Вокализ (Рахманинов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вокализ, опус 34, № 14 — произведение Сергея Рахманинова, опубликованное в 1912 году как последняя из его «Четырнадцати песен, опус 34». Написанная для голоса (сопрано или тенора) с фортепианным аккомпанементом, она не содержит слов, а поётся на одном гласном звуке (на выбор исполнителя). Песня была посвящена Антонине Неждановой.





Диапазон

Несмотря на то, что в оригинальной публикации указывается, что песня может исполняться как сопрано, так и тенором, чаще всего выбирается именно сопрано. Как и многие другие музыкальные произведения, песня была транспонирована в множество других тональностей, что позволяет исполнителю выбирать наиболее подходящий для его голоса вариант. Исполнение песни тенором производится на октаву ниже, чем исполнение сопрано.

Аранжировки

В скобках указаны авторы аранжировок.

Для оркестра

Для камерного ансамбля

Для фортепиано и другого, солирующего инструмента

Для одиночного инструмента

Другие

Напишите отзыв о статье "Вокализ (Рахманинов)"

Ссылки

  • [www.senar.ru/music/notes/#vc-r34 Ноты] «Вокализа» (для голоса, а также в авторских обработках)
  • [www.senar.ru/records/?play=Rachmaninov-arr_Vocalise-orchestra Аудиозапись] «Вокализа» в обработке для оркестра (дирижирует автор)
  • [sites.google.com/site/messagingtoeti/Home/theremin-s-melodies Аудиозаписи] "Вокализа" и других произведений, отправленных к звёздам во время 1-го Терменвокс-концерта для других цивилизаций, см. Детское послание

Отрывок, характеризующий Вокализ (Рахманинов)

– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.