Война и мир

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Война и мир
Война и миръ

Обложка издания 1873 года
Жанр:

роман-эпопея

Автор:

Лев Николаевич Толстой

Язык оригинала:

русский

Дата написания:

1863—1869

Дата первой публикации:

18651869

Текст произведения в Викитеке

«Война́ и мир» (рус. дореф. «Война и миръ») — роман-эпопея Льва Николаевича Толстого, описывающий русское общество в эпоху войн против Наполеона в 18051812 годах.





История написания романа

Замысел эпопеи формировался задолго до начала работы над тем текстом, который известен под названием «Война и мир». В наброске предисловия к «Войне и миру» Толстой писал, что в 1856 г. начал писать повесть, «герой которой должен был быть декабрист, возвращающийся с семейством в Россию. Невольно от настоящего я перешёл к 1825 году… Но и в 1825 году герой мой был уже возмужалым, семейным человеком. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпала с … эпохой 1812 года… Ежели причина нашего торжества была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться ещё ярче в эпоху неудач и поражений…» Так Толстой постепенно пришёл к необходимости начать повествование с 1805 года. К работе над повестью Толстой возвращался несколько раз. В начале 1861 года он читал главы из романа «Декабристы», написанные в ноябре 1860 — начале 1861 года, Тургеневу и сообщал о работе над романом Герцену.[1] Однако работа несколько раз откладывалась, пока в 1863—1869 гг. не был написан роман «Война и мир». Некоторое время роман-эпопея воспринимался Толстым как часть повествования, которое должно было закончиться возвращением Пьера и Наташи из сибирской ссылки в 1856 году (именно об этом идёт речь в 3 сохранившихся главах романа «Декабристы»). Попытки работы над этим замыслом предпринимались Толстым последний раз в конце 1870-х годов, после окончания «Анны Карениной».

Роман «Война и мир» имел большой успех. Отрывок из романа под названием «1805 год» появился в «Русском вестнике» в 1865 году. В 1868 году вышли три его части, за которыми вскоре последовали остальные две (всего четыре тома)[2].

Признанный критикой всего мира величайшим эпическим произведением новой европейской литературы, «Война и мир» поражает уже с чисто технической точки зрения размерами своего беллетристического полотна. Только в живописи можно найти некоторую параллель в огромных картинах Паоло Веронезе в венецианском Дворце дожей, где тоже сотни лиц выписаны с удивительною отчётливостью и индивидуальным выражением[3]. В романе Толстого представлены все классы общества, от императоров и королей до последнего солдата, все возрасты, все темпераменты и на пространстве целого царствования Александра I[3]. Что ещё более возвышает его достоинство как эпоса — это данная им психология русского народа. С поражающим проникновением изобразил Толстой настроения толпы, как высокие, так и самые низменные и зверские (например, в знаменитой сцене убийства Верещагина).

Везде Толстой старается схватить стихийное, бессознательное начало человеческой жизни. Вся философия романа сводится к тому, что успех и неуспех в исторической жизни зависит не от воли и талантов отдельных людей, а от того, насколько они отражают в своей деятельности стихийную подкладку исторических событий. Отсюда его любовное отношение к Кутузову, сильному, прежде всего, не стратегическими знаниями и не геройством, а тем, что он понял тот чисто русский, не эффектный и не яркий, но единственно верный способ, которым можно было справиться с Наполеоном. Отсюда же и нелюбовь Толстого к Наполеону, так высоко ценившему свои личные таланты; отсюда, наконец, возведение на степень величайшего мудреца скромнейшего солдатика Платона Каратаева за то, что он сознаёт себя исключительно частью целого, без малейших притязаний на индивидуальное значение. Философская или, вернее, историософическая мысль Толстого большей частью проникает его великий роман — и этим-то он и велик — не в виде рассуждений, а в гениально схваченных подробностях и цельных картинах, истинный смысл которых нетрудно понять всякому вдумчивому читателю.[3]

В первом издании «Войны и мира» был длинный ряд чисто теоретических страниц, мешавших цельности художественного впечатления; в позднейших изданиях эти рассуждения были выделены и составили особую часть. Тем не менее, в «Войне и мире» Толстой-мыслитель отразился далеко не весь и не самыми характерными своими сторонами. Нет здесь того, что проходит красною нитью через все произведения Толстого, как писанные до «Войны и мира», так и позднейшие — нет глубоко пессимистического настроения.

В позднейших произведениях Толстого превращение изящной, грациозно кокетливой, обаятельной Наташи в расплывшуюся, неряшливо одетую, всецело ушедшую в заботы о доме и детях помещицу производило бы грустное впечатление; но в эпоху своего наслаждения семейным счастьем Толстой все это возвёл в перл создания.

Позже Толстой скептически относился к своим романам. В январе 1871 года Толстой отправил Фету письмо: «Как я счастлив… что писать дребедени многословной вроде „Войны“ я больше никогда не стану»[4].

6 декабря 1908 года Толстой записал в дневнике: «Люди любят меня за те пустяки — „Война и мир“ и т. п., которые им кажутся очень важными»[5].

Летом 1909 года один из посетителей Ясной Поляны выражал свой восторг и благодарность за создание «Войны и мира» и «Анны Карениной». Толстой ответил: «Это всё равно, что к Эдисону кто-нибудь пришёл и сказал бы: „Я очень уважаю вас за то, что вы хорошо танцуете мазурку“. Я приписываю значение совсем другим своим книгам».

Впрочем, едва ли Толстой действительно отрицал важность своих предшествующих творений. На вопрос японского писателя и философа Токутоми Рока (англ.) в 1906 году, какое своё произведение он любит больше всего, автор ответил: «Роман „Война и мир“»[6]. Мысли, основанные в романе, звучат и в поздних религиозно-философских произведениях Толстого.

Существовали и разные варианты названия романа: «1805 год» (под этим названием публиковался отрывок из романа), «Всё хорошо, что хорошо кончается» и «Три поры».

Рукописный фонд романа составляет 5202 листа.

Источники Толстого

Лев Толстой при написании использовал следующие научные труды[7][8]: академическая история войны академика А. И. Михайловского-Данилевского, история М. И. Богдановича, «Жизнь графа Сперанского» М. Корфа, «Биография Михаила Семёновича Воронцова» М. П. Щербинина, о масонстве — Карл Губерт Лобрейх фон-Плуменек, о Верещагине — Иван Жуков; из французских историков — Тьер, А. Дюма-ст., Жорж Шамбре, Максимельен Фуа, Пьер Ланфре. А также ряд свидетельств современников Отечественной войны: Алексей Бестужев-Рюмин, Наполеон Бонапарт, Сергей Глинка, Федор Глинка, Денис Давыдов, Степан Жихарев, Алексей Ермолов, Иван Липранди, Фёдор Корбелецкий, Краснокутский, Александр Григорьевич, Василий Перовский, Илья Радожицкий, Иван Скобелев, Михаил Сперанский, Александр Шишков; письма А. Волковой к Ланской. Из французских мемуаристов — Боссе, Жан Рапп, Филипп де Сегюр, Огюст Мармон, «Мемориал Святой Елены» Лас-Каза.

Из беллетристики на Толстого касательно повлияли русские романы Р. Зотова «Леонид или черты из жизни Наполеона I», М. Загоскина — «Рославлев». Также британские романы — Уильяма Теккерея «Ярмарка тщеславия» и Мэри Элизабет Брэддон «Аврора Флойд» — по воспоминаниям Т. А. Кузьминской писатель прямо указывал, что характер главной героини последнего напоминает Наташу[7].

Центральные персонажи

  • Граф Пьер (Пётр Кириллович) Безухов.
  • Граф Николай Ильич Ростов (Nicolas) — старший сын Ильи Ростова.
  • Наташа Ростова (Natalie) — младшая дочь Ростовых, в браке графиня Безухова, вторая жена Пьера.
  • Соня (Софья Александровна, Sophie) — племянница графа Ростова, воспитывается в семье графа.

  • Болконская Елизавета (Лиза, Lise) (урожд. Мейнен), жена князя Андрея
  • Князь Николай Андреевич Болконский — старый князь, по сюжету — видный деятель екатерининской эпохи. Прототипом является дед Л. Н. Толстого по матери, представитель древнего рода Волконских.
  • Князь Андрей Николаевич Болконский (фр. André) — сын старого князя.
  • Княжна Мария Николаевна (фр. Marie) — дочь старого князя, сестра князя Андрея, в замужестве графиня Ростова (жена Николая Ильича Ростова). Прототипом можно назвать Марию Николаевну Волконскую (в замужестве Толстую), мать Л. Н. Толстого
  • Князь Василий Сергеевич Курагин — приятель Анны Павловны Шерер, говорил о детях: «Мои дети — обуза моего существования». Куракин, Алексей Борисович — вероятный прототип.
  • Елена Васильевна Курагина (Элен) — дочь Василия Курагина. Первая, неверная жена Пьера Безухова.
  • Анатоль Курагин — младший сын князя Василия, кутила и развратник, пытался соблазнить Наташу Ростову и увезти её, «беспокойный дурак» по выражению князя Василия.
  • Долохова Марья Ивановна, мать Фёдора Долохова.
  • Долохов Фёдор Иванович, сын её, офицер Семёновского полка I, 1, VI. в начале романа был пехотным офицером Семёновского гвардейского полка — заводила кутежей, позднее один из лидеров партизанского движения. Прототипами его послужили партизан Иван Дорохов, дуэлянт Фёдор Толстой-Американец и партизан Александр Фигнер[9].
  • Платон Каратаев — солдат Апшеронского полка, встретившийся Пьеру Безухову в плену.
  • Капитан Тушин — капитан артиллерийского корпуса, отличившегося во время Шенграбенского сражения. Прототипом его послужил штабс-капитан артиллерии Я. И. Судаков.
  • Василий Дмитриевич Денисов — друг Николая Ростова. Прототипом Денисова послужил Денис Давыдов.
  • Мария Дмитриевна Ахросимова — знакомая семьи Ростовых. Прототипом Ахросимовой послужила вдова генерал-майора Офросимова Настасья Дмитриевна. А. С. Грибоедов почти портретно изобразил её в своей комедии «Горе от ума».

В романе насчитывают 559 героев. Около 200 из них — исторические лица.

Сюжет

В романе обилие глав и частей, большинство из которых имеют сюжетную законченность. Короткие главы и множе­ство частей позволяют Толстому перемещать повествование во времени и пространстве и благодаря этому уместить в одном романе сотни эпизодов.

I Том

Действия I тома описывают события войны в союзе с Австрией против Наполеона в 18051807 годах.

1 часть

Действие начинается с приёма у приближённой императрицы Анны Павловны Шерер, где мы видим весь высший свет Петербурга. Этот приём является своего рода экспозицией: здесь мы знакомимся со многими наиболее важными героями романа. С другой стороны, приём является средством характеристики «высшего общества», сопоставимого с «фамусовским обществом» (А. С. Грибоедов «Горе от ума»), безнравственного и лживого. Все приехавшие ищут выгоду для себя в полезных знакомствах, которые они могут завести у Шерер. Так, князя Василия волнует судьба своих детей, которым он старается устроить выгодный брак, а Друбецкая приезжает ради того, чтобы уговорить князя Василия похлопотать за её сына. Показательной чертой является ритуал приветствования никому не известной и никому не нужной тётушки (фр. ma tante). Никто из гостей не знает, кто она такая, и не хочет с ней разговаривать, но нарушить неписаные законы светского общества они не могут. На пёстром фоне гостей Анны Шерер выделяются два персонажа: Андрей Болконский и Пьер Безухов. Они противопоставлены высшему свету, как Чацкий противопоставлен «фамусовскому обществу». Большинство разговоров на этом балу посвящено политике и грядущей войне с Наполеоном, которого называют «корсиканским чудовищем». При этом большинство диалогов гостями ведётся на французском.

Несмотря на свои обещания Болконскому не ездить к Курагину, Пьер сразу же после отъезда Андрея отправляется туда. Анатоль Курагин — сын князя Василия Курагина, доставляющий ему много неудобств тем, что постоянно ведёт разгульную жизнь и тратит деньги отца. После своего возвращения из-за границы Пьер постоянно проводит своё время в компании Курагина вместе с Долоховым и другими офицерами. Эта жизнь совершенно не подходит Безухову, обладающему возвышенной душой, добрым сердцем и способностями стать действительно влиятельным человеком, приносить пользу обществу. Очередные «приключения» Анатоля, Пьера и Долохова заканчиваются тем, что они где-то раздобыли живого медведя, напугали им молодых актрис, а когда приехала полиция их унимать, они «поймали квартального, привязали его спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нём». В итоге, Пьер был отправлен в Москву, Долохов разжалован в солдаты, а дело с Анатолем как-то замял его отец. Из Петербурга действие переносится в Москву на именины графини Ростовой и её дочери Наташи. Здесь мы знакомимся со всей семьей Ростовых: графиней Натальей Ростовой, её мужем графом Ильей Ростовым, их детьми: Верой, Николаем, Наташей и Петей, а также племянницей графини Соней. Обстановка в семье Ростовых противопоставляется приёму Шерер: здесь все проще, искренней, добрей. Здесь же завязываются две любовные линии: Соня и Николай Ростов, Наташа и Борис Друбецкой.

Соня и Николай пытаются скрывать свои отношения от всех, так как их любовь не может привести ни к чему хорошему, ведь Соня троюродная сестра Николая. Но Николай отправляется на войну, и Соня не может сдержать своих слез. Она искренне переживает за него. Разговор своей троюродной сестры и одновременно лучшей подруги со своим братом, а также их поцелуй видит Наташа Ростова. Она тоже хочет любить кого-то, поэтому напрашивается на откровенный разговор с Борисом и целует его. Праздник продолжается. На нём также присутствует Пьер Безухов, который здесь знакомится с совсем юной Наташей Ростовой. Приезжает Марья Дмитриевна Ахросимова — очень влиятельная и уважаемая женщина. Практически все присутствующие боятся её за смелость и резкость её суждений и высказываний. Праздник в самом разгаре. Граф Ростов танцует свой любимый танец — «Данилу Купора» с Ахросимовой.

В это время в Москве лежит при смерти старый граф Безухов — владелец огромного состояния и отец Пьера. Князь Василий, являясь родственником Безухова, начинает борьбу за наследство. Кроме него на наследство также претендуют княжны Мамонтовы, которые вместе с князем Василием Курагиным являются самыми близкими родственниками графа. В борьбу также вмешивается и княгиня Друбецкая — мать Бориса. Дело осложняется тем, что в своём завещании граф пишет императору с просьбой узаконить Пьера (Пьер является незаконным сыном графа и без этой процедуры не может получить наследство) и завещает всё ему. План князя Василия состоит в том, чтобы уничтожить завещание и всё наследство поделить между своим семейством и княжнами. Цель Друбецкой — получить хотя бы небольшую часть наследства, чтоб иметь деньги для обмундирования своего сына, отправляющегося на войну. В результате разворачивается борьба за «мозаиковый портфель», в котором хранится завещание. Пьер, приезжая к своему умирающему отцу, снова чувствует себя чужим. Ему неуютно здесь. Он одновременно чувствует скорбь из-за смерти отца и неловкость из-за большого внимания, прикованного к нему.

Отправляясь на войну, Андрей Болконский оставляет свою беременную жену Лизу со своим отцом и сестрой, княжной Марьей, в фамильном имении Лысые Горы. Его отец, генерал-аншеф князь Николай Андреевич Болконский, вот уже несколько лет безвыездно живёт в своем имении. Он отличается прямотой своих суждений, суровостью и строгостью. Из своей дочери он хочет воспитать умную девушку, поэтому заставляет заниматься её математикой. Сама же княжна Марья безумно любит своего отца и брата, она очень чувствительна и набожна. Прощаясь с князем Андреем, она уговаривает его взять иконку. Незадолго до этого, Марья получает письмо от своей хорошей подруги Жюли Карагиной, которая пишет о том, что, по слухам, князь Василий хочет женить на ней своего сына Анатоля.

2 часть

Во второй части действие переносится в Австрию. Русская армия, совершив длительный переход, готовится к смотру в местечке Браунау. На смотр приезжает главнокомандующий армией — Михаил Илларионович Кутузов. Осматривая полки, он приветствует знакомых ему офицеров. На этом же смотре мы видим и разжалованного после случая с медведем Долохова. Кутузова сопровождают адъютанты: Несвицкий и уже знакомый нам Болконский.

Война продолжалась, войска Кутузова отступали, сжигая за собой мосты. Союзная австрийская армия под командованием генерала Мака была разгромлена. Кутузов отправляет Андрея Болконского с посланием о первой русской победе к австрийскому императору Францу.

Вскоре было дано Шёнграбенское сражение. Четырёхтысячная армия Багратиона должна была обеспечить отступление всей остальной армии Кутузова. Французы же решили, что перед ними вся русская армия.

В этом сражении очень ярко проявляется одна из основных тем всего романа — тема истинного и ложного патриотизма. Истинным героем битвы является Тушин, чьей батарее была обязана вся армия успехом всего сражения. Но скромный Тушин теряется, когда на совете его отчитывают за два потерянных орудия: он не хочет выдать своим ответом, что подкрепления не было, другого офицера. За Тушина заступается Андрей Болконский.

В Шёнграбенском сражении принимает участие и Павлоградский гусарский полк, где служит Николай Ростов, для которого данное сражение становится первым крупным сражением в жизни. Николай испытывает неподдельный страх: всё, что он представлял себе, оказывается лишь фантазией и сказкой, на самом же деле война предстаёт ужасным, леденящим зрелищем, где всё: и взрывы, и оружие, и боль, и смерть. И хоть Ростов не проявляет в сражении своей доблести, а скорее лишь показывает свою трусость, никто его не осуждает, так как его чувства понятны каждому.

3 часть

Пьер Безухов, после смерти отца, получив полностью всё его наследство, становится, как один из самых богатых молодых людей России, „знатным женихом“. Теперь он приглашён на все балы и приёмы, с ним хотят общаться. Князь Василий не упускает такой возможности и знакомит свою дочь красавицу Элен с Пьером, на которого та производит большое впечатление. Для сближения он устраивает Пьеру назначение в камер-юнкеры, настаивает, чтобы молодой человек остановился в его доме. Понимая необходимость понравиться богатому жениху, Элен ведёт себя обходительно, флиртует, а её родители всеми силами подталкивают Безухова к женитьбе. Молодой человек наивно верит в искренность такого отношения, ему кажется, что все его любят и уважают.

В это же время князь Василий решает женить своего сына Анатоля, надоевшего ему своими выходками и гулянками, на одной из самых богатых и знатных наследниц того времени — Марье Болконской. Василий со своим сыном приезжает в имение Болконских Лысые Горы и встречается с отцом будущей невесты. Старый князь надменно и настороженно относится к молодому человеку с сомнительной репутацией в светском обществе. Анатоль беспечен, привык вести разгульную жизнь и полагаться только на своего отца. Вот и теперь разговор складывается в основном между „старшим“ поколением: князем Василием, представляющим своего сына, и старым князем Болконским. Несмотря на все своё презрение к Анатолю, князь Болконский оставляет выбор за самой Марьей, понимая к тому же, что для „некрасивой“ княжны Марьи, никуда не выезжающей из имения, шанс выйти замуж за красавца Анатоля является удачей. Но сама Марья пребывает в раздумьях: она понимает все прелести замужества и, хоть и не любит Анатоля, надеется, что любовь придёт потом, однако она не хочет оставлять отца в одиночестве в его имении. Выбор становится очевидным, когда Марья видит, как Анатоль флиртует с мадемуазель Бурьен, её компаньонкой. Привязанность и любовь к отцу перевешивает, и княжна решительно отказывает Анатолю Курагину. Вслед за тактическим отступлением под Шёнграбеном готовилось генеральное сражение — под Аустерлицем. К сражению была расписана подробнейшая диспозиция, которую, впрочем, осуществить было практически невозможно. На совете Вейротер зачитывает эту диспозицию, при этом Кутузов откровенно спит. Он, трезво сопоставляя силы русских и французов, заранее знает, что битва будет проиграна, а диспозиция Вейротера хороша лишь тем, что уже высочайше одобрена и изменить в ней ничего всё равно нельзя. По мнению Кутузова, лучшее, что они могут сделать перед завтрашним сражением, — это выспаться.

Принять участие в завтрашнем сражении должен и Андрей Болконский. Накануне ему не спится. Он долго обдумывает, что может принести ему завтрашний день. Он мечтает о славе, о счастливом случае, который сделает его известным. Князь Андрей ставит в пример Наполеона, которого прославило только одно сражение при Тулоне, после чего тот смог за несколько лет перекроить карту Европы. Болконский готов многим пожертвовать ради собственной славы: ему не жаль для этого ни семью, ни богатство, ни даже жизнь. Болконский предчувствует, что завтрашний день будет роковым для него, как и для всей военной кампании.

На следующее утро Наполеон, в день годовщины его коронования, в счастливом расположении духа, осмотрев места предстоящего сражения и дождавшись, когда солнце окончательно выйдет из тумана, отдаёт маршалам приказание начинать дело. Кутузов же, напротив, в то утро пребывает в изнурённом и раздражительном настроении. Он замечает путаницу в союзнических войсках и поджидает, когда соберутся все колонны. В это время он слышит позади себя крики и возгласы приветствия со стороны своей армии. Он отошёл на пару метров и прищурился, чтобы понять кто это. Ему показалось, что это целый эскадрон, спереди которого скакали два всадника на вороной и рыжей энглизированной лошади. Он понял, что это император Александр и Франц со своей свитой. Александр, прискакавший к Кутузову, резко задал вопрос: „Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович?“ После небольшого диалога и разногласия Кутузова, было принято начать операцию.

Проехав с полверсты Кутузов остановился у заброшенного дома, у разветвления двух дорог, которые спускались в гору. Туман расходился, и в двух верстах были видны Французы. Один Адъютант заметил внизу на горе целый эскадрон неприятелей. Противник видится намного ближе, чем предполагалось ранее, и, услышав близкую стрельбу, свита Кутузова бросается бежать назад, где только что войска проходили мимо императоров. Болконский решает, что наступила та долгожданная минута, дошло дело и до него. Соскочив с лошади, он устремляется к упавшему из рук солдата знамени и, подхватив его, с криком „Ура!“ бежит вперёд, в надежде, что расстроенный батальон побежит за ним. И, действительно, один за другим солдаты обгоняют его. Князь Андрей получает ранение и, без сил, падает на спину, где перед ним открывается лишь бесконечное небо, а всё прежнее становится пустым, ничтожным и не имеющим никакого значения. Бонапарт, после победного сражения, объезжает поле боя, отдавая последние приказания и рассматривая оставшихся убитых и раненых. Среди прочих Наполеон видит лежащего навзничь Болконского и велит снести его на перевязочный пункт.

Первый том романа заканчивается тем, что князь Андрей, в числе других безнадёжных раненных, сдаётся на попечение жителей.

II Том

Второй том можно поистине назвать единственным „мирным“ во всем романе. Он отображает жизнь героев между 1806 и 1812 годами. Большая часть его посвящена личным отношениям героев, теме любви и поиска смысла жизни.

1 часть

Второй том начинается с приезда Николая Ростова домой, где его радостно встречает всё семейство Ростовых. Вместе с ним приезжает и его новый военный друг Денисов. В скором времени в Англицком клубе было организовано торжество в честь героя военной кампании князя Багратиона, на котором присутствовал весь высший свет. В течение всего вечера слышались тосты, прославлявшие Багратиона, а также императора. Про недавнее поражение никто не хотел вспоминать.

На праздновании присутствует и Пьер Безухов, который сильно изменился после женитьбы. На самом деле он чувствует себя глубоко несчастным, он начал понимать настоящее лицо Элен, которая во многом похожа на своего брата, а также его начинают мучить подозрения об измене его жены с молодым офицером Долоховым. По случайному стечению обстоятельств Пьер и Долохов оказываются сидящими друг напротив друга за столом. Вызывающе нахальное поведение Долохова раздражает Пьера, но последней каплей становится тост Долохова „за здоровье красивых женщин и их любовников“. Все это послужило причиной того, что Пьер Безухов вызывает Долохова на дуэль. Николай Ростов становится секундантом Долохова, а Несвицкий — Безухова. На следующий день в 9 часов утра Пьер с секундантом приезжают в Сокольники и встречают там Долохова, Ростова и Денисова. Секундант Безухова пытается уговорить стороны примириться, но противники настроены решительно. Перед дуэлью выясняется неспособность Безухова даже держать пистолет как положено, в то время как Долохов — отменный дуэлянт. Противники расходятся, и по команде начинают идти на сближение. Безухов стреляет первым, и пуля попадает Долохову в живот. Безухов и зрители хотят прервать дуэль из-за раны, однако Долохов предпочитает продолжить и тщательно целится, однако истекает кровью и стреляет мимо. Ростов с Денисовым увозят раненого. На вопросы Николая о самочувствии Долохова, тот умоляет Ростова ехать к его обожаемой матери и подготовить её. Поехав исполнять поручение, Ростов узнаёт, что Долохов живёт со своей матерью и сестрой в Москве, и, вопреки чуть не варварскому поведению в обществе, является нежным сыном и братом.

Волнение Пьера, по поводу связи его жены с Долоховым, продолжается. Он размышляет о прошедшей дуэли и всё чаще задаёт себе вопрос: „Кто прав, кто виноват?“ Когда Пьер, наконец, видится с Элен „с глазу на глаз“, та начинает ругаться и презрительно посмеиваться над мужем, пользуясь его наивностью. Пьер говорит, что им лучше расстаться, в ответ слышит саркастичное согласие, „…ежели вы дадите мне состояние“. Тогда в характере Пьера впервые сказывается порода отца: он чувствует увлечение и прелесть бешенства. Схватив мраморную доску со стола, он с криком „Я тебя убью!“ замахивается на Элен. Та, устрашившись, выбегает из комнаты. Спустя неделю Пьер выдаёт жене доверенность на большую часть его состояния и отправляется в Петербург.

После получения в Лысых Горах известия о смерти князя Андрея при Аустерлицком сражении, старому князю приходит письмо от Кутузова, где сообщается, что на самом деле неизвестно, действительно ли Андрей погиб, потому как в числе найденных на поле сражения павших офицеров он не был поименован. Лизе, жене Андрея, родственники с самого начала решительно ничего не сообщают, дабы не ранить её. В ночь родов неожиданно приезжает излечившийся князь Андрей. Лиза не переносит роды и умирает. На её мёртвом лице Андрей читает укоризненное выражение: „Что вы со мной сделали?“, которое впоследствии весьма долго не оставляет его. Новорождённому сыну дают имя Николай.

Во время выздоровления Долохова Ростов особенно сдружился с ним. И тот становится частым гостем в доме семьи Ростовых. Долохов влюбляется в Соню и делает ей предложение, но она отказывает ему, потому как всё ещё влюблена в Николая. Фёдор перед отъездом в армию устраивает прощальную пирушку для своих друзей, где не вполне честно обыгрывает Ростова на 43 тысячи рублей, таким образом отомстив ему за отказ Сони.

Василий Денисов проводит больше времени в обществе Наташи Ростовой. Вскоре делает ей предложение. Наташа не знает, как ей быть. Она бежит к матери, но та, поблагодарив Денисова за оказанную честь, согласия не даёт, потому что считает свою дочь ещё слишком молодой. Василий извиняется перед графиней, сказав на прощанье, что „боготворит“ её дочь и всё их семейство, а следующим днём уезжает из Москвы. Сам же Ростов после отъезда своего друга ещё две недели пробыл дома, дожидаясь денег от старого графа, чтобы выплатить все 43 тысячи и получить расписку от Долохова.

2 часть

После своего объяснения с женой, Пьер едет в Петербург. В Торжке на станции, ожидая лошадей, он знакомится с масоном, который хочет ему помочь. Они начинают говорить о Боге, но Пьер — неверующий. Он говорит о том, как ненавидит свою жизнь. Масон убеждает его в обратном и уговаривает Пьера вступить в их ряды. Пьер, после долгих раздумий, проходит посвящение в масоны и после этого чувствует, что изменился. К Пьеру приходит князь Василий. Они говорят об Элен, князь просит вернуться его к ней. Пьер отказывается и просит князя уйти. Пьер оставляет много денег на милостыню масонам. Пьер верил в объединение людей, но впоследствии полностью в этом разочаровался. В конце 1806 года началась новая война с Наполеоном. Шерер принимает Бориса. Он занял выгодное положение на службе. Он не хочет вспоминать о Ростовых. Элен проявляет к нему интерес и приглашает к себе. Борис становится близким человеком для дома Безуховых. Княжна Марья заменяет Николке мать. Ребёнок внезапно заболевает. Марья и Андрей спорят, чем его лечить. Болконский пишет им письмо о будто бы одержанной победе. Ребёнок выздоравливает. Пьер занялся благотворительностью. Он везде соглашался с управляющим и начал заниматься делами. Он стал жить прежней жизнью. Весной 1807 Пьер собрался в Петербург. Он заехал в своё имение — там все хорошо, все по-прежнему, но кругом беспорядок. Пьер навещает князя Андрея, они начинают говорить о смысле жизни и о масонстве. Андрей говорит, что у него началось внутреннее возрождение. Ростов привязан к полку. Война возобновляется.

3 часть

Россия и Франция становятся союзниками, а между „двумя властелинами мира“ устанавливаются хорошие отношения. Русские помогают своему бывшему врагу, французам, воевать против своего бывшего союзника, австрийцев.

Князь Андрей Болконский безвыездно живёт в своем имении, полностью поглощённый своими делами. Он активно занимается преобразованиями в своих имениях, много читает и становится одним из самых образованных людей своего времени. Однако Андрей не может найти смысла жизни и считает, что его век кончен.

Болконский по делам отправляется к графу Ростову. Там он встречается с Наташей и случайно подслушивает её разговор с Соней, в котором Ростова описывала красоту ночного неба и луны. Её речь пробуждает его душу.
„Нет, жизнь не кончена в 31 год, — вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей…“
Болконский приезжает в Петербург и там знакомится со Сперанским. Этот человек становится его идеалом, и Андрей старается на него равняться. Сперанский дает князю поручение — разработать раздел „Права лиц“ в разрабатываемом Гражданском уложении, и Андрей с ответственностью подходит к этой задаче.
„Он видел в нём[Сперанском] разумного, строго-мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего её только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть…“
Пьер разочаровывается в масонстве. Всех своих братьев он знал как слабых и ничтожных людей. Он всё чаще и чаще начинает задумываться над скупостью и меркантильностью своих товарищей. У него начинается депрессия.
„На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся…“
Пьер все больше и больше отдаляется от своей жены, чувствует себя униженным и оскорблённым.

У Ростовых дела тоже шли скверно: денег на жизнь не было, но жить хотелось так же богато и праздно. Берг делает предложение Вере Ростовой, и она соглашается. Наташа снова сближается с Борисом Друбецким. Однако родители Наташи предпринимают нужные меры, чтобы Борис, влюблённый в Наташу, перестал бывать у Ростовых, что молодой человек, запутавшись в своих чувствах, с радостью делает.

31 декабря, в канун 1810 года, был бал у екатерининского вельможи. Это был первый настоящий бал Наташи Ростовой. Девушка очень воодушевлена и возбуждена из-за предстоящего события. Однако на балу никто к ней не подходит и не обращает на неё никакого внимания. Наташа огорчена.

На этом же балу присутствовал князь Андрей Болконский. Пьер Безухов просит своего друга пригласить на танец Наташу Ростову, и князь с радостью соглашается, узнав в ней ту самую девушку, что несколько лет назад говорила о красоте луны. Между ними вспыхивают нежные чувства.
„…но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино её прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив её, остановился и стал глядеть на танцующих“.
Князь Андрей понимает, что его интерес к преобразованиям уничтожен. Он разочарован в Сперанском, человеке без души, зеркально отражавшем других людей, но не имевшем своего внутреннего мира. Князь Андрей посещает Ростовых, где чувствует себя счастливым. После ужина Наташа, по просьбе домашних, спела. Князь Андрей, пораженный её пением до глубины души, чувствовал себя молодым и обновлённым.

Следующий раз Андрей и Наташа встречаются на вечере у Берга, мужа Веры, сестры Наташи. Вера, заметившая интерес Андрея к Наташе завела разговор о детской влюблённости Наташи в Бориса, чем князь невольно заинтересовался. Большую часть вечера Андрей провёл рядом с Наташей в необычайно оживлённом настроении.

На следующий день Андрей приехал к Ростовым на обед и пробыл у них до вечера. Он не скрывая проводил как можно больше времени с Наташей. Девушка не понимает своих чувств: такого с ней никогда не было. Однако она признаётся сама себе, что любит Болконского.

В тот же вечер Андрей поехал к Пьеру. Там он рассказал о своей любви к Наташе Ростовой, а также выразил желание жениться на ней. Пьер, заметивший изменения в друге, поддерживал его и готов был выслушать и помочь.
„— Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, — говорил князь Андрей. — Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделён для меня на две половины: одна — она и там всё счастье надежды, свет; другая половина — всё, где её нет, там всё уныние и темнота…“
Князь Андрей просит благословения отца, однако Николай Андреевич гневно отказывается. Он считает Наташу неподходящей партией для своего сына. Он заставляет Андрея отложить женитьбу на год. Тот делает предложение Наташе, и она с радостью соглашается, известие, однако, омрачается годовой отсрочкой. Свадьбу оставляют в тайне, чтобы не связывать Наташу и предоставить ей полную свободу. Ежели за это время она разлюбит его, то имеет право отказать. Так говорит Андрей перед своим отъездом.

Николай Андреевич, огорчённый выходкой сына, вымещает всю свою злость на дочери. Он всячески старается сделать её жизнь несносной и специально сходится с мадемуазель Бурьен. Княжна Мария сильно страдает.

4 часть

Дела Ростовых расстраиваются, и графиня просит своего сына, Николая, приехать, чтобы помочь отцу. Николай нехотя соглашается и отправляется в путь. Приехав, он очень удивляется изменениям, произошедшим в Наташе, но скептически относится к её браку с князем Болконским. Николай вскоре понял, что он в хозяйстве понимает ещё меньше, чем отец и отстранился от этого.

Ростовы (Николай, Петя, Наташа и Илья Андреевич) идут на охоту. Старый граф упускает старого волка, однако Николай не даёт зверю уйти. Героем того дня стал крепостной крестьянин Данила, который голыми руками справился с матёрым волком, загнанным Николаем.

После охоты Наташа, Петя и Николай отправляются в гости к своему дяде, где проявляется любовь Наташи ко всему русскому, она всё время чувствовала себя самой счастливой и была уверена, что ничего лучше в жизни не делала.

Во время Святок Николай замечает красоту Сони и впервые понимает, что он по-настоящему любит её. Он объявляет о своем намерении жениться Наташе, которая приходит в неописуемый восторг.

Наташа с Соней во время Святок гадают, и Соня видит в зеркале лежащего князя Андрея. Однако из этого видения так и не извлекают ничего и скоро о нём забывают.

Николай объявляет матери о своём намерении жениться на Соне. Графиня приходит в ужас (Соня — не лучшая партия для её сына), и они с Николаем ссорятся. Графиня начинает всячески притеснять Соню. В итоге, Николай, разозлившись, заявляет матери, что женится без её разрешения, если они не оставят Соню в покое. Наташа пытается их примирить, но у неё не получается. Она, однако, добивается того, что между Николаем и матерью был заключен договор: он ничего не предпринимает без ведома матери, а она, в свою очередь, не будет притеснять Соню. Николай уезжает.

Дела расстраиваются ещё сильней, и вся семья переезжает в Москву. Однако графиня, расстроенная ссорой с сыном, заболевает и остаётся в деревне.

5 часть

Старый Болконский тоже живёт в Москве; он заметно постарел, стал раздражительнее, отношения с дочерью испортились, что мучает и самого старика, и в особенности княжну Марью. Когда граф Ростов с Наташей приезжают к Болконским, те принимают Ростовых недоброжелательно: князь — с расчётом, а княжна Марья — сама страдая от неловкости. Наташу это больно ранит; чтобы её утешить, Марья Дмитриевна, в доме которой Ростовы остановились, взяла ей билет в оперу. В театре Ростовы встречают Бориса Друбецкого, теперь жениха Жюли Карагиной, Долохова, Элен Безухову и её брата Анатоля Курагина. Наташа знакомится с Анатолем. Элен приглашает Ростовых к себе, где Анатоль преследует Наташу, говорит ей о своей любви к ней. Он тайком посылает ей письма и собирается похитить её, чтобы тайно венчаться (Анатоль уже был женат, но этого почти никто не знал).

Похищение не удаётся — Соня случайно узнает о нём и признаётся Марье Дмитриевне; Пьер рассказывает Наташе, что Анатоль женат. Приехавший князь Андрей узнает об отказе Наташи (она прислала письмо княжне Марье) и о её романе с Анатолем; он через Пьера возвращает Наташе её письма. Когда Пьер приезжает к Наташе и видит её заплаканное лицо, ему становится жалко её, и вместе с тем он неожиданно для себя говорит ей, что если бы он был „лучший человек в мире“, то „на коленях просил бы руки и любви“ её. В слезах „умиления и счастья“ он уезжает. По дороге Пьер наблюдает комету 1811 года, вид которой отвечал состоянию его души.

III Том

Часть 1

Повествование третьего тома начинается со вторжения армии Наполеона на территорию России и перехода реки Неман, стоящей на границе. Наполеон становится во главе армии. Вся французская армия находится в приподнятом настроении начала новой, по их мнению уже удавшейся, кампании. Тем временем, вот уже несколько месяцев император Александр пребывает в Вильно, где проходят учения русской армии. Новость о переходе границы застаёт его врасплох на балу, данном графом Бенигсеном у себя на даче. На балу присутствуют Борис и Элен, сопровождавшие государя. Сразу по получению известия, император Александр пишет письмо к Бонапарту с предложением уладить данное недоразумение. Письмо было отправлено с генерал-адъютантом Александра — князем Балашёвым.

Князь Болконский, жаждущий отомстить Анатолю за его поступок, уезжает за ним в армию. И хотя Анатоль вскоре вернулся в Россию, Андрей остался при штабе и только через какое-то время вернулся на родину, с целью повидаться с отцом. Поездка в Лысые горы к отцу заканчивается сильной ссорой и последующим отъездом Андрея в западную армию. Будучи в западной армии, Андрей был приглашён к царю на военный совет, на котором каждый генерал, доказывая своё едино правильное решение касательно боевых действий, вступает с остальными в напряжённый спор, в котором ничего так и не было принято, кроме необходимости отправить царя в столицу, дабы его присутствие не мешало бы проведению военной кампании.

Тем временем Николай Ростов получает звание ротмистра и вместе со своим эскадроном, а равно как и со всей армией, отступает. Во время отступления эскадрон был вынужден дать бой, где Николай проявляет особую храбрость, за что становится награждённым георгиевским крестом и добивается особого поощрения со стороны руководства армии. Его сестра Наташа, в то время находясь в Москве, сильно больна, причём эта болезнь, едва не убившая её, является болезнью душевною: она очень сильно переживает и корит себя за предательство Андрея по легкомыслию. По совету тётушки она начинает ходить в церковь рано поутру и молиться за искупление своих грехов. В то же время Наташу навещает Пьер, что разжигает в его сердце искреннюю любовь к Наташе, которая также испытывает к нему определённые чувства. В семью Ростовых приходит письмо от Николая, где он пишет о своей награде и ходе боевых действий.

Младший брат Николая — Петя, уже 15-ти лет отроду, издавна завидуя успехам своего брата, собирается поступить на военную службу, сообщая родителям о том, что он, если его не пустят, уйдёт сам. С подобным намерением Петя отправляется в Кремль, с целью получить аудиенцию у императора Александра и лично передать ему свою просьбу о желании служить отчизне. Хотя впрочем, он так и не смог добиться личной встречи с Александром.

В Москве собираются представители богатых родов и различные купцы, дабы обсудить сложившуюся ситуацию с Бонапартом и выделить средства для помощи в борьбе с ним. Там же присутствует граф Безухов. Он, искренне желая помочь, жертвует тысячу душ и их жалование для создания ополчения, целью которого и было всё собрание.

Часть 2

В начале второй части приводятся различные доводы о причинах поражения Наполеона в русскую кампанию. Основная идея состояла в том что различного рода события, сопутствовавшие этой кампании, были лишь случайным стечением обстоятельств, где ни Наполеон, ни Кутузов, не имея тактического плана войны, предоставляют все события самим себе. Всё происходит как бы нечаянно.

Старый князь Болконский получает письмо от сына, князя Андрея, в котором он просит прощения отца и сообщает, что в Лысых горах оставаться небезопасно так как русская армия отступает, и советует ему с княжной Марьей и маленьким Николенькой отправляться вглубь страны. Получив данное известие, из Лысых гор в ближайший уездный город Смоленск был отправлен слуга старого князя — Яков Алпатыч, с целью разузнать обстановку. В Смоленске Алпатыч встречает князя Андрея, который передаёт ему второе письмо к сестре с аналогичным первому содержанием. Меж тем, в салонах Элен и Анны Павловны в Москве сохраняются прежние настроения и, как прежде, в первом из них действиям Наполеона возносится слава и почёт, тогда как в другом присутствуют патриотические настроения. Кутузов в то время был назначен главнокомандующим всей русской армией, что было необходимо после соединения её корпусов и конфликтов командующих отдельными дивизиями.

Возвращаясь к истории со старым князем, нельзя не заметить, что он, пренебрегая письмом сына, предпочёл остаться в своём поместье, невзирая на наступавших французов, но с ним случился удар, после которого он вместе с дочерью — княжной Марьей — отправился по направлению к Москве. В поместье князя Андрея (Богучарове) пережить второй удар старому князю уже не было суждено. После смерти барина его обслуга и дочь — княжна Марья — стали заложниками собственного положения, оказавшись среди бунтующих мужиков поместья, которые не хотели отпускать их в Москву. К счастью, рядом проходил эскадрон Николая Ростова, и ради того, чтобы пополнить запасы сена для лошадей, Николай в сопутствии своего слуги и заместителя посетили Богучарово, где Николай отважно защитил намерение княжны и сопроводил её до ближайшей дороги на Москву. После и княжна Марья и Николай вспоминали об этом случае с любовным трепетом, и Николай даже имел намерение жениться на ней впоследствии.

Князь Андрей в ставке у Кутузова встречает подполковника Денисова, который с жаром рассказывает ему о своём плане партизанской войны. После, прося разрешения лично у Кутузова, Андрей направляется в действующую армию в качестве командира полка. В то же самое время отправляется к месту будущего сражения и Пьер, встречая в штабе сначала Бориса Друбецкого, а потом и самого князя Андрея недалеко от позиции своих войск. Во время разговора князь очень много рассуждает о самотечности войны, о том, что она имеет успех не от мудрости полководца, а от стремления солдат стоять до последнего.

Идут последние приготовления к сражению — Наполеон указывает диспозицию и раздаёт приказы, которые по тем или иным причинам так и не будут выполнены.

Пьер, равно как и все, был поднят по утру канонадой, раздававшейся на левом фланге и, желая принять личное участие в сражении, попадает на редут Раевского, где безучастно проводит время и по удачному стечению обстоятельств покидает его минут за десять до его сдачи французам. Полк Андрея во время битвы стоял в резерве. Недалеко от Андрея падает артиллерийская граната, но он из гордости не падает на землю, как его сослуживец, и получает тяжелейшее ранение в живот. Князя относят в санитарную палатку и укладывают на операционный стол, где Андрей взглядом встречает своего давнего обидчика — Анатоля Курагина. Осколок поразил Курагина в ногу, и врач как раз занят её отсечением. Князь Андрей, вспомнив слова княжны Марьи и будучи сам на пороге смерти, мысленно простил Курагина.

Сражение было окончено. Наполеон, не добившись победы и потеряв пятую часть своей армии (русские потеряли половину своей армии), был вынужден отступиться от амбиций далее продолжать наступать, так как русские стояли не на жизнь, а на смерть. Со своей стороны, русские также не предпринимали никаких действий, оставаясь на занимаемых ими рубежах (в плане Кутузова на следующий день было намечено наступление) и преграждая собою путь на Москву.

Часть 3

Аналогично предыдущим частям в первой и второй главах приводятся философские размышления автора на тему причин творения истории и действий русского и французского войск во время отечественной войны 1812 года. В штабе Кутузова проходят горячие споры на тему: защищать ли Москву или оступить? Генерал Бенигсен ратует за защиту первопрестольной столицы и в случае неудачи данного предприятия готов обвинить во всём Кутузова. Так или иначе, но главнокомандующий, сознавая, что для обороны Москвы уже не осталось сил, решает сдать её без боя. Но учитывая то, что решение было принято только на днях, вся Москва уже интуитивно готовилась к приходу французской армии и сдаче столицы. Богатые помещики и купцы покидали город, стараясь увезти с собой как можно больше имущества на подводах, хотя это единственное, цена на что не упала, но возросла в Москве в связи с последними новостями. Бедные же жгли и уничтожали всё своё имущество, дабы оно врагу не досталось. Москву охватило паническое бегство, что крайне не понравилось генерал-губернатору князю Растопчину, распоряжения которого должны были убедить народ не покидать Москвы.

Графиня Безухова по возвращении из Вильно в Петербург, имея прямое намерение составить новую партию для себя в свете, решает, что необходимо уладить последние формальности с Пьером, который кстати так же чувствовал себя обременённым в браке с нею. Она пишет письмо Пьеру в Москву, где просит дать ей развод. Данное письмо было доставлено адресату в день сражения на Бородинском поле. Сам же Пьер после сражения долго блуждает между изувеченных и изнеможённых солдат. Там же он в скорости и заснул. На следующий день, по возвращению в Москву Пьер был вызван князем Растопчиным, который со своею прежней риторикой взывает к тому, чтобы остаться в Москве, там Пьер узнаёт, что большинство его собратьев масонов уже арестовано, и их подозревают в распространении французских прокламаций. По возвращении к себе домой Пьер получает известия о просьбе Элен дать добро на развод и о гибели князя Андрея. Пьер, стремясь избавить себя от этих мерзостей жизни, покидает дом через чёрный вход и более дома не появляется.

В доме Ростовых всё идёт привычным чередом — сбор вещей идёт вяло, т.к граф привык откладывать всё на потом. Проездом у них останавливается Петя, и как будучи военным, отступает далее за Москву с остальною армией. Меж тем Наташа, случайно встречая на улице взглядом обоз с ранеными, приглашает их остановиться у них в доме. Одним из таких раненых оказывается её бывший жених — Андрей (сообщение к Пьеру было ошибочным). Наташа настаивает на том, чтобы снять с подвод имущество и загрузить их ранеными. Уже двигаясь по улицам, семья Ростовых с обозами раненых замечает Пьера, который в одежде простолюдина вдумчиво шёл по улице, сопровождаемый каким-то стариком. Наташа, уже к тому моменту зная, что в обозах едет князь Андрей, стала сама заботиться о нём на каждой остановке и привале, не отходя от него ни на шаг. На седьмой день Андрею стало лучше, но доктор продолжал уверять окружающих, что если князь не умер сейчас, то умрёт потом в ещё больших муках. Наташа просит прощения у Андрея за свою легкомысленность и предательство. Андрей к тому моменту уже простил её и уверяет в своей любви.

К тому времени Наполеон уже вплотную подошёл к Москве и, окидывая её взглядом, радуется, что этот город покорился и пал у его ног. Он мысленно представляет, как вживит представление о истинной цивилизации и заставит бояр с любовью вспоминать своего завоевателя. Тем не менее, вступая в город, он очень огорчён известием, что столица покинута большей частью жителей.

Обезлюдевшая Москва погрузилась в беспорядки и воровство (в том числе со стороны представителей властей). Напротив городской управы собралась толпа недовольного народа. Градоначальник Растопчин решил её отвлечь, выдав на растерзание приговорённого к каторге Верещагина, задержанного с наполеоновскими прокламациями и заклеймённого как предателя и главного виновника оставления Москвы. По приказу Растопчина драгун ударил Верещагина палашом, толпа присоединилась к расправе. Москва в то время уже стала наполняться дымом и языками огня, как и любой оставленный деревянный город, она должна была сгореть.

Пьер приходит к мысли о том, что всё его существование было надобно лишь для того, чтобы убить Бонапарта. При этом он невольно спасает от старого безумца (брата его друга масона) французского офицера Рамбаля, за что был удостоен звания друга француза и имел долгую с ним беседу. На следующее утро, выспавшись, Пьер отправился на западный въезд в город с целью убить Наполеона кинжалом, хотя сделать этого никак не мог, так как опоздал к его приезду на 5 часов! Раздосадованный Пьер, бродя по улицам уже неживого города, наткнулся на семью мелкого чиновника, чья дочь предположительно оказалась запертой в горящем доме. Пьер, будучи неравнодушным, отправился на поиски девочки и после её благополучного спасения отдал девочку женщине, которая знала её родителей (семья чиновника уже покинула то место, где Пьер встретил их в отчаянном положении).

Воодушевившись своим поступком и завидя на улице французских мародёров, которые грабили молодую армянку и пожилого старичка, набросился на них и стал с неистовой силою душить одного из них, но вскоре был схвачен кавалерийским разъездом и уведён в плен, как подозреваемый в поджогах в Москве.

IV Том

Часть 1

У Анны Павловны 26 августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, посвященный чтению письма преосвященного. Новостью дня была болезнь графини Безуховой. В обществе поговаривали о том, что графиня очень плоха, доктор сказал, что это грудная болезнь. На следующий день после вечера был получен конверт от Кутузова. Кутузов писал, что русские не отступили и французы потеряли гораздо больше нашего. К вечеру следующего дня совершилось несколько страшных новостей. Одной из них оказалась новость о смерти графини Безуховой. На третий день после донесения Кутузова распространилось извести о сдаче Москвы французам. Через десять дней после оставления Москвы государь принял посланного к нему, француза Мишо (русского в глубине души). Мишо передал ему известия о том, что Москва оставлена и обращена в пожарище.

За несколько дней до Бородинского сражения Николай Ростов был отправлен в Воронеж за покупкой лошадей. Губернская жизнь в 1812 году была такая же, как всегда. Общество собралось у губернатора. Никто в этом обществе не мог соперничать с георгиевским кавалером-гусаром. Он никогда не танцевал в Москве, да и там это для него было бы неприлично, однако тут он чувствовал потребность удивлять. Весь вечер Николай был занят голубоглазой блондинкой, женой одного из губернских чиновников. Вскоре ему сообщили о желании одной важной дамы, Анны Игнатьевны Мальвинцевой, познакомиться со спасителем её племянницы. Николай, при разговоре с Анной Игнатьевной и упоминании о княжне Марье часто краснеет, испытывает непонятное для него самого чувство. Губернаторша подтверждает, что княжна Марья выгодная для Николая партия, заговаривает о сватовстве. Николай обдумывает её слова, вспоминает Соню. Николай рассказывает губернаторше свои задушевные желания, говорит, что княжна Болконская ему очень нравится и что о ней не раз говорила ему мать, так как она будет выгодной партей для оплаты долгов Ростовых, но есть Соня, с которой он связан обещаниями. Ростов приезжает в дом Анны Игнатьевны и встречает там Болконскую. Когда она взглянула на Николая, то её лицо преобразилось. Ростов увидал в ней это — её стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование. Разговор был самый простой и незначительный между ними. Они встречаются вскоре после Бородинского сражения, в церкви. До княжны дошла весть о ранении брата. Между Николаем и княжной происходит разговор, после которого Николай понимает, что княжна засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел. Мечтания о Соне были веселыми, а о княжне Марье страшными. Николай получает письмо от матери и от Сони. В первом мать рассказывает о смертельном ранении Андрея Болконского и о том, что Наташа и Соня ухаживают за ним. Во втором Соня говорит о том, что она отказывается от обещания и говорит, что Николай свободен. Николай сообщает о состоянии Андрея княжне и проводит её в Ярославль, а через несколько дней сам уезжает в полк. Письмо Сони Николаю было написано из Троицы. Соня надеялась на выздоровление Андрея Болконского и имела надежду на то, что если князь выживет, то женится на Наташе. Тогда Николай не сможет жениться на княжне Марье.

Тем временем Пьер в плену. Все русские, бывшие с ним, самого низкого звания. Пьера с 13 другими отвели в Крымский брод. До 8 сентября, до вторичного допроса, были самые тяжелые в жизни Пьера. Пьера допрашивал Даву — приговорили к расстрелу. Преступников расставили, Пьер стоял шестым. Расстрел не удался, Пьера отделили от других подсудимых и оставили в церкви. Там Пьер знакомится с Платоном Каратевым (лет пятидесяти, голос приятный и певучий, особенность речи в непосредственности, никогда не думал, о чём говорил). Он все умел делать, всегда был занят, пел песни. Часто говорил противоположное тому, что он говорил прежде. Он любил говорить и говорил хорошо. Для Пьера Платон Каратев был олицетворение простоты и правды. Платон ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы.

Вскоре княжна Марья приехала в Ярославль. Её встречает печальная весть о том, что два дня назад Андрею стало хуже. Наташа и княжна сближаются и проводят последние дни около умирающего князя Андрея.

Часть 2

Автор размышляет о ходе Бородинского сражения, о заслуге Кутузова и о том, почему у Наполеона не получилось руководить Москвой. Пьер провел в плену 4 недели.

Часть 3

Петя Ростов по поручению генерала попадает в партизанский отряд Денисова. Отряд Денисова совместно с отрядом Долохова организуют нападение на отряд французов. В бою Петя Ростов погибает, отряд французов разбит, в числе русских пленных освобождён Пьер Безухов.

Часть 4

Наташа и Мария тяжело переживают смерть Андрея Болконского, вдобавок ко всему приходит известие о смерти Пети Ростова, графиня Ростова впадает в отчаяние, из свежей и бодрой пятидесятилетней женщины она превращается в старуху. Наташа постоянно ухаживает за матерью, что помогает ей обрести смысл жизни после смерти возлюбленного, но при этом она сама ослабевает и физически и душевно. Череда потерь сближает Наташу и Марью, в итоге, по настоянию отца Наташи, они вместе возвращаются в Москву.

Эпилог

Часть 1

Пьер Безухов женится на Наташе Ростовой и тем самым выводит её из депрессии, которая была обусловлена, помимо смерти брата и Андрея Болконского, также смертью её отца.

Николаю Ростову после смерти отца становится известно, что наследство, которое он получил, полностью состоит из долгов, вдесятеро превышающих самые негативные ожидания. Николай женится на княжне Марье Болконской и через несколько лет полностью возвращает все долги кредиторам, путём взятия в долг 30 тысяч у Пьера Безухова и переезда в Лысые Горы, где он сделался хорошим барином и хозяином; в дальнейшем он пытается употребить все силы на выкуп своего именного поместья, которое было продано сразу после смерти отца.

Часть 2

Автор анализирует причинно-следственные связи между событиями, которые происходили на политическом поприще Европы и России, с 1805 по 1812 годы. Л. Н. Толстой также проводит сравнительный анализ масштабного движения „с запада на восток и с востока на запад“. Толстой рассматривая единично взятых императоров, полководцев, генералов, абстрагируя от них сам народ и как следствие войско, из которого оно и состояло, поднимая вопросы о воле и необходимости, гении и случайности, пытается доказать противоречия в анализе системы старой и новой истории с целью полного разрушения законов, на которых базируется история в целом.

Споры о названии

В современном русском языке слово „мир“ имеет два разных значения, „мир“ — антоним к слову „война“ и „мир“ — планета, община, общество, окружающий мир, место обитания (ср. „На миру и смерть красна“). До орфографической реформы 19171918 годов эти два понятия имели различное написание: в первом значении писалось „миръ“, во втором — „міръ“. Существует легенда, что Толстой якобы использовал в названии слово „міръ“ (Вселенная, общество). Однако все прижизненные издания романа Толстого выходили под названием „Война и миръ“, и сам он писал название романа по-французски как „La guerre et la paix“. Существуют различные версии возникновения этой легенды.

  • Согласно одной из них, неоднозначность возникла при первой полной публикации романа. В 1868 году в издательстве М. Н. Каткова выходит книга, на титульном листе которой начертано: „Война и миръ“. Сохранился предваряющий это событие документ от 24-25 марта 1867 года, адресованный М. Н. Лаврову — служащему типографии Каткова. Это проект договора об издании романа. Интересно то, что заглавие его в документе — „Тысяча восемьсотъ пятый годъ“ — зачёркнуто одной чертой и рукой Л. Н. Толстого под словами „Тысяча восемьсот“ написано: „Война и миръ“ (feb-web.ru/feb/tolstoy/pictures/nta-045-.jpg). Но, безусловно, любопытно и то, что в самом начале документа над словами „Милостивый Государь, Михаилъ Николаевичъ“ карандашом начертано: „Война и Мiръ“. Сделано это рукой Софьи Андреевны, очевидно, при наведении порядка в бумагах мужа в восьмидесятые годы.
  • По другой версии, легенда возникла из-за опечатки, допущенной в издании 1913 года под редакцией П. И. Бирюкова. В четырёх томах романа заглавие воспроизводится восемь раз: на титульном листе и на первой странице каждого тома. Семь раз напечатано „миръ“ и лишь один раз — „міръ“, причём на первой странице первого тома.
  • Существует, наконец, ещё одна версия. Согласно ей, легенда произошла от опечатки в оригинальном издании популярного труда Георгия Флоровского[10]. В написании названия романа почему-то использована буква „i“.

Поддержка легенде была оказана в 1982 г., когда в популярной телепрограмме „Что? Где? Когда?“ был задан вопрос на эту тему и дан „правильный“ ответ. Этот вопрос вместе с ответом в том же году попали в книгу В. Ворошилова „Феномен игры“ [chgk.tvigra.ru/library/?fenomen/16]. 23 декабря 2000 года, в юбилейной игре, посвящённой 25-летию передачи, этот же ретро-вопрос был повторён снова. И снова знатоками был дан тот же ответ — никто из организаторов не удосужился проверить вопрос по существу. См. также: [www.nkj.ru/archive/articles/4332/], [magazines.russ.ru/novyi_mi/2006/7/es19.html].

Следует отметить, что в названии „почти одноимённой“ поэмы Маяковского „Война и міръ“ (1916) намеренно используется игра слов, которая была возможна до орфографической реформы, но сегодняшним читателем не улавливается.

Экранизации и использование романа как литературной основы

Экранизации

Использование романа как литературной основы

  • „Война и мир“ в стихах»: поэма по роману-эпопее Л. Н. Толстого. Москва: Ключ-С, 2012. — 96 с. (Автор — Наталья Тугаринова) [www.rap-rock-opera.ru/index.php?a=page&name=KNIGA]

Опера

Инсценировки

Интересные факты

  • Толстой писал роман на протяжении 6 лет[11], с 1863 по 1869 годы. По историческим сведениям, он вручную переписал его 8 раз, а отдельные эпизоды писатель переписывал более 26 раз. Исследователь Зайденшнур Э. Е. насчитывает 15 вариантов начала романа. В произведении насчитывают 569 действующих лиц.
  • Если не принимать в расчёт произведения детской литературы, роман «Война и мир» был самым издаваемым произведением художественной литературы в СССР за 1918—1986 годы: общий тираж 312 изданий составил 36,085 млн экземпляров[12].

Напишите отзыв о статье "Война и мир"

Примечания

В Викитеке есть полный текст романа «Война и мир»
  1. Толстой Л. Н. Письмо Герцену А. И., [14 (26) марта 1861 г. Брюссель] // Л. Н. Толстой: К 120-летию со дня рождения. (1828—1948) / Коммент. и ред. Н. Н. Гусева. — М.: Гос. лит. музей, 1948. — Т. II. — С. 4—6. — (Летописи Государственного литературного музея; Кн. 12).
  2. Первый отзыв на роман дал военный историк Н. А. Лачинов, в то время сотрудник, а впоследствии — редактор «Русского инвалида» — «По поводу последнего романа графа Толстого» // Русский инвалид. 1868. № 96 /10 апр./ (Бабаев Э. Г. Лев Толстой и русская журналистика его эпохи. МГУ. М. 1993; С.33,34 ISBN 5-211-02234-3)
  3. 1 2 3 Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
  4. Толстой Л. Н. ПСС. т.61, стр.247.
  5. Толстой Л. Н. ПСС. т.56, стр.162.
  6. Токутоми Рока. [feb-web.ru/feb/tolstoy/critics/vs2/vs2-320-.htm?cmd=p Пять дней в Ясной Поляне] // Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников: В 2 т. / Ред. С. А. Макашин. — М.: Худож. лит., 1978. — Т. 2 / Сост., подгот. текста и коммент. Н. М. Фортунатова. — С. 320—338. — (Сер. лит. мемуаров).
  7. 1 2 [archive.org/details/VictorShklovskyMaterialIStil В. Б. Шкловский. Материал и стиль в романе Льва Толстого «Война и мир»]
  8. [books.google.ru/books?id=TzVk-7aSoEMC&pg=PA264&lpg=PA264&dq=Lanfrey.+P,+Histoire+de+Napoleon+1-er.&source=bl&ots=eNVpHDVCfJ&sig=3Dxoi2xtOQODFEUaHTuTzP6ujws&hl=ru&sa=X&ei=yWgrUam0HYj14QTBqIDYBA&ved=0CF0Q6AEwBQ#v=onepage&q&f=false Kathryn B. Feuer,Robin Feuer Miller,Donna T. Orwin. Tolstoy and the Genesis of «War and Peace»]
  9. Комментарии Н. М. Фортунатова. Толстой Л. Н. Собрание сочинений в 22-х томах. Т.4. Война и мир. Коммент. Н. М. Фортунатова. М. «Худож. лит.», 1979.
  10. Протоиерей Георгий Флоровский. Пути русского богословия. — Париж, 1937.
    2-е издание (репринт) — Париж: YMCA-Press, 1983.
  11. Богдан Иванович Кандиев. [books.google.com/books?id=LrE0AQAAIAAJ&q=%226+%D0%BB%D0%B5%D1%82%22 Роман-эпопея Л. Н. Толстого «Война и мир»: комментарий]. Просвещение, 1967. С. 8.
  12. Книгоиздание СССР. Цифры и факты. 1917—1987 / Е. Л. Немировский, М. Л. Платова. — М.: Книга, 1987. — С. 303. — 320 с. — 3000 экз.

Ссылки

  • П. Анненков. [az.lib.ru/a/annenkow_p_w/text_0280.shtml Исторические и эстетические вопросы в романе гр. Л. Н. Толстого «Война и мир»]
  • Н. Страхов. [dugward.ru/library/tolstoy/strahov_voyna_1-4.html Война и мир. Сочинение графа Л. Н. Толстого. Томы I, II, III и IV]
  • М. Драгомиров. [feb-web.ru/feb/tolstoy/critics/trk/trk-2722.htm «Война и мир» графа Толстого с военной точки зрения]
  • Е. Цимбаева. [magazines.russ.ru/voplit/2004/5/ci10.html Исторический контекст в художественном образе (Дворянское общество в романе «Война и мир»)]

Отрывок, характеризующий Война и мир

– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.