Война против Сигизмунда
| Война против Сигизмунда | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Война против Сигизмунда (швед. Kriget mot Sigismund) — война за шведский престол между Сигизмундом III Ваза и герцогом Карлом Сёдерманландским. Относится к типу гражданской войны в которой участвовало лишь ограниченное количество польских войск, в связи с чем может рассматриваться как внутришведский конфликт, а не как часть польско-шведских войн.
Содержание
Причины
В 1587 году королём Речи Посполитой был избран Сигизмунд, а когда в 1592 году скончался его отец шведский король Юхан III, то в соответствии с Вестеросским законом о престолонаследии от 1544 года шведский престол также перешёл к Сигизмунду, сделав Речь Посполитую и Швецию странами, возглавляемыми католическим королём.
После 1527 года, когда состоялось заседание членов Риксдага в Вестеросе, обсуждавшее проблемы реформации церкви, церковная ситуация в стране оставалась крайне шаткой: шведы ещё не нашли опоры в евангелическо-лютеранском учении, а непримиримые противоречия между евангелическо-лютеранским протестантизмом (реформаторами), каливинизмом (Эрик XIV, Карл IX) и католицизмом (Сигизмунд III Ваза с опорой на большие группы сельского населения) разделяли страну. Ордонанс Юхана III о литургии от 1576 года («Красная книга») хоть и был попыткой компромисса, но не привёл к примирению сторон, усилив религиозные противоречия в стране.
Формальное вступление Сигизмунда на шведский престол вызвало в стране сильную обеспокоенность направлением политического и религиозного развития, так как король являл собой главного представителя антиреформаторских сил в Северной Европе.
Сигизмунда ожидали на похороны отца и собственную коронацию, но ещё до того, как он вступил на шведскую землю, ведущие евангелическо-лютеранские церковные деятели и политики собрались в марте 1593 года на церковный собор в Уппсале (Уппсальский собор), где было принято Аугсбургское исповедание, что в свою очередь приводило к признанию евангелическо-лютеранского учения государственной религией и упразднением постановлений «Красной книги».
В сентябре 1593 года Сигизмунд III Ваза прибыл в Швецию со своими советниками и вооруженными отрядами. Он отказался признать решения Уппсальского собора, так как не присутствовал на заседаниях последнего, а чтобы продемонстрировать своё отношения к решениям собора, устроил в Стокгольме торжественное католическое богослужение.
На похороны Юхана III были созваны все сословия, а герцог Карл прибыл с большим вооружённым отрядом. Увидев скрытую угрозу, Сигизмунд был вынужден, внутренне не согласившись с этим, признать решения Уппсальского церковного собора и пообещал брать на государственную службу только лютеран.
Осенью 1593 года Сигизмунд вернулся в Польшу. В его отсутствие управление Швецией возлагалось на герцога Карла и Совет. На местах Сигизмунд оставил своих наместников, которые не были подотчётны шведскому правительству. Герцог Карл и члены государственного совета были против такой расстановки сил, так как полагали, что шведское правительство должно обладать всей полнотой власти в стране. Кроме того, Карл полагал, что должен управлять страной на правах регента. В правительстве возникли противоречия, которые привели к полному разрыву между герцогом Карлом и членами государственного совета. Тогда герцог обратился за поддержкой к сословиям. Вопреки категорическому запрету со стороны Сигизмунда, герцог Карл созвал в 1595 году риксдаг в Сёдерчёпинге, который в свою очередь предоставил ему полномочия управлять государством в качестве регента, руководствуясь «советом совета».
Таким образом, существовавшие разногласия между Сигизмундом и шведским правительством (герцогом Карлом и дворянство совета) переросли в противоречия между герцогом Карлом и сословиями с одной стороны и Сигизмундом и большей частью шведского государственного совета — с другой. Причина перехода государственного совета на сторону Сигизмунда заключалась в том, что выбирая между единовластным регентом, в которого, как опасались, превратится Карл, и союзным королём, находившимся в Польше и имевшим ограниченную власть в Швеции, они предпочли последнего, хотя он и был католиком по вероисповеданию.
Ход войны
Сигизмунд и его сторонники (в особенности наместник Финляндии Клас Флеминг) решили покончить с герцогом Карлом. В связи с начавшейся борьбой некоторые члены совета были вынуждены бежать в Польшу.
После нескольких вооружённых конфликтов 25 сентября 1598 года произошло решительное сражение при Стонгебру у Линчёпинга, после которого Сигизмунд был вынужден заключить договор о перемирии. Согласно договора он обещался прибыть в Стокгольм и созвать риксдаг, а в дальнейшем править сообразуясь с королевской присягой, выдав герцогу Карлу бежавших в Польшу членов государственного совета. Сигизмунд не выполнил условий договора и 30 октября вернулся в Гданьск, не отказавшись при этом от королевского титула.[1] В этой связи риксдаг в июле 1599 года отстранил его от власти и рассмотрел кандидатуру его сына Владислава в качестве преемника, но выдвинул условия: 4-летний королевич в течение шести месяцев должен приехать в Швецию и быть крещён в лютеранскую веру. Для Сигизмунда такие условия, конечно, были неприемлемыми. Так окончилась краткая личная уния между Польшей и Швецией (Польско-шведская уния).
Последствия
Герцог Карл стал единовластным правителем Швеции, начав компанию жестокого мщения представителям высшего дворянства и других групп населения, которые склонялись на сторону Сигизмунда. В 1600 году он заставил собрание сословий приговорить (так называемая «Линчёпингская кровавая баня») некоторых своих врагов к смертной казни (Туре Биельке, Эрика Спарре, Стена Банера). Через несколько лет Карл принял титул короля Карла IX.
Сигизмунд до конца жизни не оставил надежд вернуть себе шведский престол. С этого момента его политика строилась в основном вокруг попыток завоевать Швецию, хотя знать Речи Посполитой и не проявляла особого желания участвовать в таком затяжном и кровавом противоборстве. Свой план Сигизмунд начал осуществлять в 1599 году, подтвердив условия pacta conventa — обязательств, которые он взял на себя при избрании королём Польши. В этом документе он обещал присоединить шведское герцогство Эстляндия к Речи Посполитой. А на Сейме 12 марта 1600 года король объявил непосредственно о присоединении.
Разрыв с Сигизмундом привёл к тому, что Речь Посполитая стала врагом Швеции. В тяжёлые для Русского государства годы «смутного времени» и Швеция, и Речь Посполитая пытались воспользоваться моментом и установить свой протекторат.
В последние годы жизни Карла IX началась война с Данией в связи с чем в наследство его сыну Густаву II Адольфу, новому шведскому королю, достались сразу три войны.
Напишите отзыв о статье "Война против Сигизмунда"
Примечания
- ↑ [eurulers.angelfire.com/sweden.html Титулы королей Швеции]. Проверено 11 февраля 2010. [www.webcitation.org/66QsCelxe Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
Отрывок, характеризующий Война против Сигизмунда
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.
Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
