Война (альбом, Гражданская оборона)
Поделись знанием:
К:Альбомы 1989 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
| Война | ||||
| Альбом Гражданская оборона | ||||
|---|---|---|---|---|
| Записан | ||||
| Жанр | ||||
| Длительность | ||||
|
| ||||
| Хронология Гражданская оборона | ||||
| ||||
«Война» (1989) — альбом группы «Гражданская Оборона». Все песни для альбома были сочинены в 1988 году. Первые две песни альбома («Война» и «Паломники в Корею») были написаны Егором Летовым совместно с Олегом Судаковым, «Песню о Ленине» Егор Летов написал совместно с Александром Кувшиновым. Песни «Уеду в Америку» и «Никак» были написаны Константином Рябиновым. А остальные треки альбома написал лидер группы — Егор Летов.[1].
Содержание
Список композиций
Вариант студии «Колокол» (1989 год)
Вариант студии «Колокол» (1989 год)[2]
- Война (2:46)
- Паломники в Корею (2:06)
- Философская песня о пуле (3:45)
- Эксгумация (1:21)
- Поперёк (3:29)
- Как листовка (2:51)
- Песня о Ленине (2:54)
- Созвездие (4:46)
- Поезд ушёл (1:53)
- Человек — это звучит гордо! (3:00)
Вариант «ХОР Рекордз» (1990-е годы)
Вариант «ХОР Рекордз» (1990-е годы)[1]
- Война
- Паломники в Корею
- Философская песня о пуле
- Уеду в Америку
- Эксгумация
- Поперёк
- Как листовка
- Песня о Ленине
- Всё идёт по плану
- Поезд ушёл
- Заплата на заплате
- Никак
В записи участвовали:
- Егор Летов — вокал, гитары, бас, индустриал, шестиструнный бас;
- Константин Рябинов — вокал (4), шестиструнный бас, гитара (соло), подпевки, индустриал;
- Игорь Жевтун — гитары (соло — 1), бас (5), подпевки;
- Серега Зеленский — подпевки;
- Аркадий Климкин — ударные, подпевки;
- Игорь Старовартов — бас (9).
Вариант «Мистерии звука» (2007 год)
Вариант «Мистерии звука» (2007 год)
- Война
- Паломники в Корею
- Философская песня о пуле
- Эксгумация
- Поперёк
- Как листовка
- Песня о Ленине
- Созвездие Яйца
- Поезд ушёл
- Никак
- Заплата на заплате
- Часовой
- Человек — это звучит гордо. Далее бонусы:
- Новая Правда
- Всё совсем не то
- Бери шинель (Like a Rolling Stone)
- Винтовка — это праздник!
- 70 лет Октября
- По..уй на..уй
- На Луне я сподобился к причастию
- Мы будем умирать
- Полон дом го..на
- Песня радости и счастья
- Одноногий мужичок
- Припев
- Радостно на душе / Страна дураков
- КБГ-РОК
- Шёл я мимо мавзолея
Записано 17-18 июля 1989 года на точке Аукцыона, а также 17-18.08.1989, 7-15.09.1989 в ГрОб-студии; трек 18 — апрель 1988, 7.09.1989, ГрОб-студия; треки 19-25 — 23-25.07.1989 на точке Аукцыона; трек 26 — 2.05.1988, холл НГУ, Новосибирск; трек 27 — январь 1989, ДК «Время», Ленинград; трек 28 — 17.02.1990, МЭИ, Москва.
Все тексты и прочее — Е.Летов, кроме: «Война», «Паломники в Корею» — текст Е.Летов / О.Судаков, «Созвездие Яйца», «Никак», «На Луне…» и «Полон дом г..вна» — К.Рябинов, «Часовой», «Одноногий мужичок», «Радостно на душе» и «Шёл я…» — народные, «Припев» — Е.Летов / К.Рябинов.
- Егор Летов — вокал, гитары, 6-стр. и 4-стр. бас, ударные, шумы и прочие звуковые эффекты;
- Кузя Уо — гитара, вокал, подпевки, сакс, 6-стр. и 4-стр. бас, шумы и прочие звуковые эффекты;
- Аркаша Климкин — ударные, подпевки;
- Серёга Зеленский — подпевки;
- Манагер — вокал (26);
- Дмитрий Селиванов — гитара, подпевки (26);
- Янка — подпевки;
- Джон Деев — бас в «Стране дураков».
Пересведение и реставрация 9-13.06.2007, ГрОб-студия, Егор Летов и Наталья Чумакова. Мастеринг — Наталья Чумакова.
Оформление — Егор Летов. Фото — А. Кудрявцев, архив ГрОб-Records.
Напишите отзыв о статье "Война (альбом, Гражданская оборона)"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.gr-oborona.ru/pub/discography/vojna.html Альбом «Война» на официальном сайте группы] (рус.). Проверено 25 ноября 2009. [www.webcitation.org/66qQ0zm7P Архивировано из первоисточника 11 апреля 2012].
- ↑ [www.gr-oborona.info/audio/originals/1989_-_voina/index.html Гражданская Оборона — Война (1989)]. gr-oborona.info
| ||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Война (альбом, Гражданская оборона)
Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
