Войска горы Люйлинь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Войска горы Люйлинь (кит. трад. 綠林兵) — одна из двух (наряду с «краснобровыми») крестьянских повстанческих группировок, чьи действия в начале I века привели в Китае к свержению династии Синь и восстановлению династии Хань.





Начало восстания

В 17 году население провинции Цзинчжоу (荊州, находилась на территории современных провинций Хубэй, Хунань и южной части провинции Хэнань) страдало от голода, на что наложилась некомпетентность чиновников и коррупция. Обездоленные люди начали бунтовать, их судьями и вождями стали Ван Куан (王匡) и Ван Фэн (王鳳). Позже в число лидеров вошли Ма У (馬武), Ван Чан (王常), Чэн Дань (成丹). Через несколько месяцев 7-8 тысяч обездоленных людей собрались на горе Люйлинь (в совр. округе Ичан, Хубэй), и стали совершать набеги на деревни для того, чтобы найти пропитание. Так продолжалось несколько лет, численность группировки постепенно росла. Повстанцы надеялись рано или поздно вернуться к нормальной жизни, и старались не обострять отношения с властями; в частности, они не атаковали города.

Императорские власти сначала пытались уговорить повстанцев вернуться к мирной жизни, не желая слышать, что у них не было возможности прожить иным способом. Затем было решено подавить восстание силой. В 21 году губернатор Цзинчжоу набрал 21 тысячу солдат и двинулся на восставших. В результате сражения при Юньду повстанцы одержали крупную победу, убив несколько тысяч солдат и захватив их оружие и снаряжение. Когда губернатор пытался убежать с поля боя, Ма У отрезал ему путь к отступлению, но потом дал тому уйти, считая, что это принесет выгоду в дальнейшем. После победы повстанцы разграбили округу, захватив много женщин, а затем возвратились на гору Люйлинь. Численность повстанцев в этот момент достигла 50 тысяч человек.

Временное разделение

В 22 году на повстанцев неожиданно обрушилась эпидемия, и около 25 тысяч человек умерло. После этого повстанцы разделились на три группировки:

  • группировка под командованием Ван Чана и Чэн Даня отправилась на запад в округ Нань; она стала известна как «сяцзянская группировка» (下江兵).
  • группировка под командованием Ван Фэна, Ван Куана, Ма У, Чжу Вэй и Чжан Ана отправилась на север в округ Наньян; она стала известна как «синьшиская группировка» (新市兵), так как Ван Фэн и Ван Куан были родом из Синьши.
  • группировка под командованием Чэнь Му и Ляо Чжаня стала известна как «пинлиньская группировка» (平林兵), так как её вожаки были родом из Пинлиня.

Воссоединение и начало борьбы за реставрацию Хань

Тем временем проживавший в Чунлине Лю Янь, принадлежавший к побочной ветви правившей в империи Хань фамилии Лю, поднял восстание против династии Синь, и уговорил синьшискую и пинлиньскую группировки присоединиться к нему. Поначалу они одержали ряд побед, и, воодушевлённый успехами, Лю Янь повёл войска прямо на столицу Наньянского округа Ваньчэн, где потерпел тяжёлое поражение от наньянского губернатора Чжэн Фу (甄阜). Лю Янь, Лю Сю и их сестра Лю Боцзи сумели спастись, однако брат Лю Чжун и сестра Лю Юань погибли в битве. Теперь уже Чжэн Фу перешел в наступление, намереваясь покончить с восстанием раз и навсегда. Союзники Лю Яня хотели покинуть его, однако тот сумел уговорить их остаться, а также уговорил присоединиться ещё и сяцзянскую группировку, договорившись с Ван Чаном. Сперва объединенные силы совершили внезапное нападение на тыл Чжэн Фу, захватив много еды и оружия. На китайский 23 Новый год они одержали крупную победу над синьскими войсками и убили наньянского губернатора и его заместителя. Воодушевлённые успехом, лидеры повстанцев начали наделять друг друга генеральскими титулами, захватывать города и создавать структуры государственной власти. Также они все активнее вели пропаганду против Ван Мана.

Восстановление Хань. Император Гэнши

Стало раздаваться всё больше и больше голосов в пользу того, чтобы возродить династию Хань с кем-либо из членов фамилии Лю на троне. Лидеры сяцзянской группировки, а также солдаты, находившиеся под прямым командованием Лю Яня, хотели видеть императором его, но лидеры синьшиской и пинлиньской группировки опасались его сильной личности, и хотели иметь более слабого и управляемого человека на троне. В пинлиньской группировке также имелся один из представителей побочной ветви фамилии Лю — Лю Сюань — и императором решено было сделать его. После некоторого сопротивления Лю Янь, не желая начинать внутреннего конфликта, согласился с этим решением, и весной 23 года Лю Сюань был провозглашён императором восстановленной династии Хань под именем Гэнши-ди, а Ван Куан, Ван Фэн, Чжу Вэй, Лю Янь и Чэнь Му стали высшими государственными чиновниками нового режима.

Битва при Куньяне

Узурпатор Ван Ман решил сокрушить повстанцев раз и навсегда, и отправил против них армию под командованием своего двоюродного брата Ван И (王邑) и главного министра Ван Сюня (王尋). Силы Хань в тот момент были разделены на две части — одна, во главе с Лю Янем, осаждала Ваньчэн, тогда как вторая, во главе с Ван Фэном, Ван Чаном и Лю Сю, по мере приближения противника отступила к городку Куньян (昆陽, в совр. уезде Есянь, Хэнань).

Повстанцы в Куньяне сперва намеревались рассеяться, но Лю Сю убедил их принять план, по которому следовало защищать город, одновременно собирая силы в окрестностях для внезапного удара по армии Синь с тыла. План удался, Лю Сю привел достаточно войск и извне напал на осаждавшую город армию. Ван И и Ван Сюнь повели против нападавших 10-тыс. отряд, приказав остальной армии оставаться на позициях. В бою Лю Сю убил Ван Сюня. После этого повстанцы из города вырвались наружу и атаковали другие правительственные подразделения. Гораздо более многочисленные силы Синь потерпели сокрушительное поражение. Большинство выживших дезертировали и разошлись по домам, Ван И смог собрать лишь несколько тысяч солдат, и вместе с ними вернулся в Лоян.

После того, как новости о сражении разнеслись по империи, везде начались новые восстания, люди убивали местных чиновников и объявляли о своей верности империи Хань. Империя Синь развалилась в течение месяца.

Внутренняя борьба между Лю. Конец Ван Мана

В это же время Лю Янь захватил Ваньчэн. Император Гэнши вошел в город и сделал его своей временной столицей.

Многие последователи Лю Яня были недовольны тем, что императором стал Лю Сюань, а не он. Император арестовал одного из них — Лю Цзи — и казнил, а когда Лю Янь попытался вмешаться — казнил и его. Однако, чтобы загладить чувство вины за этот поступок, он дал Лю Сю титул «Усиньский хоу» (武信侯).

После этого две ханьские армии предприняли генеральное наступление против синьских войск: армия под руководством Шэньту Цзяня двинулась на Лоян, а армия Ли Суна — на Чанъань. С приближением ханьских войск население Чанъаня восстало; Ван Ман был убит в бою, а его тело было разорвано на куски победителями.

Новые раздоры

Бывшие лидеры люйлиньских войск заняли высокие должности при новом режиме, однако быстро выявилось, что большинство из них не соответствовали требованиям, предъявляемым к занимающим эти посты, и не могли решать стоящие перед ними задачи. Против императора восстали группировки «краснобровых», а Лю Синь объявил себя императором Восточной династии Хань. Ряд люйлиньских лидеров, включая Чжан Ана, Ляо Чжаня, Ху Иня, Шэньту Цзяня и Вэй Сяо, решили похитить западноханьского императора Лю Сюаня и бежать на родину в Наньянский округ, но их заговор был раскрыт, а большинство из них — казнены. Тем не менее Чжан Ану удалось занять большую часть столичного города Чанъань, вынудив Лю Сюаня бежать. Лю Сюань без всяких на то оснований решил, что Ван Куан, Чэнь Му и Чэн Дань состоят в сговоре с Чжан Аном, и казнил Чэнь Му и Чэн Даня; Ван Куану удалось спастись и ему пришлось на самом деле присоединиться к Чжан Ану.

В итоге те люйлиньские лидеры, кто был с Чжан Аном, соединились с «краснобровыми», и сгинули в неизвестности. Те, кто изначально был лоялен Лю Синю, присоединились к нему, но высоких должностей не получили.


Напишите отзыв о статье "Войска горы Люйлинь"

Отрывок, характеризующий Войска горы Люйлинь

Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.