Войтович, Базили
| Базили Войтович | |
 Базили Войтович. 1979 год |
Базили Войтович (польск. Bazyli Wojtowicz; 2 апреля 1899, Чëрнореки (ныне Подкарпатского воеводства, Польши) — 3 апреля 1985, Познань) — польский скульптор, педагог.
Биография
В 1923 году начал учиться искусству скульптуры в Варшаве под руководством Генрика Куна. Продолжил обучение в столичной Школе прикладных искусств у профессора скульптуры Яна Щепковского. С 1925 — студент варшавской Академии изящных искусств. Ученик Тадеуша Бреера.
С 1936 года вëл мастерскую декоративной, позже с 1938 — мастерскую монументальной скульптуры в государственной Школе декоративного искусства и художественного промысла в Познани. В 1956 году — экстраординарный профессор.
Воспитал ряд известных польских скульпторов.
Творчество
Автор ряда монументальных скульптур, скульптурных портретов. Ещë будучи студентом, участвовал в конкурсах на создание памятников, занимая высокие местах. Достиг пика своего творчества, создав памятник Адаму Мицкевичу перед университетом в Познани, о котором выдающийся польский учëный и требовательный искусствовед профессор Здислав Кепинский сказал, «что это, вероятно, лучший из возведенных за всë время памятников поэту в Польше»[1]
Избранные работы
- Памятник Адаму Мицкевичу в Познани (1960)
- Скульптура «Ника» в парке «Цитадель» в Познани
- скульптурный портрет Циприана Норвида (1929)
- Скульптура «Лучница» (Олимпийские игры в Берлине, 1936)
- скульптурный портрет жены и др.
Напишите отзыв о статье "Войтович, Базили"
Примечания
- ↑ [www.poznan.pl/mim/wydano/publikacje.html?co=print&p=37&pu_id=2487 Profesor Bazyli Wojtowicz i jego uczniowie : (katalog wystawy)] ISBN 83-918425-2-5
Литература
- TWÓRCZOŚĆ BAZYLEGO WOJTOWICZA. WYSTAWA JUBILEUSZOWA NA 80 URODZINY. Muzeum Narodowe w Poznaniu. 1979
Отрывок, характеризующий Войтович, Базили
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
