Война за независимость Бангладеш
| Война за независимость Бангладеш | |||
 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Причина |
Стремление бенгальцев к национальному освобождению | ||
| Итог |
Независимость Бангладеш | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Война за независимость Бангладеш (бенг. মুক্তিযুদ্ধ — Muktijuddho) — вооружённый конфликт между Западным Пакистаном, Восточным Пакистаном (то есть, между Пакистаном и Бангладеш, являвшимися на тот момент двумя частями одной страны) и Индией, в результате которого Восточный Пакистан стал независимой страной Бангладеш.
Содержание
Предыстория
Западный и Восточный Пакистан заметно отличались друг от друга в культурном плане. Столица страны Карачи находилась в западной части страны, отсюда же происходило большинство представителей пакистанской политической элиты. Западный Пакистан всегда доминировал над Восточным и экономически, и политически, хотя по количеству населения[1] уступал ему (по переписи 1972 года население Пакистана: 64,9 млн чел., по переписи 1974 года население Бангладеш: 71,3 млн чел.). В развитие восточных территорий вкладывалось намного меньше средств.
Существовала и языковая проблема: в 1952 году в Дакке была расстреляна демонстрация, требовавшая отмены постановления о признании единственным государственным языком страны урду (большинство населения на востоке говорило на бенгали, в то время как урду был родным языком относительно небольшой этнической группы на западе). Постепенно жители восточной части страны начали ощущать себя гражданами второго сорта.
В 1970 году на Восточный Пакистан обрушился тропический циклон Бхола, одно из самых разрушительных стихийных бедствий новейшего времени. Его жертвами стали до полумиллиона пакистанцев. Власти региона обвинили центральное руководство страны в неэффективности оказанной помощи и бездействии; прошли многотысячные манифестации с требованиями отставки президента страны Яхьи-хана.
В декабре 1970 года в стране прошли парламентские выборы, на которых большинство голосов получила возглавляемая шейхом Муджибуром Рахманом восточнопакистанская партия «Авами Лиг» («Лига свободы»), выступавшая с программой предоставления востоку страны значительной автономии. Согласно конституции страны, она получила право сформировать правительство. Но генералитет во главе с Яхья-ханом выступил против назначения Рахмана на пост премьер-министра, склонив на свою сторону лидера победившей на западе Пакистанской народной партии Зульфикара Али Бхутто. Переговоры между Яхья-ханом, Бхутто и Рахманом не увенчались успехом. 7 марта 1971 года Рахман выступил перед двухмиллионной толпой на главной площади Дакки со знаменитой речью, в которой заявил о том, что его партия борется за свободу и независимость Восточного Пакистана.
История
Война началась 26 марта 1971 года после того, как армейские подразделения Западного Пакистана начали военную операцию «Прожектор» в Восточном Пакистане, направленную против бенгальских мирных жителей, студентов и военных, которые требовали отделения Восточного Пакистана и образования на его территории независимого государства.
В условиях западнопакистанской интервенции 27 марта майор вооружённых сил Заур Рахман в Читтагонге зачитал по радио текст написанной Муджибуром Рахманом декларации независимости, провозглашавшей создание государства Бангладеш. 17 апреля было сформировано временное правительство Бангладеш. Созданное в городке Байдьянатхтала (ныне Муджибнагар), оно вскоре было вынуждено перебраться в Калькутту, став правительством в изгнании.
Поначалу пакистанская армия встретила минимальное сопротивление. К концу весны она заняла все города Бангладеш и подавила какую-либо политическую оппозицию. Однако бенгальцы сформировали «мукти-бахини» (освободительную армию), которая использовала тактику партизанской войны в борьбе с армией Западного Пакистана. Их ряды быстро пополнялись за счёт армейских дезертиров, а также местного населения, активистов «Авами лиг», Коммунистической и других местных партий. Одним из выдающихся партизанских командиров был социалист подполковник Абу Тахер, кроме того для борьбы с пакистанскими войсками большие силы с базой в Паярабагане (Барисал) мобилизовал маоист Сирадж Сикдер.
Террор пакистанской армии
Западнопакистанская армия развернула жестокие репрессии против бангладешцев; по существующим оценкам, к концу 1971 года было убито от 200 тыс. до 3 млн жителей страны. Военнослужащими было изнасиловано по крайней мере 200 тыс. бенгальских женщин. Ультраправые исламистские группировки, действовавшие вместе с западнопакистанской армией, проводили массовые зачистки левой интеллигенции, выступавшей за независимость Бангладеш.
Во время рейда военных в Даккский университет были убиты десяток преподавателей и исчезли сотни студентов, а за два дня до освобождения Бангладеш, 14 декабря 1971 года, были похищены из своих домов и казнены 200 видных бенгальских интеллектуалов. «Авами Лиг» была запрещена, а Муджибур Рахман арестован.
В стране началась гуманитарная катастрофа. Не менее 8 млн беженцев прибыли в Индию; ещё 30 млн жителей стали внутренне перемещёнными, вынужденными покинуть свои дома и перебраться в другие места на территории Бангладеш. Тысячи бенгальских семей были интернированы в Западном Пакистане, откуда некоторые из них бежали в Афганистан.
Международная поддержка
Премьер-министр Индии Индира Ганди сразу же после провозглашения независимости Бангладеш выступила в защиту нового государства. Индия была заинтересована в ослаблении Пакистана, своего давнего недруга. По мере прибытия всё новых и новых беженцев у индийского руководства появилась и сугубо практическая заинтересованность в прекращении насилия в Бангладеш: содержание такого числа людей дорого обходилось бюджету страны, обострились и социальные проблемы.
Была развёрнута кампания по привлечению внимания международной общественности к проблеме беженцев и к жестоким действиям пакистанской армии. Поскольку республиканская администрация президента США Ричарда Никсона имела тесные связи с диктатурой Яхья-хана в Пакистане и продолжала снабжать её вооружением, несмотря на отчёты об актах геноцида со стороны пакистанских военных и санкции Конгресса США против Пакистана, сенатор от Демократической партии Тед Кеннеди повёл кампанию солидарности с Бангладеш, а американский консул в Дакке Арчер Блад отправил телеграмму протеста против отказа официального Вашингтона осудить пакистанские военные преступления. В поддержку беженцев из Восточного Пакистана, пострадавших от действий пакистанской армии и разрушительного циклона «Бхола», Джордж Харрисон и Рави Шанкар инициировали проведение в Нью-Йорке двух первых благотворительных концертов в мировой истории.
Впрочем, основную экономическую, военную и политическую поддержку освободительная армия Бангладеш получала со стороны Индии. Благодаря ей уже летом 1971 года партизаны активизировали свои действия против пакистанских сил (операция «Джекпот»). Страна была разделена на 11 территорий, в каждой из которых силы «мукти-бахини» возглавил бывший офицер пакистанской армии. Партизаны имели небольшие военно-воздушные силы и речной флот. Правительственная армия оказалась не готова к ведению антипартизанской войны в условиях местности, покрытой джунглями и многочисленными реками. Располагая базовыми лагерями на территории Индии, «мукти-бахини» проводили успешные операции в Бангладеш и отступали через границу.
Третья индо-пакистанская война
Индийская поддержка бенгальских партизан побудила Пакистан к началу военной операции «Чингисхан» на западной границе с Индией, послужившей началом Третьей индо-пакистанской войны. 3 декабря 1971 года военно-воздушные силы Пакистана подвергли внезапной бомбардировке ряд индийских авиабаз, в ответ на что на следующий день в Индии было объявлено чрезвычайное положение и началась мобилизация.
Индийские силы совместно с подразделениями «мукти-бахини» стремительно обошли основные оборонительные узлы противника. Решающим фактором здесь оказалась высокая мобильность в трудной местности. Хорошо себя зарекомендовали плавающие танки ПТ-76 и транспортные вертолёты Ми-4. Уже к концу второй недели войны армия Индии подошла к Дакке.
16 декабря 1971 года союзные войска индийской армии и «мукти-бахини» одержали окончательную победу над армией Западного Пакистана. Не видя смысла в дальнейшем сопротивлении, командующий пакистанскими войсками в Бангладеш генерал Амир Ниязи подписал акт о капитуляции своей группировки. 93 000 пакистанских солдат сдались в плен, что на тот момент было самой крупной капитуляцией со времён Второй мировой войны[2].
Итоги войны
Народная республика Бангладеш стала независимым государством социалистической ориентации, поддерживая тесные связи с Индией и СССР. Первым государством в мире, официально признавшим независимость Бангладеш 6 декабря 1971 года, стало гималайское королевство Бутан.
После поражения в войне в Пакистане была сформирована комиссия Хамудура Рахмана, расследовавшая военные преступления пакистанского военного режима во время войны. Президент Пакистана генерал Яхья-хан ушёл в отставку; его сменил Зульфикар Али Бхутто, который через три года официально извинился перед народом бывшего Восточного Пакистана за преступления против него[3], при этом добившись освобождения всех пакистанских военнопленных без суда над ними, которого требовало новое правительство Бангладеш. Отношения между всеми тремя странами были нормализованы после подписания Симлского соглашения 2-3 июля 1972 года.
Напишите отзыв о статье "Война за независимость Бангладеш"
Примечания
Литература
- Heo, Uk (2007), [books.google.com/books?id=nrN077AEgzMC&pg=PA595 Civil wars of the world: major conflicts since World War II, Volume 1], ABC-CLIO, ISBN 1851099190, <books.google.com/books?id=nrN077AEgzMC&pg=PA595>
- [www.pppusa.org/humudurrehman.htm Hamoodur Rahman Commission Report]
- [www.bangla2000.com/Bangladesh/Independence-War/Report-Hamoodur-Rahman/default.shtm Hamoodur Rahman Commission Report]
Отрывок, характеризующий Война за независимость Бангладеш
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
