Войцеховский, Адольф Доминикович

Адольф Доминикович Войцеховский
матрос 1-й статьи А. Д. Войцеховский
Дата рождения	12 марта 1875(1875-03-12)
Место рождения	село Погорелое, Полонская волость, Новоград-Волынский уезд, Волынская губерния, Российская империя (ныне село Озерянка, Барановский район, Житомирская область, Украина)
Дата смерти	25 октября 1956(1956-10-25) (81 год)
Место смерти	Славута, Хмельницкая область, Украина
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР (УССР) СССР СССР
Род войск	Русский императорский флот
Годы службы	1900—1905, 1916—1917
Звание	Матрос 1-й статьи
Часть	крейсер «Варяг» броненосец «Потёмкин» 53-й пехотный Волынский полк
Сражения/войны	Русско-японская война Бой у Чемульпо Восстание на броненосце «Потёмкин» Первая мировая война Великая Отечественная война (трудовой фронт)
Награды и премии

Адо́льф Доми́никович Во́йцеховский (12 марта 1875 — 25 октября 1956) — матрос знаменитого крейсера «Варяг» Русского императорского флота, вестовой командира крейсера В. Ф. Руднева, участник боя у Чемульпо во время русско-японской войны.

В 1905 году, проходя службу на броненосце «Потёмкин», участвовал в восстании.

Биография

Родился в крестьянской семье вдалеке от моря. Закончил один класс церковно-приходской школы. Отец больше думал о том, чтобы дети умели ходить за плугом, косить, плотничать… Под впечатлением рассказов дяди, в 1896 году уезжает в Одессу и устраивается юнгой к дяде на корабль, капитану торгового судна Дмитрию Войцеховскому.

В 1900 году возвращается в родное село для прохождения военной комиссии и призывается на флот. Вскоре был зачислен в экипаж на крейсер «Варяг».

27 января 1904 года участвовал в бою у Чемульпо наводчиком орудия. После боя, по прибытию на рейд, командиром крейсера В. Ф. Рудневым был назначен вестовым в связи с ранением Тихона Прокофьевича Чибисова. Спас машиниста Крылова Степана Давыдовича. Одним из последних покинул крейсер.

За бой при Чемульпо наряду с другими нижними чинами был награждён Георгиевским крестом 4 степени № 97920 и медалью «За бой „Варяга“ и „Корейца“».

Из Либавы Адольфа Доминиковича направили на Черноморский флот, а в Севастополе его зачислили в команду эскадренного броненосца «Князь Потёмкин-Таврический». Там он познакомился с земляком Григорием Никитичем Вакуленчуком и подружился с ним. После восстания и гибели Григория, в числе двенадцати матросов присутствовал на похоронах 16 июня 1905 года в Одессе.

25 июня 1905 года, после схода с корабля в порту Констанца, уезжает в Галац.

За участие в восстании был лишён наград и, как и весь экипаж броненосца, подлежал задержанию, обыску и препровождению в Севастополь в распоряжение Военного прокурора; этот список департаментом полиции был разослан по всем губерниям. Преследуемый царским правительством, двенадцать лет пришлось скрываться в Румынии вместе с командой броненосца.

В 1916 году, когда русские войска вступили на территорию Румынии, матрос добровольцем вступил в 53-й пехотный Волынский полк, где был назначен в артиллерийский расчет наводчиком. На Родину, в Севастополь, возвратился из Румынии лишь в мае 1917 года. По состоянию здоровья оставил службу на флоте и уехал в родное село.

Вернувшись в Погорелое, никого из семьи не застал: отец с матерью умерли, братья и сестры разъехались в поисках лучшей жизни; так из семи братьев и шести сестёр он остался один в родном селе. В селе его избрали председателем комитета бедноты, позднее организовал сельскохозяйственную артель имени Тараса Шевченко. Затем переехал в село под Шепетовкой, где жил до 1943 года.

В 1943 году в Шепетовское отделение гестапо поступил донос «на причастность к партизанам», по которому его арестовали и повезли к коменданту. По дороге Адольфу Доминиковичу удалось сбежать от конвоиров и скрываться вплоть до 1944 года в Славуте, пока войска 1-го Украинского фронта не освободили город.

Известность к Адольфу Доминиковичу пришла после того, как 19 апреля 1944 года в доме Адольфа Доминиковича разместился на ночлег корреспондент журнала «Военный вестник» подполковник Иван Ильич Пономарёв, прибывший в Славуту, где размещался штаб и политуправление фронта. Летом 1946 года И. И. Пономарёв, по воспоминаниям Адольфа Доминиковича, пишет очерк «Быль о „Варяге“», который опубликовала «Комсомольская правда» 30 июня 1946 года. Редакция газеты «Комсомольская правда» приглашает Адольфа Доминиковича в Москву, где ему оказывают сердечный прием. После этого последовали выступления по радио в «краснофлотском часе», на собраниях, вступление в комсомол, приёмы у высокопоставленных руководителей:

• 12 июля 1946 года выступления по радио в «краснофлотском часе».
• 13 июля 1946 года был на приеме у Главкома ВМФ адмирала флота СССР Н. Г. Кузнецова, который по завершении беседы вручил Адольфу Доминиковичу медаль «За победу над Японией» и разрешил носить постоянно морскую форму.
• 15 июля 1946 года был в Колонном зале Дома Союзов на вечере выпускников школы рабочей молодежи.
• 19 июля 1946 года был на приеме у Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н. М. Шверника.
• 20 июля 1946 года в клубе завода «Серп и Молот» был на встрече с молодежью (подробнее — в книге И. И. Пономарёва «Судьбы героев», Мурманское книжное издательство, 1961).

26 августа 1946 года Адольф Доминикович возвращается в Славуту. В 1948 году вместе с бывшими матросами крейсера «Варяг» — Степаном Давыдовичем Крыловым, Кузьмой Васильевичем Хватковым, Тихоном Прокофьевичем Чибисовым и Иваном Ефимовичем Капленковым отдыхал в подмосковном санатории.

18 ноября 1948 года в деревне Савино Тульской области матросы с «Варяга» возложили венок на могилу своего командира В. Ф. Руднева.

В августе 1949 года Адольф Доминикович приехал в Одессу. Он побывал в гостях у моряков китобойной флотилии «Слава», у курсантов мореходного училища, выступал с воспоминаниями в Зелёном театре. Побывал на могиле друга Григория Вакуленчука.

В июле 1950 года был в гостях на Балтийском флоте.

8 февраля 1954 года Адольф Доминикович был на вечере, посвященному 50-летию со дня героического подвига моряков крейсера «Варяг», который проходил в Центральном Доме Советской Армии. Все матросы крейсера были награждены медалями «За отвагу» (Указ президиума Верховного Совета СССР № 54 от 08.02.1954 г.)

25 июня 1955 года в Центральном Доме Советской Армии состоялось открытие юбилейного торжества в ознаменование 50-летия восстания на «Потёмкине». В торжественной обстановке матросы броненосца «Потёмкин» были награждены орденами, в частности Адольф Доминикович награждён орденом Красной Звезды (Указ президиума Верховного Совета СССР от 20.07.1955 г.)

25 октября 1956 года, проживавший в городе Славута по ул. Мануильского 59, матрос крейсера «Варяг» и броненосца «Потёмкин» на 81-м году ушёл из жизни и с почестями предан земле.

Память

• В 2012 году на могиле А. Д. Войцеховского в городе Славута восстановлен памятник.

Интересные факты

• В 2004 году Георгиевский крест № 97920 и медали Российской империи, принадлежавшие Войцеховскому А. Д., куплены на аукционе за 19500 долларов (лот 59).

Галерея

• Adolf Wojciechowski.jpg

  Войцеховский А. Д. (1905г.)

• A.D.Voycexovskiy.tif

  A. Д. Войцеховский

Литература

1. Мельников В. Крейсер «Варяг». — Ленинград: Издательство «Судостроение», 1983. с. 270. — URL: [bookre.org/reader?file=783042&pg=272 ссылка]
2. Журнал «Военное обозрение» от 13 декабря 2012 «Крейсер „Варяг“. После бала…» Автор Скоморохов Роман. — URL: [topwar.ru/21993-kreyser-varyag-posle-bala.html ссылка]
3. Пономарёв И. Быль о «Варяге». — Владивосток: Дальневосточное книжное издательство, 1972. — URL: [militera.lib.ru/h/ponomaryov_ii01/index.html Военная история]
4. Пономарёв И. Герои «Потёмкина». — Москва: Военное издательство, 1955
5. Пономарёв И. «Судьбы героев». — Мурманск: Мурманское книжное издательство, 1961
6. Пономарёв И. «В поисках героев — моряков». — Записки журналиста. Краснодар: Книжное изд, 1968

Ссылки

• [bookre.org/reader?file=1475479&pg=1 Пономарёв И. «Судьбы героев». — Мурманск: Мурманское книжное издательство, 1961]
• [old.redstar.ru/2005/11/19_11/5_03.html «Красная Звезда» 29.11.2005 г.]
• [board.homepaper.com.ua/viewtopic.php?f=13&t=134 Празднование Дня ВМФ в Славуте]
• [ic.pics.livejournal.com/ganelon_3951/38993676/70347/70347_original.jpg Георгиевские кавалеры]
• [www.fund.cruiservaryag.ru/history/index.wbp?doc_id=01e62f9b-b968-4375-b931-208cb1f5006e&root_id=6a8a5967-5849-4f3d-8c9a-44fcc8f37361 Благотворительный фонд "Крейсер «Варяг»]
• [militera.lib.ru/h/gavrilov_bi/index.html Гаврилов Б. «В борьбе за свободу: Восстание на броненосце „Потёмкин“»]

Отрывок, характеризующий Войцеховский, Адольф Доминикович

Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.