Войцеховский, Николай Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Войцеховский Николай Владимирович
Имя при рождении:

Войцеховский Николай Владиславович

Род деятельности:

врач акушер-гинеколог, доктор медицины, офицер Русской армии

Дата рождения:

30 марта 1874(1874-03-30)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Гражданство:

Российская империя Российская империя, СССР СССР

Дата смерти:

27 сентября 1933(1933-09-27) (59 лет)

Место смерти:

Краснодар

Отец:

Владислав Осипович Войцеховский

Мать:

Мария Федоровна Гаас-Кобызева

Супруга:

Людмила Васильевна Ковалева

Дети:

Владимир, Михаил

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Николай Владимирович Войцеховский (1874, Российская империя, Санкт-Петербург — 1933, Краснодар, СССР) — профессор, военный врач, физиолог, акушер-гинеколог, офицер Русской армии. Награждён несколькими орденами и медалями Российской Империи. Из дворян Петербургской губернии.

Окончил Кронштадтское военное училище а затем в 1899 году Императорскую Военно-Медицинскую Академию (Военно-медицинская академия им. С. М. Кирова). Ученик Ивана Павлова, стажировался в клиниках Берлина и Вены, вёл научные исследования в лаборатории выдающегося физиолога В. М. Бехтерева. В 1909 году защитил докторскую диссертацию в Петербурге. Руководил госпиталем во время войны на Дальнем Востоке в 1904—1905 годах (Русско-японская война) и госпиталем в Двинске (Двинская крепость, Латвия) в годы Первой Мировой войны.

Был одним из пионеров буерного спорта в Петербурге.

После революции 1917 года проф. Войцеховский был одним из организаторов здравоохранения на Украине. Исполнял обязанности наркома здравоохранения, но в партию вступать отказался, несмотря на личные уговоры Фрунзе, и был вынужден уехать на Кубань, поближе к родным супруги. Был одним из основателей Кубанского Медицинского Института, КМИ (Кубанский государственный медицинский университет), основатель и первый директор Краснодарского родильного дома. В КМИ работал вместе с профессорами Михаилом Дитерихсом и Дмитрием Оттом[1].

В Краснодаре проживал в «профессорском доме» на улице Шаумяна и был одним из его архитекторов и строителей. Вел домашний прием и по воспоминаниям тех лет, на прием к профессору Войцеховскому приезжали со всех уголков Кубани и в дни приема на улице стояла длинная вереница экипажей с ожидающими пациентками.

Похоронен на Всехсвятском кладбище в Краснодаре.



Семья

Отец: Войцеховский, Владислав Осипович (1833, Варшава, Российская империя — 1877, Санкт-Петербург, Российская империя), Статский советник, Обер-Секретарь Правительствующего Сената Российской Империи. По Высочайшему разрешению, новорожденого сына Николая в 1874 году крестили в церкви Зимнего дворца (запись в церковной книге номер 19, Зимний дворец). Мать: Мария Федоровна Хаас или Гааз (в оригинале Haass), возможная родственница доктора Федора Петровича Гааза.

Супруга: Людмила Васильевна Ковалёва (1888, Таганрог, Российская империя — 1974, Рига, СССР), донская казачка. Венчались в Санкт-Петербурге. Свободно владела английским языком, до революции работала в «Мюр и Мерилиз» (после национализации магазина 1918 году помогала его последнему владельцу). Овдовев зарабатывала преподаванием английского языка.

Сыновья: Оба выпускники КМИ. Михаил Николаевич Войцеховский (1926, Краснодар — 2000, Рига), выдающийся врач, хирург-уролог, ветеран Великой Отечественной войны и участник Сталинградской битвы. Одновременно с братом служил в Черноморском флоте. После войны на протяжении многих лет заведовал отделением в Первой городской больнице г. Риги.; Владимир Николаевич Войцеховский (1917, Москва — 2004, Рига), врач, ветеран Великой Отечественной войны и участник десантной операции на Малой Земле, конструктор первого автомобиля скорой помощи на базе микроавтобуса РАФ и участник исторического автопробега [www.vokrugsveta.ru/vs/article/5645/ Лиепая-Владивосток].

Внуки и Правнуки: Войцеховский, Юрий Михайлович, финансист и общественный деятель; Войцеховская Людмила Михайловна, врач (Dr. Ludmila Voicehovska); Войцеховский Владимир Владимирович (Dr. Vladimirs Voicehovskis), врач, преподаватель. Четверо правнучек и трое правнуков. Потомки профессора проживают в Москве, в Риге и в Лондоне.

Сестра: Александра Войцеховская, её супруг Свиягин, Николай Сергеевич.

Сводная сестра: Юлия Гааз (Julia Haass).

Напишите отзыв о статье "Войцеховский, Николай Владимирович"

Примечания

  1. [funeral-spb.narod.ru/necropols/novodev/tombs/ott/ott.html ОТТ Дмитрий Оскарович (1855—1929)][нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Ссылки

  • www.ksma.ru/kafedry/akusherstvo/
  • www.lvkgmu.ru/kgmu2.html

Отрывок, характеризующий Войцеховский, Николай Владимирович

– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.