Войшвил
| Патирг Кейстутович | ||
| ||
|---|---|---|
| 1348 — 1365 | ||
| Предшественник: | Кейстут | |
| Преемник: | Витовт | |
| Рождение: | около 1339 | |
| Смерть: | после 1365 | |
| Род: | Гедиминовичи | |
| Отец: | Кейстут | |
| Мать: | Бирута | |
Патирг-Патрикей (по другим данным — Войшвил) (ок. 1339 — после 1365) — князь гродненский (ок. 1348 — ок. 1365), старший сын князя трокского Кейстута (1337—1382), внук великого князя литовского Гедимина (1316—1341).
Биография
В 1340-х годах Патирг получил во владение Гродненскую землю от своего отца Кейстута Гедиминовича. В августе 1353 года он участвовал в военном походе литовских князей Ольгерда и Кейстута на прусские владения в ответ на опустошение тевтонскими рыцарями-крестоносцами Жемайтии[1]. Разделившись на четыре отряда, литовцы опустошили области Лабиау, Шаакен, Повунден и Каймен. Все не успевшие укрыться в замках мужчины были убиты, женщины и дети захвачены в плен. Добычей послужили и стада домашнего скота. Отряд, во главе которого стоял князь Патирг, захватил 400 пленников и вел их вдоль р. Лабы. Навстречу ему из Лабиау двинулся комтур Хеннинг Шиндекопф. Внезапно из засады он напал на литовцев. Князь решил прорваться к заливу, но, преследуемый комтуром, попал в топь, лишь слегка схваченную льдом. В этом болоте утонула большая часть людей и коней. Оставшихся в живых воинов Шиндекопф атаковал с тыла. Князь с остатками своего отряда пробился к Лабе, но, попав на хрупкий лед, провалился в воду. По орденским источникам, погибло до 1500 литовцев. Самого князя вытащили из воды и взяли в плен. Вскоре Шиндекопф освободил его и отправил «в качестве бесценного подарка» к отцу, не потребовав выкупа.
Когда Патирг возвращался из плена домой, то увидел тело некого знатного литовского рыцаря, который также, как и он, попал в плен к крестоносцам, но был замучен с особой жестокостью. Потрясенный Патирг обратился к сопровождавшим его воинам-крестоносцам с просьбой разрешить похоронить убитого, после чего сжег тело на костре, как этого и требовал старый языческий обычай.
В августе 1358 года гродненский князь Патирг провел в Гродно успешные переговоры с посольством мазовецких князей об установлении общей границы.
В марте 1360 года литовское войско потерпело новое поражение от тевтонских рыцарей. Князь Кейстут безуспешно пытался остановить отступающих и был взят в плен. Его сын Патирг бросился спасти отца, но был сбит с коня и спасся бегством[2].
В 1365 году тевтонские крестоносцы организовали два крестовых похода на Великое княжество Литовское[2]. Один из походов — в направлении Гродно — возглавил немецкий аристократ Ульрих фон Хатнов[2]. В этом походе участвовали английские и шотландские рыцари[2].
Обороной города руководил князь Патирг Кейстутович[3]. Не имея сил для отражения противника, Патирг отправил навстречу крестоносцам церковную процессию с крестами и хоругвями[3]. Иноземные рыцари не знали местных обычаев и растерялись[3]. Они собирались воевать с язычниками, а вместо этого увидели христианскую атрибутику[3]. После этого крестоносцы повернули обратно[3].
Вскоре Кейстут узнал, что Патирг тоже был замешан в заговоре своего брата Бутовта и, вместо награды, перевел сына из Гродно на восточную границу Литвы, где тот вскоре был убит татарами[3].
Некоторые исследователи отождествляют Патирга с другим сыном Кейстута, Войшвилом.
Напишите отзыв о статье "Войшвил"
Примечания
- ↑ «Всемирная история» в 24 томах, том 9, Минск, Современный литератор", 1999 г. ISBN 985-456-297-2, с. 548
- ↑ 1 2 3 4 «Всемирная история» в 24 томах, том 9, Минск, Современный литератор", 1999 г. ISBN 985-456-297-2, с. 553
- ↑ 1 2 3 4 5 6 «Всемирная история» в 24 томах, том 9, Минск, Современный литератор", 1999 г. ISBN 985-456-297-2, с. 554
Источники
- «Всемирная история»: в 24 томах, том 9, Начало возрождения. — Минск; Современный литератор", 1999.- 592 с. ISBN 985-456-297-2
Отрывок, характеризующий Войшвил
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
