Войнич, Этель Лилиан

Этель Лилиан Войнич
Ethel Lilian Voynich
Место рождения:	Корк, Ирландия
Род деятельности:	прозаик, переводчик
Годы творчества:	1897—1945
Язык произведений:	английский

Э́тель Ли́лиан Во́йнич (англ. Ethel Lilian Voynich; 11 мая 1864, Корк, Ирландия — 27 июля 1960, Нью-Йорк, США) — ирландская и английская писательница, композитор, дочь видного английского учёного и профессора математики Джорджа Буля, супруга Михаила-Вильфреда Войнича. В её честь назван кратер Войнич на Венере.

Биография

Своего отца она фактически не знала, так как он умер вскоре после её рождения. Её мать, Мэри Эверест (англ. Mary Everest), была дочерью профессора греческого языка. Мэри была талантливым математиком и преподавателем математики. Их фамилия довольно известна в мире, потому что в честь дяди Мэри, Джорджа Эвереста (англ. Sir George Everest), названа самая высокая горная вершина в Гималаях — гора Эверест.

Мать в нужде воспитывала своих пятерых дочерей, поэтому, когда самая младшая, Этель, достигла восьмилетнего возраста, она отвезла её к брату своего мужа, работавшему интендантом на шахте. Он был очень религиозным и суровым человеком.

В 1882 г. Этель получила небольшое наследство и начала изучать музыку в берлинской консерватории как пианистка. В Берлине она также посещала лекции славистов в университете.

Приехав в Лондон, она присутствовала на собраниях политических иммигрантов, среди которых был русский писатель Сергей Кравчинский (псевдоним — Степняк). Он много рассказывал ей о своей родине — России. У Этель возникло желание посетить Россию, которое она осуществила в 1887 г.

Она проработала в России два года как гувернантка и преподавательница музыки и английского языка в семье Веневитиновых в Воронежской губернии. Вышла в 1902 г. замуж за М.В. Войнича, польско-литовского революционерa (и позднее литератора и библиофила), переселившегося в Англию после побега из сибирской ссылки (он известен как первооткрыватель «Рукописи Войнича»).

Этель Войнич была членом «Общества друзей русской свободы» и «Фонда вольной русской прессы», которые критиковали царский режим России.

Под впечатлением общения с русским писателем Кравчинским, а также прочитанных биографий великих итальянских патриотов Джузеппе Гарибальди и Джузеппе Мадзини Войнич создала образ и характер героя своей книги — Артура Бертона, Овода. Такой же псевдоним имел знаменитый древнегреческий философ Сократ. В 1897 г. книга «Овод» была издана в США и Англии. В следующем году появился её русский перевод в России, где он имел грандиозный успех. Позже книга была неоднократно переиздана на многих языках.

Трижды, в 1928, 1955 и 1980 годах вышли фильмы «Овод» по мотивам романа Этель Войнич. Несколько драматургов и режиссёров поставили спектакли и оперы в театрах.

В 1895 г. она написала книгу «Юмор России».

Одновременно она перевела на английский язык много книг известных русских прозаиков и поэтов: Николая Гоголя, Михаила Лермонтова, Федора Достоевского, Михаила Салтыкова-Щедрина, Глеба Успенского, Всеволода Гаршина.

В 1901 г. писательница закончила свой новый роман «Джек Реймонд». В героине другого её романа (1904 г.) «Оливия Лэтам» заметны черты характера самой Этель Войнич.

В 1910 г. появилась её книга «Прерванная дружба». Её перевод на русский был озаглавлен «Овод в изгнании».

В 1911 г. Войнич перевела на английский шесть лирических поэм Тараса Шевченко.

Позже она долгое время ничего не сочиняла и не переводила, предпочитая литературе музыку. Она создала несколько музыкальных произведений, из которых лучшей считала ораторию «Вавилон».

В 1931 г. в США, где она поселилась, был издан её перевод коллекции писем польского композитора Фредерика Шопена с польского и французского языков на английский.

Весной 1945 года (в возрасте 81 года) она закончила писать своё последнее произведение «Сними обувь твою».

О своей невероятной популярности в СССР, огромных тиражах и экранизациях «Овода» забытая в США Войнич узнала только в это время: её разыскала в США литературовед Евгения Таратута (см. «Наш друг Этель Лилиан Войнич» Библиотека «Огонёк», № 42, 1957 год). Ей стали приходить письма от советских читателей, её навещали в Нью-Йорке делегации пионеров, артистов Большого театра, моряков и разных других советских граждан, оказывавшихся по работе в США.

15 декабря 1955 года Секретариат ЦК КПСС обсудил вопрос об Э. Л. Войнич и затем Президиум ЦК КПСС (протокол № 175 от 19.12.1955) утвердил следующее решение: «1. Принять предложение секретариата правления Союза писателей и Министерства культуры СССР о выплате гонорара проживающей в США писательнице Л. Войнич (Лилиан Этель Буль — так в тексте) в сумме 15 тысяч американских долларов за многочисленные издания в Советском Союзе её романа „Овод“. 2. Разрешить Министерству культуры СССР передать в дар Л. Войнич копию кинофильма „Овод“ на узкой плёнке. Секретарь ЦК Хрущёв»

Этель Лилиан Войнич умерла 27 июля 1960 г. в возрасте 96 лет. Согласно завещанию, её тело было кремировано, а прах развеян над Центральным парком Нью-Йорка.

Произведения

• Овод
• Прерванная дружба
• Сними обувь твою
• Джек Реймонд
• Оливия Лэтам

Слухи и легенды

Писатель Робин Брюс Локхарт (сын Брюса Локхарта) в своей авантюрной книге «Король шпионов» утверждал, что любовником Войнич якобы был Сидней Рейли, которого позже назвали «асом шпионов», и что они вместе путешествовали по Италии, где Рейли рассказал Войнич свою историю и стал одним из прототипов героя книги, Артура Бертона. Однако Эндрю Кук — биограф Рейли и историк спецслужб — оспорил эту романтическую, но бездоказательную легенду. По его словам, куда вероятнее, что шпион Рейли путешествовал по пятам вольнодумствующей англичанки, чтобы докладывать о её передвижениях и встречах.

Документальные фильмы и передачи

• [tvkultura.ru/video/show/brand_id/21985/episode_id/966128 «Гении и злодеи. Этель Лилиан Войнич»] (документальный цикл телеканала «Культура», эфир 26.02.2014)

Библиография

• Войнич Э. Л. Собрание сочинений: В 3 тт. — М.:Правда, 1975.

Ссылки

• [www.vokrugsveta.ru/publishing/vs/archives/?item_id=1026 Цитадель Этель Войнич. Статья из журнала «Вокруг света»]
• www.peoples.ru/art/literature/prose/roman/voynich/
• [www.voinich.org.ru/ Войнич Этель Лилиан — о творчестве писательницы]
• www.ojstro-voynich.narod.ru - Овод на Эсперанто
• [www.britishpathe.com/record.php?id=64350 1959 British Pathé Footage of Visit to Ethel Lilian Voynich in New York by Soviet Ballet delegation]

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Отрывок, характеризующий Войнич, Этель Лилиан

Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.