пожелал проконсультироваться с советским руководством), Мохаммед Сиад Барре принял решение захватить Огаден военным путём. Армия Эфиопии имела на вооружении в основном американскую технику и готовилась американскими военными инструкторами.

Ход войны

В июле 1977 года сомалийская армия вторглась в Огаден[1]. Эфиопия разорвала дипломатические отношения с Сомали только 8 сентября 1977 года, ссылаясь на то, что Сомали 23 июля «предприняло ничем не спровоцированную и открытую агрессию против Эфиопии, используя регулярные наземные и воздушные части. С этого дня между Сомали и обороняющейся Эфиопией идёт настоящая война».

Продвижение сомалийцев на севере оказалось небольшим: лишь 13 сентября они наконец сумели взять Джиджигу, а к концу месяца подошли к Харару. Здесь наступление было окончательно остановлено и бои перешли в позиционную стадию.

Некоторые военные успехи сомалийцев были перечёркнуты их дипломатическими неудачами. Вопреки ожиданиям Барре, Советский Союз не поддержал его в войне. Наоборот, советское руководство видело в революционном эфиопском режиме очевидного союзника. Ещё в начале 1977 года Эфиопия свернула контакты с США и начала налаживать отношения с СССР. Советская позиция по вопросу эфиопо-сомалийского конфликта была окончательно прояснена осенью, когда с небольшим перерывом Москву посетили Мохаммед Сиад Барре (29—31 августа), встретивший холодный приём, и новый эфиопский лидер Менгисту Хайле Мариам, получивший заверения в полной поддержке. 13 ноября правительство Сомали объявило о денонсации советско-сомалийского договора о дружбе и сотрудничестве и предложило всем советским гражданам покинуть страну в недельный срок (в те же дни Могадишо посетил председатель Комитета по делам вооруженных сил Палаты представителей США Мелвин Прайс). В конце месяца СССР организовал «воздушный мост» для переброски в Эфиопию военной техники.

Разрыв советско-сомалийских отношений стал одним из самых парадоксальных событий холодной войны. Эфиопия, прежний союзник США, превратилась в страну социалистической ориентации, а советские военные советники в составе эфиопских войск теперь противостояли сомалийской армии, воевавшей по советским военным уставам и советским оружием.

В конце года в Эфиопию для выполнения «интернационального долга» стал прибывать 18-тысячный[2] кубинский контингент под командованием Арнальдо Очоа. В январе 1978 года на фронте возобновились активные боевые действия, в результате которых сомалийские войска были отброшены от Харэра. 3 марта началась операция по освобождению Джиджиги. Основными ударными силами в ней были бронетанковые подразделения кубинцев, а план операции составил глава оперативной группы Министерства обороны СССР в Эфиопии генерал армии В. И. Петров. Выполняя отвлекающий манёвр, кубинцы пошли в лобовую атаку на сомалийскую оборону, в то время как основной удар был нанесён с севера, где высадился крупный вертолётный десант. К 15 марта 1978 года последние подразделения армии Сомали покинули территорию Эфиопии, и война закончилась.

Последствия

После ухода сомалийских войск война в Огадене не прекратилась. ФОЗС продолжал действовать в провинции до начала 1980-х годов, когда интенсивность его операций пошла на спад.

Для Сомали последствия войны оказались гораздо более тяжёлыми. Национальная армия так и не сумела оправиться от поражения в Огадене. С 1981 года уже в самой Сомали развернулось партизанское движение, которое в 1991 году свергло правительство Мохаммеда Сиада Барре, после чего страна погрузилась в хаос и безвластие.

Эфиопо-сомалийская война характеризовалась необычайно активным для вооружённых конфликтов в Африке применением авиации, сыгравшей значительную роль в боевых действиях. Руководил авиационной группировкой Герой Советского Союза генерал Г.У. Дольников. Неожиданностью для экспертов в области авиации стало более удачное и грамотное применение[11] американских истребителей F-5, имевшихся у ВВС Эфиопии, в сравнении с советскими МиГ-21, составлявшими основу ВВС Сомали. Так, 26 июля 1977 года пара F-5 встретилась со звеном МиГ-21 и без потерь сбила два самолёта противника, а оставшиеся два МиГа столкнулись друг с другом, пытаясь уклониться от атаки[11]. Другим знаменательным событием воздушной войны стало первое боевое применение вертолёта Ми-24.

В наземных сражениях достаточно активно применялась бронетехника. В основном это были советские танки Т-54 и Т-55, имевшиеся у обеих сторон, однако у эфиопской армии к началу войны ещё оставались американские M41 и M47. Использовались также боевые машины пехоты БМП-1, зенитные самоходные установки ЗСУ-23-4, артиллерийские самоходные установки АСУ-57.

Напишите отзыв о статье "Война за Огаден (1977—1978)"

Примечания

  1. 1 2 Точная дата начала войны неизвестна; по разным источникам, вторжение началось 13 июля (5 Hamle) или в начале 20-х чисел месяца.
  2. 1 2 3 Gebru Tareke, "Ethiopia-Somalia War, " p. 656.
  3. 1 2 Gebru Tareke, «The Ethiopia-Somalia War», p. 638.
  4. Fred Halliday, Maxine Molyneux, «Ethiopia’s Revolution from Above» in MERIP Reports, No. 106, Horn of Africa: The Coming Storm. (Jun., 1982), p. 14.
  5. 1 2 [www.onwar.com/aced/data/oscar/ogaden1976.htm Ethiopia Somalia Ogaden War 1976-1978]
  6. [www.urrib2000.narod.ru/Etiopia-e.html Ethiopian War (Ogaden War)]
  7. Gebru Tareke, "Ethiopia-Somalia War, " p. 640.
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Gebru Tareke, "Ethiopia-Somalia War, " p. 665.
  9. 1 2 3 Gebru Tareke, "Ethiopia-Somalia War, " p. 664.
  10. Krivosheev, G.F. [www.soldat.ru/doc/casualties/book/chapter6.html#6_8 Russia and the USSR in the wars of the 20th century, statistical study of armed forces' losses](недоступная ссылка — история). Soldat.ru (2001). Проверено 1 февраля 2008. [web.archive.org/20071005010754/www.soldat.ru/doc/casualties/book/chapter6.html#6_8 Архивировано из первоисточника 5 октября 2007].
  11. 1 2 [www.airwar.ru/history/locwar/africa/ogaden/ogaden.html Михаил Жирохов, Александр Заблотский. Опаленные пески Огадена]

Ссылки

  • [s188567700.online.de/CMS/index.php?option=com_content&task=view&id=140&Itemid=47 Tom Cooper. Ogaden War, 1977—1978]  (англ.)
  • [www.onwar.com/aced/data/oscar/ogaden1976.htm Война за Огаден на OnWar.com]  (англ.)
  • [www.globalsecurity.org/military/library/report/1984/WTL.htm Война за Огаден на GlobalSecurity.org]  (англ.)
  • [www.urrib2000.narod.ru/Etiopia-e.html Кубинская авиация в войне за Огаден]  (исп.)

См. также

Отрывок, характеризующий Война за Огаден (1977—1978)

– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.